Георгий встал из-за стола и, обладая природным тактом, взялся за стакан с вином:

– Ну что ж… Здорово, что приехали, дзма! Предлагаю тост!.. С добром свиделись…

Тост затянулся и затронул родные горные вершины, традиции по созданию семьи, братскую и родственную любовь. В тот момент, когда к столу присоединился Шалико, выпили ещё по одному стакану за здравие сыновей и их будущих жён, за их крепкие и сильные плечи, чтобы они не сгибались под тяжестью обстоятельств, и ещё за многое другое.

– Ну, так. – Поставив стакан обратно на скатерть, Торнике шумно вздохнул и требовательно посмотрел на брата. – Всё пустое. Лучше скажи: нет ли у вас на примете хорошей девушки? Очень уж нам надо…

Пето хмыкнул в смоляные усы, перехватив испуганный взгляд тестя. Георгий Шакроевич сделал вид, что не понял намёка, и продолжал бы делать это до победного конца, если бы Константин Сосоевич не спутал ему все карты.

– Помилуй бог, есть, конечно! – Старый князь схватил друга за плечи и прижал его к себе, широко улыбаясь. – Даже две! У Георгия Шакроевича очаровательные незамужние дочери: Валентина и Нино.

– Есть ещё и старшая, – льстиво улыбнулся Пето. Он от души потешился, когда увидел, как тесть и сыновья Константина напряглись при упоминании девушек. – Но, простите, она уже замужем.

Торнике Сосоевич звучно хмыкнул, оценив эту шутку по достоинству. Шалико и Давид настороженно переглянулись, а Сосо забормотал, слегка сощурившись:

– Валентина… старшая, ведь так?

– Да, между ней и Нино полтора года разницы.

– Я наслышан о ней. Она хорошенькая и прекрасно воспитана, но…

– Но? – удивлённо спросил Георгий.

– Каков в этом толк, если она больна? – Парень непринуждённо пожал плечами. – При всём уважении к вам, Георгий Шакроевич, мне не нужна немощная невеста. Как она мне наследников рожать будет? А вдруг они тоже будут болезненные?

Старый князь сжал кулаки под столом, и даже Пето почувствовал себя неловко за Тину. Братья Циклаури насупились, а Давид ненавязчиво отдавил кузену ногу, чтобы тот лучше следил за языком. Однако этого не случилось:

– Но вот Нино… – неприлично хихикнул Сосо и широко улыбнулся отцу. – Кажется, я видел её однажды… какая неугомонная маленькая птичка эта ваша княжна… Она и сейчас такая?

Юноша обернулся к Шалико и наткнулся на его колючий, недружелюбный взгляд на словах про «маленькую и неугомонную». Сосо поспорил бы на деньги, что разглядел в этом взгляде жгучую ревность, которую обычно замечал в глазах мужей тех женщин, с которыми крутил романы. Но, право слово, не показалось ли ему?.. Их маленький cousin способен на столь сильные, собственнические чувства?

– Боюсь, это невозможно, дзма, – заговорил Шалико, чем вызвал снисходительную улыбку на лице кузена.

– Это ещё почему? Разве младшая княжна Джавашвили помолвлена? – заспорил Сосо, не отказав себе в столь маленькой шалости, но младший брат пропустил мимо ушей его колкость и невозмутимо продолжил:

– Ты сам ответил на свой вопрос. Нино – младшая княжна. Она не может выйти замуж в обход старшей.

Георгий Шакроевич улыбнулся уголками губ, любовно посмотрев на младшего князя. Видел бог, эта затея ему не нравилась, но он не имел права выразить своё отвращение ни Сосо, ни его отцу, иначе рисковал вконец разорвать отношения с Константином. Если сейчас он откажется отдавать в дом Торнике свою дочь, то Константин может принять это оскорбление на свой счёт и тогда… конец их многолетней дружбе. Ради того, чтобы сохранить её, Георгию приходилось помалкивать, стиснув зубы. Но, право слово… не для того он столько лет оберегал, холил и лелеял младшую дочь, чтобы выдать её за такого бабника и тунеядца, каких только поискать! Он и так с трудом терпел слёзы Саломеи – во второй раз его сердце такого просто не выдержит! В глубине души старый князь уже сейчас мечтал отдать Нино за Шалико, иначе просто не позволил бы им дружить так крепко. Ах, как же не вовремя этот Сосо! И ещё Лизонька Вержбицкая, дочь императорского егермейстера… вай ме, вай!

