Все эти люди составляли неотъемлемую часть его жизни, и, видя их в таком состоянии, Давид впадал в оцепенение. Казалось, будто вместе с местом, в котором он родился и вырос, огонь сжигал изнутри и его самого. Как долго это будет продолжаться? Как много тревог должно выпасть на их долю, чтобы судьба, наконец, угомонилась? Неужели душевное спокойствие навсегда для него потеряно вместе с рукой Саломеи Георгиевны?..

Кровавое зарево, поднявшееся в воздух от пожара, красноречиво ответило на эти вопросы.

Но мысль о Саломее заставила лейб-гвардейца прислушаться к тому, что бормотал под боком отец, проявлявший недюжинное хладнокровие в столь тяжёлый момент.

– Мои домашние вышли? – кричал Константин Сосоевич, вытирая сажу с лица. – Дариа! Ламара и Софико целы?!

Не успел он спросить это, как Дариа Давидовна, отчаянно оплакивавшая свой цветник, заковыляла навстречу супругу, держа под руку малышку Софико. Вечно несчастная Ламара выплыла из-под козырька, возвышавшегося над чёрным входом для слуг, и, когда её отпустил первый шок, протяжно захныкала, уткнувшись отцу в жилетку. Софико, кашляя в маленький кулачок, вцепилась в широкую юбку матери и тоже пустила пару слезинок.

– Ну-ну, калишвили24 перестань, – с нежностью твердил старый князь, прижимая непутёвую дочурку к своей груди. – Всё будет хорошо, мы заново всё выстроим! Где наша не пропадала!

И хотя Константин храбрился изо всех сил, с его глаз одна за другой полились гроздья слёз, и тогда вся его семья сдалась в плен сентиментальным порывам.

Давид смотрел на отца, мать и сестёр, словно в тумане, и лишь сквозь дымку в собственном сознании наконец заметил за их спинами горячо обнимавшихся Джавашвили – отца и сына. В образовавшейся суматохе они только друг друга нашли, и Вано не переставал истошно уверять Георгия, что выбрался из огня живым и невредимым.

Он наблюдал за друзьями семьи долго и упорно, пытаясь заглушить шум в ушах, и уже хотел подойти к ним, чтобы спросить о княжнах, когда младший брат дёрнул его за рукав сорочки и вгляделся в его лицо с такой болью в глазах, что у бывалого офицера сердце упало в пятки.

Он хотел бы спросить, отделался ли Шалико порванными брюками и кровавыми ссадинами на губах и висках, когда брат перебил его и, задыхаясь от нахлынувших чувств, очень по-грузински всплеснул руками.

– Дзма… – С трудом отдышавшись, юноша указал на охваченное пламенем здание. – Там… там Нино!

Давид изменился в лице и, бросив на Вано мимолётный взгляд, произнёс:

– Саломея…

Юноши одновременно сорвались с мест и промчались мимо брата и отца девушек, так и не обернувшись в их сторону. Впрочем, Вано безошибочно растолковал мотивы друзей и без промедления кинулся следом, но смог догнать их только у чёрного входа. Огонь меньше всего тронул крыло прислуги, поэтому они, без сомнения, выбрали именно этот путь.

– Это прежде всего мои сёстры! – прогремел за их спинами неуступчивый голос Вано. Он схватил Давида за плечи и сильным движением подвинул его вбок. – Я не останусь в стороне!

Шалико посмотрел на брата и друга попеременно и, пока они решали, кто войдёт в здание первым, просто юркнул за их спинами в проём и исчез в дыму. На Давида и Вано поступок младшего князя подействовал отрезвляюще, и они молча последовали его примеру.

Старший сын Константина Сосоевича знал не понаслышке, что такое огонь и разъедающий лёгкие дым. В боях неприятели не брезговали поджогами вражеского лагеря, и он по личному опыту ведал, что опасность представляло собой всё-таки не пламя. Опасным был дым.

– Прикройте нос и рот! – завопил он друзьям, вырвавшись вперёд у женских спален. – Держитесь подальше от дверей и окон! И, ради бога, не отставайте!

Как только он сказал это, жалюзи в спальне Ламары с грохотом упали на пол, и искры полетели во все стороны, причиняя всё больше и больше разрушений. Благо они находились далеко от окон, иначе их одежда, пропитанная пóтом, точно загорелась бы от мельчайших отблесков. Вано вмиг бросился к двери и захлопнул её, наученный горьким опытом предыдущих ошибок, а Шалико остановился как вкопанный, пока Давид заглядывал в оставшиеся спальни и проделывал то же самое с ними.

