– Но жизнь без связи с родными, со своими корнями… без души, по сути! Разве она приводит к чему-то хорошему?
– На Западе даже участились разводы! – воскликнул Давид, в упор его не слыша. Во рту пересохло от такой несдержанности. – Ты ведь наверняка знаешь о скандальном деле Эффи Грей и Джона Рескина?
– А чего это тебя стали интересовать разводы? – хрипло переспросил юноша, так и не поборов смущение.
– Просто к слову пришлось, – небрежно отмахнулся брат и еле заметно встряхнул головой. Уж не для того ли, чтобы поскорее сбросить с себя излишнюю мечтательность? – Лишь надеюсь, что тебя эта практика никогда не коснётся.
Шалико что-то резануло по самому больному, а по телу побежали мурашки. Нехорошее предчувствие заглушило все остальные переживания, и он с трудом перевёл дух, боясь услышать подтверждение своих самых страшных опасений.
– О чём ты говоришь, дзма?
– Сосо, – усмехнулся Давид и хитро подмигнул. – Сегодня вечером Георгий Шакроевич и Нино должны приехать к нам под каким-то предлогом. Ты не знал? Всё давно оговорено. Он должен сделать ей предложение.
– Что?!
Ответная реакция не заставила себя долго ждать. Молодой князь только закончил говорить, а младший уже поднялся с места, будто ошпаренный, и так и застыл, трясясь от переполнявших чувств. Лейб-гвардеец с улыбкой наблюдал за тем, как его трогательный младший братец пунцово краснел и всё сжимал кулаки, будто представлял в своей маленькой умной головушке что-то волнительное. Порой богатая, развитая фантазия может накликать беду!.. Потом он, похоже, совсем себя извёл, нахмурил лоб и, решительно посмотрев на дверь, покинул комнату, так и не объяснив ничего брату.
Плохо скрывая растроганную улыбку, он неторопливо вышел из своей спальни и ясно услышал на лестнице, как хлопнула входная дверь на первом этаже.
– Матерь Божья! – ахнула несчастная maman. – Куда же ты такой запылённый, дорогой?
Матери Шалико, конечно же, не ответил, но Давид, который чуточку приукрасил реальность, оказался даже рад этому. Вдруг она нечаянно проболтается, что никакого визита на самом деле не планировалось?
«Лучше так. Пока ещё не поздно! – сладостно и одновременно горько подумалось дзме. – Зато не будут, как мы с Саломе!»
***
Забот у Георгия Шакроевича не убавилось. Конечно, на днях случилось и одно довольно радостное происшествие, но даже оно не перекрывало тревог, которые всё ещё вызывала в нём судьба Тины. Тот скандал, случившийся в злосчастных театральных стенах – театры он терпеть не мог именно из-за воспоминаний о Татьяне, – до сих пор терзал его совесть. Как же Тина плакала, увидев его тогда у матери в гримёрной!.. Сколько же боли и отчаяния читалось в её больших небесных глазах! Он никогда не простит себе того, что стал причиной этих слёз. Он не хотел признавать этого, но бывшая любовница, безусловно, подметила всё правильно. Их несчастной дочери так мало счастья выпало в этой жизни. Разве мог он лишать её даже тех крох, что у неё ещё остались?
Да, ему придётся перешагнуть через себя и свои идеалы (дед Бадри этого точно бы не одобрил!), но какое эти идеалы имели значение, если, соблюдая их, он обрекал на муки собственного ребёнка? Разве уже это не шло вразрез с тем, чему его всегда учили?
Георгий ещё раз тяжело вздохнул. Чтобы загладить вину перед дочерью, он пошёл ещё на одну, совершенно сумасбродную задумку, узнай о которой, все почтенные грузинские мужи засомневались бы в его здравомыслии. Но она ведь так давно об этом мечтала!.. Вай-вай, сколько грязи от них, сколько болячек… да и у ног шевелится, всё никак не угомонится! Хорошо хоть, не тявкает.
– Papa, вы звали меня? – кротко позвала Тина, присев перед отцом в реверансе. Она сделалась вежливой и почтительной, но глаза отводила, наверняка всё ещё не простив ему тех слов, что он кинул в запале ссоры. Выдать замуж за первого встречного? Сбыть с рук поскорее и заняться уже Нино? А ведь она на самом деле могла в это поверить!..
– Чемо карго, присядь, – ласково улыбнулся старый князь. – Я хочу поговорить с тобой по душам.
