Она пришла под вечер, перед закрытием, когда догорал тусклый городской закат и мокрый асфальт отражал оранжевые сполохи неба. Пришла и встала напротив витрины.

Юрик моментально насторожился, сжал и разжал пальцы, примерил одну из дежурных улыбок и свернул пасьянс на рабочем столе. Он чуял потенциальных клиентов, как лиса чует добычу, притаившуюся в кустах.

Девушка неуверенно переминалась с ноги на ногу, как будто сомневалась – а правильно ли она сюда завернула. Они всегда так себя вели – мялись, жались, а потом сидели в кресле, теребили платки, щёлкали ногтями и подбирали нужные слова с таким трудом, будто разговаривали по словарю на незнакомом языке.

Юрик спокойно наблюдал, как она робко вошла и прикрыла за собой дверь.

– Мы закрываемся, – не поворачивая головы, каркнула Анечка.

Она уже собиралась уходить – влезла в своё дырястое растоманское пальто и теперь смотрелась в зеркало, поскрёбывая голову под дредами. Юрик порадовался, что она не поёт. Перед концом рабочего дня на неё иной раз находила и такая блажь – хоть святых выноси.

– Идите, Анечка, – вылез из своего угла приветливый Юрик. – Я сам обслужу.

Одна секунда, и девушки поменялись местами – ушла яркая, нелепая, придурочная, явилась невзрачная, серая, унылая. Будто ушёл день и наступил хмурый вечер. Девица остановилась напротив него, и Юрик понял, что ошибся. Сконфуженной она никак не выглядела, скорее – взволнованной и решительной. По всей видимости, девушка имела пренеприятнейшую привычку – смотреть собеседнику прямо в глаза. Юрик почувствовал внутри глухое раздражение. Но он был человеком дела и чуял деньги. А в том, что девица пришла с деньгами, сомнений не возникало.

– Извините, – подала голос девушка и тут же нервно сглотнула. – Я по поводу поставок из Белоруссии. Фермерские продукты.

Она выдохнула. Пароль был назван. Дежурная улыбка Юрика расцвела.

Он взял с полки металлоискатель и дважды медленно провёл снизу вверх, обрисовывая её фигуру.

– Знаю, – девица чуть приподняла руки. – Гаджетов нет. Даже мелочь и ключи брать не стала.

– Очень хорошо. Могу я поинтересоваться, кто нас порекомендовал?

– Этот человек просил его не называть.

Снова прямой спокойный взгляд. Юрик выдержал, не теряя приветливости.

– Вот и славно. На самом деле это, конечно, не имеет значения. Проходите, располагайтесь. Чай, кофе?

– Спасибо, нет.

– Торопитесь?

– Не то, чтобы… но, понимаете, мне хотелось бы… поскорее.

– Понимаю, – Юрик вспомнил, как выглядит понимающий взгляд. – О договоре вы, конечно, слышали? Обычная форма. Чтоб потом не было неприятностей. Хотя, их не бывает. Вы понимаете?

Он почти подмигнул, но не подмигнул.

– Да.

– Можете ознакомиться дома.

– Нет, если можно, сейчас.

– Хорошо.

Он протянул девушке два печатных листа. Та прищурилась, порылась в сумочке и нацепила на нос круглые очки. Юрик наблюдал. Только в одном месте кончик носа нервно сморщился, и между глаз пролетела тонкая морщинка. Он знал, в каком именно.

Договор он составил сам. При его скудных филологических способностях это был настоящий подвиг. Юрик потел почти неделю над тем, чтобы накатать два листа ни о чём и о чём надо, ни разу не называя вещи своими именами, придать этому липовому документу безукоризненно канцелярический лоск и, наконец, сто раз проверить всю грамматику и пунктуацию. Официальной юридической силы эта бумажка, конечно, не имела. Но, во-первых, Юрик был человек дела и любил, чтоб всё было хотя бы по игрушечному закону, а во-вторых умел разбираться в людях и знал, что любая, даже неправильно написанная и неправильно заполненная справка лучше её абсолютного отсутствия.

– Очень хорошо, – сказала посетительница.

Подпись были быстрой, угловатой, будто ручку расписывали. Бумага вздулась опасными шрамами и едва не порвалась.

– Вы не прочитали до конца.

