5 место. Катя.

На следующий день после Сониной смерти, мы провели несколько часов в кабинете у следователя. За нами приехал наш друг Димка. И вместе с ним приехала его жена – Катя.

Когда мы вышли, мы были почти без сознания с Сашей. Шок от случившегося, и всего пара часов сна давали о себе знать тяжелой усталостью. Мы были на грани нервного срыва. Или даже уже за гранью. Как только мы закончили и вышли из кабинета, Катя начала обнимать то Сашу, то меня. И при этом она без остановки говорила: «Поплачь! Поплачь! Поплачь!» Плакать я не могла. Наверное, это был шок. Плакал Саша. А я не могла. И ее просьбы «поплакать» ещё больше меня раскачивали. Я начала думать: «Наверное я социопат… У меня погиб ребёнок, а я даже плакать не могу…»

Когда мы вышли из здания полиции, Катя обняла меня (вот это бесцеремонное хватание людей в попытке обнять их покрепче – это тоже очень странно…) Крепкие объятья сопровождались страдальческими фразами типа: «Ох, какое горе! Ох, что же теперь делать! Такое горе!» И я, все ещё думая о том, какая же я бесчувственная садистка, что убила своего ребёнка и теперь не проронила и слезинки, ответила на это: «Да. Такое горе. Особенно, когда в этом виновата я сама». На что Катя тут же нашла ответ: «Ну а кто ж ещё то, Оленька? Кого ж винить то ещё? Это ж ваш ребёнок!»

На секунду мне показалось, что я теряю сознание от услышанного. Вернее от мысли, что да, все так.. Тут как раз подошёл Саша (слава Богу…) и посадил меня в машину. Я вырубилась в машине и очнулась только, когда мы приехали к дому.

Сейчас мы вспоминаем это «Ну а кого ж винить то, Оленька! Это ж ваш ребёнок!» с долей ооочень чёрного юмора. Но в тот момент это казалось до крайности жутко и даже жестоко.

4 место. И снова, Тётя Лиля.

Открытая ссора с тётей все же случилась. Такая, что с той поры я больше не писала и звонила ей. После первого визита к психологу я почувствовала в себе силы сообщить о том, что произошло дальней родне. С одной стороны были родные моего папы, с другой дальняя родня моей мамы.

С родственниками по маминой линии регулярно общалась моя тётя Лиля, мамина сестра. Та самая, которая регулярно обескураживала меня своими «дельными советами» и шаблонными скорбными фразами. Ей уже пришлось скрыть смерть Сони, ведь это случилось меньше чем за неделю до 8 Марта, когда принято всем родным звонить и поздравлять с праздником. Как раз близился новый праздник – Пасха. И я хотела избавить тётю от необходимости скрывать дальше. Я позвонила ей и сообщила, что планирую рассказать о случившемся Псковской родне. Тётя, кажется, была этому рада, но тут же предложила свою помощь – она хотела сама позвонить и сообщить обо всем. Я засомневалась, и спросила:

– А как ты им скажешь?.. И что ты им скажешь?

«Не так-то просто рассказывать о самоубийстве» – подумала я. Но тётя Лиля с энтузиазмом ответила:

– Я уже думала над этим! Я скажу, что это был несчастный случай!

– Как это несчастный случай?.. – такого поворота я не ожидала…

– Скажу, что Соня играла на окне и случайно выпала из него!

От этой нелепой идеи я чуть не поперхнулась…

– Играла ночью, зимой у открытого окна?… – я не могла поверить, что она это всерьёз…

– Ну бывают же несчастные случаи… дети выпадают из окон! – тётя Лиля явно была расстроена, что ее «гениальная» идея осталась без внимания.

– Лиля, ей было 11 лет… она уже была не ребёнок…

– Ну а что я должна им сказать? – уже с ноткой возмущения в голосе спросила Лиля.

– Так ничего не должна. Лучше я скажу им.

– И что ты им скажешь?! – нетерпеливо допытывалась Лиля.

– Не знаю… Скажу, что Соня погибла… и все…

– Но они же будут задавать вопросы! Они будут спрашивать: «Как это произошло?» и «Что случилось?»

– Я скажу, что не могу пока об этом говорить…

– Но они все равно будут спрашивать!