Княжна повиновалась и безмолвно опустилась на стул напротив. Лицом она всё ещё была бледна, хотя grippe, по словам Матвея Иосифовича, уже миновал. Георгий с нежностью оглядел её хрупкий, худенький стан, сложенные на коленках белые руки, светлые локоны и розовый, немного болезненный румянец на щеках. Ах!.. Если Саломея и Нино – и он знал это наверняка – как-нибудь прожили бы и без него, то Тина!.. Он боялся даже думать об этом всерьёз.
– Ты знаешь, что тот случай, когда я виделся с твоей матерью…
– Папенька, – еле слышно перебила она его и бессильно зажмурилась. Боже мой, какой безжизненной она выглядела!.. Это что же он с ней сделал?
– Выслушай меня, пожалуйста.
Она коротко кивнула, впервые за то утро подняла на него затравленный взор и тотчас же опустила. Какие мешки! Неужели проплакала в подушку те несколько дней, что не выходила из своей спальни?
– Я думал, что поступлю в твоих же интересах, если разлучу вас с Татьяной Анатольевной. Но теперь вижу, что я серьёзно по этому поводу ошибался.
Выражение её лица резко поменялось, как только он закончил говорить. Не ожидая от этого разговора ничего хорошего, она неожиданно посмотрела на отца так радостно, что Георгий сам не сдержался от улыбки.
– Я разрешу тебе видеться с твоей матерью, – проговорил он тихо, растягивая каждое слово, – но только с условием, что ты будешь докладывать мне обо всём.
Вдруг старый князь спохватился, вспомнив и об остальных своих отпрысках:
– И, калишвили, я очень тебя прошу! Не рассказывай ни о чём брату и сёстрам. Пусть это будет только наша с тобой тайна.
– Конечно, папенька! – горячо заверила его княжна, широко распахнув свои бездонные голубые глаза. Как они теперь сияли, как горели! – Как скажете.
– Когда, куда и зачем. – Георгий стал загибать пальцы. – Мне всё надобно знать. Несмотря на то что эта женщина – твоя мать, уважать я её больше от этого не стал. Я не позволю, чтобы она заражала тебя пагубными пристрастиями.
– О, нет, уверяю вас! – Она воспротивилась этой мысли с наивностью, свойственной только самым невинным барышням. – Татьяна Анатольевна ничем плохим не занимается.
– Ну, – со вздохом остановил её отец, вытянув вперёд руку. – Можешь считать так дальше. Это твоё право. Я же в это не поверю никогда…
Тина осеклась, заметив снисходительную и даже насмешливую улыбку на лице Георгия. Ах, отец и правда был даже чрезмерным патриотом!..
– Спасибо вам, – прошептала она с трогательной хрипотцой в голосе, будто вот-вот расплачется. – Спасибо вам огромное, папенька! Я так вас люблю!..
Старый князь не успел моргнуть, а калишвили уже обошла стол стороной и крепко обняла его за шею, а затем ещё и поцеловала в щёчку, заливисто смеясь. Никак не ожидая столь бурных проявлений радости, он покачнулся на стуле и задел ногой злосчастный мешок. Его содержимое, которому Тина, судя по всему, нечаянно отдавила хвост, громко залаяло в знак протеста.
Княжна схватилась за сердце и сразу же отскочила в сторону, округлив и без того огромные глаза. Георгий посмеялся её реакции и, не видя больше смысла скрывать свой подарок, просто достал его из мешка.
– Старик Циклаури точно скажет, что я сошёл с ума! – брезгливо проворчал papa, поддерживая за грудки золотистого кокер-спаниеля – точь-в-точь как у английской королевы Виктории. – А Чавчавадзе и Орбелиани к нам и вовсе приезжать перестанут! Ты же знаешь, как горцы не любят держать в доме животных…
– Гмерто чемо, papa! – обомлела дочка, забирая своего питомца на руки. Недолго думая, тот сразу же лизнул хозяйку в щёку и в нос, чем вызвал тихий ужас её отца. – Я назову его Шота, в честь Руставели.
– Вай-вай! – возмутился старый горец и отвернулся, чтобы не нервироваться лишний раз. – Ты сейчас ещё чем-то от него заразишься! Только же выздоровела!
Тина звучно рассмеялась, и Георгий, несмотря на все свои причитания, бесконечно обрадовался этому в глубине души. Прошло пару минут, пока девушка гладила Шоту по непослушной шевелюре и пару раз почесала ему за ушком. После этого маленький спаниель отдал своё бесхитростное сердце хозяйке, а она, в свою очередь, безоговорочно влюбилась в него.