– О, милый племянник, не будь так наивен! – махнул рукой Торнике, не увидевший в старшинстве Тины проблемы. – Скажешь тоже… в народе столько обычаев, которые помогают обойти эти запреты! Главное, чтобы её отец дал согласие. Не так ли, Георгий Шакроевич?

Князь Джавашвили натянуто улыбнулся, когда Константин посмотрел на него с опаской.

– Пусть дети для начала познакомятся, – процедил он сквозь зубы. Шалико отчаянно застонал при этих словах. Это вызвало в его сердце волну умиления и ещё один всплеск надежды. – Если они понравятся друг другу, то я и слова не скажу… но если нет, то я не буду неволить свою дочь.

– Она ведь слишком молода, – перебил его младший князь, чем вызвал улыбки на лицах всех собравшихся. – Ей всего семнадцать. Как она может принимать такие важные решения в столь юном возрасте?

– А я ей на что, дзма? – не остался в долгу Сосо и заговорщицки подмигнул брату. – Я помогу ей определиться, будь уверен…

– Сколько лет исполнилось твоей матери, когда она вышла замуж за твоего отца, гордость ты наша? – присоединился к сыну Торнике. – Пятнадцать? Шестнадцать? Ей как раз пора!

– Они с Нино очень дружны, – с готовностью разъяснил Константин Сосоевич, но так и не разглядел истинных чувств собственного сына. – Он боится отдавать её далеко. Но ничего, милый мой, ничего!.. Так даже лучше – ведь она придёт к нам в семью. Сестрой твоей названой станет! Разве не чудесно?

Чудесного было мало, но Шалико заставил себя улыбнуться, когда их отцы выпили ещё раз за обсуждением чего-то другого. Младший князь замолк, не участвуя более в разговоре. Давид засобирался на балкон, чтобы закурить.

– Не повторяй моих ошибок, – шепнул напоследок брат, обречённо улыбаясь. – Не дай ей выйти замуж! Только за себя, понял? Только за себя…

Шалико задумчиво посмотрел ему вслед и погрузился в глубокие раздумья. Будто сквозь пелену на глазах он увидел, как Пето Гочаевич поднялся через пару минут после Давида и тоже исчез на балконе, где их силуэты проглядывались через раздуваемые ветром прозрачные шторы.

***

Пето шёл не спеша, приглядываясь к своей добыче, будто лев, преследовавший антилопу на водопое. Ему и самому очень понравилось это сравнение, и он ещё шире улыбнулся, вспомнив, что привело их с Давидом к разговору тет-а-тет. Драматурги, пишущие трагикомедии, были бы от них в восторге, коль могли бы всё подслушать или записать. И ведь захочешь – не придумаешь!

Давид одиноко стоял на балконе и, спрятав руки в карманы, наблюдал за утренним Ахалкалаки, вдыхая его свежий, чистый воздух. В городах просыпались поздно, и жизнь только начинала своё неторопливое существование под трель соловья. В полдень, когда солнце встанет высоко-высоко в небе, улицы опустеют до пяти-шести часов вечера, и только дворовые ребятишки рискнут в полуденный зной высунуть свои игривые носы из дому. Так здесь жили изо дня в день не один десяток лет!

– Не хотите угоститься, ваше сиятельство? – Дружелюбно улыбаясь, он достал дорогой портсигар – подарок Саломе на их помолвку сто лет назад, – угоднически раскрыл его и протянул старшему Циклаури. Пето настолько рассмешило недоумение в глазах собеседника, что он прыснул в сжатый кулак, но портсигар все же не убрал.

– Что вы так смотрите, Давид Константинович? Я что, по-вашему, отравить вас хочу?

– Вы предпочитаете трубку, насколько я знаю, – отрешённо проговорил князь, но всё-таки принял одну сигару, не желая выглядеть грубым. Чинный офицеришка! – Когда вы успели перейти на сигары?

– Не успел, – пожал плечами Пето и как ни в чём не бывало зажёг свою трубку. Однако огнём с Давидом охотно поделился, потешившись его явной настороженностью. – Я слышал, что вы больше любите сигары.

Давид сощурился, но не стал возражать против столь откровенных любезностей и безмолвно затянулся. Пето последовал его примеру и с наслаждением выпустил изо рта клубок дыма, когда старики в очередной раз разразились хохотом в гостиной. Беспечные, беззаботные создания!.. Их век клонился к закату и свёлся к игре в нарды, хорошей выпивке и чтению книг. А ведь им, молодым, предстояло изрядно помыкаться, прежде чем они тоже обретут душевный покой…