– Ну хорошо, скажу, что это был несчастный случай… – растерялась я

– Ну вот и я о том!

– Но я не стану говорить, что она выпала из окна. Это бред какой-то…

– Оля, ты понимаешь, что они будут и меня спрашивать?! Они точно будут выспрашивать у меня подробности!

– Но ты же можешь сказать, что ты не знаешь подробностей… – я искренне не понимала, что же тут сложного? Кто же в здравом уме будет лезть в душу человеку, у которого погиб единственный ребенок?… Но оказалось такие люди есть и они совсем близко. И один из них сейчас вел со мной этот странный спор.

– Нет! Я не могу так сказать! Я не хочу им врать! – не унималась Лиля.

Тут я тысячу раз пожалела, что разрешила моей маме все рассказать этой упрямой и бестактной женщине, которая живет с четкой уверенностью, что только ей одной известно, как думать, как поступать и жить всем вокруг…

– Хорошо. Тогда я позвоню и скажу все как есть.

– Как это – «как есть»? – продолжала Лиля уже испуганно и недоверчиво.

– Скажу, что Соня покончила жизнь самоубийством. – я сказала это холодно и даже жестко. Меня порядком утомил этот нелепый спор.

– Почему ты со мной так разговариваешь?! – вскинулась Лиля, вдруг переходя на высокие ноты.

– Как? – в контраст сказанному, я спросила спокойно и холодно.

– Как будто я в чем-то виновата! – теперь уже я слышала в ее голосе капризные и обидчивые нотки. А еще я почувствовала, что всего за 2-3 минуты этого странного разговора я растеряла всю ту хорошую энергию, которую смогла собрать в себе благодаря помощи психолога. От моей мотивации почти ничего не осталось. Вся эта трусость, глупость и малодушие опустошили мои силы. Я почувствовала, что этот разговор не кончится по-хорошему. Но у меня просто больше нет сил терпеть весь этот бестактный эгоистичный бред. И пора было заканчивать этот бессмысленный спор:

– Лиля… я не общаюсь с этими людьми много лет… Мне глубоко плевать, что они подумают или скажут. Я хотела сделать так, чтобы тебе было легче. Чтобы тебе не пришлось им врать, раз ты говоришь, что для тебя это неприемлемо. Но я не собираюсь выдумывать какие-то небылицы. Если ты говоришь, что не хочешь им врать, значит я скажу им правду, как есть.

– Ты могла бы быть и более терпимой!

– Какой мне быть?! – я все так же чувствовала смесь растерянности и возмущения, слыша, как Лиля пытается учить меня как мне себя чувствовать и что говорить.

– Почему ты меня делаешь виноватой?! – уже срываясь на крик, продолжала Лиля.

– Что?.. – и я чувствую, как почти задыхаюсь… мое недоумение и растерянность постепенно переходят в презрение и гнев.

– Ты агрессивно настроена! Я это чувствую! Ты повышаешь голос на меня! Почему ты такая агрессивная?! – уже в истерике кричала Лиля.

– Агрессивная?! Я? Почему я повышаю голос? Да потому что ты не слышишь меня! Есть два мнения – твоё и неправильное. И это ужасно тяжело – каждый раз спорить с тобой, доказывать что-то! Особенно сейчас…

– Это только твое мнение! – по-детски упрямо вскинулась Лиля.

Я помедлила пару мгновений, а потом ответила ей:

– Нет, Лиля. Я, наверное, тебя удивлю или расстрою, но не только мое…

Я положила трубку и набрала номер тети Оли из Пскова. И рассказала ей правду. Среди прочих слов соболезнования, именно тетя Оля из Пскова получила своё почетное, 10 место за фразу, что мне уже ничего не сделать и мне уж поздно планировать новых детей.

Ну и сразу… 3 место.

Снова достаётся тете Лиле:)

После того, как я выслушала «соболезнования» от тети Оли из Пскова, я снова позвонила тёте Лиле, чтобы сообщить ей, что правду больше не нужно скрывать.

– Лиля, я сказала все Псковской родне.

– И что ты сказала?

– Правду. Соня покончила с собой. Она выпрыгнула из окна.

– Ты могла бы быть более корректна!