– Думаю, смысла в этом нет, правда? А мои паспортные данные? И… тут только фамилия.

– Это не нужно. Ваше имя и отчество тоже необязательно.

– Вот как? – девушка сглотнула. – Но должны же вы как-то меня называть.

– Это как вам будет угодно.

– Пусть будет Гретель.

И снова она посмотрела глаза в глаза. Никакого воспитания.

– Пусть будет Гретель, – уважительно кивнул Юрик и что-то записал у себя в блокноте.

– Да… я это… принесла, – девица замялась, смутилась.

Вот оно. Начинается. На стол лег небольшой свёрток. Это было любопытно. Обычно приносили флешку, так гораздо удобнее и клиентам, и Гарику. Удобнее и смешнее. Юрик неторопливо развернул белый похрустывающий пакет и обёрточную бумагу под ним. И сердце его на секунду сбилось с ритма.

Фото. Господи, как давно им не приносили фото.

– Опять Бенедикт Камбербэтч? – Гарик снял очки и потёр переносицу.

– Опять.

– Скукота. Что хоть за дама-то?

– Ты сейчас офигеешь, братан. Не дама.

– Чёоорт.

– Ну, а тебе не всё равно? Люди счастливы, мы тоже. Камбербэтча хоть обрабатывать не надо – типаж на века. И этот чувак хотя бы нормальный. А помнишь ту хрюшу, что Сталина принесла?

– Аааа… трешак, не приведи больше, Господи. Ещё что?

– Да тот… из корейской группы, похожий на пупса, а сам мужик. Никогда в жизни их не запомню.

Гарик откинулся в кресле и рассмеялся.

– Какая милота! Таки их есть у нас! Полный набор, как лего!

«Шея худая как у канарейки», – подумал Юрик. – «Не жрёт ни фига, хоть убей»

– Ладно, пойду ужин наваляю. А потом тебе такого фрика подкину, ты одуреешь.

Бросая на сковороду ломти бекона, Юрик думал о фотографиях. О тонкой подарочной бумаге, бережно их запеленавшей. О надписях на обороте – надписях, которых не осталось, которые безжалостно замазали «штрихом». О том, что они несли…

Юрик поёжился. Казалось, между кожей и рубашкой проскользнул зимний воздух. Такие странные фото…

А ведь она не волновалась, как все остальные.

Почему? Юрик на автомате поковырял лопаткой скворчащие куски на сковороде. Потому что ей, в отличие от остальных, не было стыдно. Юрик знал, как играют на лицах клиентов тени их маленьких грязных секретиков, их ненормальностей и отклонений, их тёмных и потных фантазий. Человек, идущий к ним, примеряет перед этим множество масок. Маску убийственного спокойствия. Маску дурака. Маску наглости. Маску «я заплатил и могу требовать всё». И все избегают смотреть в глаза. Всегда. Ибо оттуда, из глубины чёрных зрачков смотрят липкий стыд и малодушный страх. Юрик так и представлял, что сидят они в обнимку и глушат адреналин из маленьких мутных рюмочек.

А им-то кажется, что их маски из бетона. Обхохочешься. Нееет. Даже близко нет.

А эта смотрела прямо. И отчего-то стыдно было Юрику.

– За стол! Всё готово.

– Сейчас, только…

– Да блин! Опять как всегда! Дуй сюда живо, не беси уже.

Жирные куски бекона плавно сползли в тонкие тарелки. Юрик водрузил по кусочку масла на каждую горку пюре – так стало похоже на вулкан с лавой.

– Так что там за фрик?

Но Юрику уже расхотелось говорить про девицу. Бекон пах восхитительно, а девица тащила за собой хвост непонятой тревоги. Бекон был лучше.

– Да… ничего особенного. Сам потом узнаешь.

Так уж получилось, что Гарик и Юрик не могли друг без друга. И удивительным было то, что они по большому счёту не были даже друзьями. Более того, проживая в одной квартире, они иногда умудрялись не разговаривать сутками, если в этом не было нужды. Никто из них не рефлексировал на эту тему, ибо и в этом тоже нужды не имелось. Их отношения были отношениями подберёзовика и берёзы, водоросли и гриба в лишайнике – то есть самым настоящим симбиозом, где двое выполняют абсолютно разные роли, но являются необходимыми друг для друга.