– Что такое? – перепуганно спросил Вано, когда младший князь неуверенно качнулся в сторону. – Тебе плохо? Ты задыхаешься?

– Нет, – покачал головой парень и нахмурил лоб. – Кажется, кто-то зовёт… в библиотеке. Вы не слышите?

Они не слышали, но спорить не стали и позволили Шалико вести себя вперёд. Отчаяние вперемешку со страхом, неизвестностью и головокружением не позволяли мыслить здраво. Они совсем опустили руки, когда на их головы чуть не обвалился потолок.

– Пожалуйста, кто-нибудь! – послышалось из-за угла неуверенное щебетание. – Дзма! Papa… Шалико! Помогите!..

– Тысяча чертей! Ты был прав, генацвале! – звучно выругался Вано, когда Нино стала звать всё сильнее. Младшая сестра кричала из последних сил, прося о помощи, и глотала горючие слёзы, когда они заметили за углом обвалившуюся книжную полку. Полка отдавила Нино ногу и, загоревшись, оставила на нежной коже сильные ожоги. Раны саднили, поэтому девушка не могла подняться самостоятельно, а Тина лежала без сознания рядом и ничем не могла помочь. Ах, неужели так и закончатся их жизни?

Глаза слезились, а горло жгло огнём, но молодые люди всё равно вышли на зов и, расталкивая друг друга, кинулись на помощь княжнам. Давид опустился на колени, померил Тине пульс и облегчённо выдохнул, почувствовав уверенное сердцебиение, а Шалико бросился к своей подруге и самозабвенно обнял её. Размазав слёзы о его сорочку, Нино без остановки твердила его имя в перерывах между рыданиями. Вано поднял книжную полку, мешавшую сестре встать, и с силой отбросил её в сторону. Выпустив друга из объятий, она обернулась к брату и, глуповато улыбаясь, пару раз всхлипнула.

– Она упала в обморок, как только комната наполнилась дымом. – Откашлявшись, Нино кивнула на сестру, которую поднял на руки старший Циклаури. – Только Саломеи нет…

Давид остановился на полпути, когда услышал это имя, и переглянулся с остальными мужчинами. Недолго думая, Вано вскочил и уверенно двинулся вглубь пожара, но лейб-гвардеец жестом остановил его и передал ему в руки бессознательную Тину. Между тем Нино, освободившись от полки, чуть-чуть приподнялась, но, громко ойкнув из-за больной ноги, снова опустилась на прежнее место. Шалико, недолго думая, сгрёб её в охапку и, не теряя времени, направился к выходу, из которого они вышли две минуты назад.

– Я с тобой пойду! – воспротивился Вано, когда Давид попытался отослать его прочь. Им пришлось говорить на тон выше обычного, чтобы перекричать потрескивавшее пламя и собственное сердцебиение. – Я не оставлю сестру одну! Она и так всегда одинока, она надеется на меня…

– Но Тина!.. Шалико не справится один.

– Её можешь понести ты.

– Вано, – мягко перебил его измайловец, имевший на редкость спокойный вид. – Я сражался при Горном Дубняке! Я офицер и жил в землянках. – Пронзительная пауза. – Доверься мне.

Юный князь выждал тревожную паузу и… прослезился – не то от дыма, не то от чувств.

– Не подведи, дзма, – проговорил он без тени улыбки на обычно весёлом лице, по-мужски обнял Давида и пожал ему руку. После этого Вано подхватил среднюю сестру и вышел вслед за Шалико из библиотеки.

Повисла оглушительная тишина, и Давид осознал, что остался совсем один. Некоторое время он провёл в прострации, пока какая-то балка на стене не рухнула в нескольких сантиметрах и сильно не поцарапала ему спину. Ещё немного – и она бы обвалилась ему на голову, и тогда бы никто не спас Саломею…

Спину жгло раскалённым железом, но молодой князь стиснул зубы и, превозмогая боль, постарался вспомнить, куда могла исчезнуть Саломе. Она вышла из гостиной, направившись вглубь женских спален, и, когда пожар набрал силу, сёстры, бросившиеся следом, не успели догнать её, застряв в библиотеке. Стало быть, недалеко. Она должна быть совсем близко…