На фоне общего упадка в начале XIV века наиболее сильным центром русских земель, из числа оказавшихся под властью Золотой Орды, стала Северо-Восточная Русь. Этому способствовала ее отдаленность от опасных соседей, а также местные традиции единой централизованной власти, способной воспользоваться всеми имеющимися ресурсами и адаптироваться к реалиям татарского владычества. Именно здесь князья некогда небольшой Москвы (потомки младшей ветви Владимиро-Суздальских правителей) в первой половине XIV века сумели сделать свой город важнейшим политическим, военным и религиозным центром, победив в противостоянии с Тверским княжеством.
В относительной стабильности развивалась Новгородская земля – торгово-олигархическая республика, более прочих сохранившая контакты с Западом. Земли западной и южной Руси так и не смогли оправиться от кризиса XIII века: они пришли в упадок и со временем оказались в составе нового сильного государства – Великого княжества Литовского, в XIV веке прибавившего к своему названию обозначение Русского. Литовские князья скоро стали главной соперничающей силой Москвы, поскольку считали себя преемниками древнерусских князей по праву силы и владений. В таких условиях московские князья должны были использовать все имеющиеся в их распоряжении средства, чтобы собрать необходимое для развития своих земель состояние. Только правильное использование ресурсов позволяло накопить необходимые средства в условиях постоянной выплаты дани и множества других нерегулярных сборов для Орды[77]. Непрестанный поиск ресурсов и нехватка денег, формирующие привычку копить и экономить, вынужденная хитрость и ловкость в отношениях с ордынскими ханами и принципиальная жесткость с местным населением – все это вырабатывало политические традиции, волей времени ставшие фундаментом для строительства будущего Московского государства.
Очевидно, что среди имеющихся у русских ценных ресурсов мех представлял для татар особую ценность. Итальянский путешественник Плано Карпини, посетивший Русь сразу после монголо-татарского нашествия, стал очевидцем того, как татарский наместник велел каждому, начиная с младенца, платить дань шкурами «белого медведя» (возможно, подразумевая под ним песца или горностая), черного бобра, черного соболя, хорька и лисы[78].
С приходом татар их культурное влияние довольно быстро распространилось и на одежду, усилившись в XV веке; оно «оставило след в наименованиях отдельных предметов – кафтан, шуба, сарафан – и более всего затронуло костюм феодальной верхушки общества»[79].
Московская культура, как известно, вырабатывалась в активном усвоении кочевых культур – при неизменном отрицании их происхождения[80]. Со временем старое русское слово кожух, обозначавшее одежду на меху, было заменено словом тулуп, которое на тюркском языке буквально значит «кожаный мешок без швов из звериной шкуры»[81]. Тулуп быстро набирал популярность, что объясняется его дешевизной, широким распространением и доступностью овец вначале у кочевников-татар, а затем и на Руси. Впрочем, русские шили тулупы и из заячьего меха. Тулуп был одеждой бедняков и только в XVII веке вошел в относительное употребление среди элиты. Вероятно, в начале XIV века в русских землях стал известен кафтан (хафтан) – типичная золотоордынская одежда[82] длиной до пят, концы рукавов которой заменяли рукавицы или «персчатые рукавицы» – перчатки. Кафтаны получили большое распространение в XV веке (в том числе и с меховой отделкой) и в последующее время бытовали очень широко[83].
Пушнина по-прежнему обильно украшала одежды знати, как на Руси, так и на Западе и на Востоке, и, к счастью для русских, она неизменно пользовалась высоким спросом на международном рынке. В XIII веке главным центром пушной торговли с Западом был Новгород. Он же занимал лидирующее место по добыче пушного зверя. Это неудивительно, ведь основная часть лесных массивов, где еще оставался пушной зверь, в это время находилась либо на землях этой торговой республики, либо в районах сбора новгородцами дани. Добыча меха и его выделка стали одним из самых прибыльных занятий местного населения. Кроме того, новгородские купцы вели активную торговлю с находящейся на востоке Пермью – землей, очень богатой ценным зверем, население которой (зыряне) охотно шло на торговый контакт[84]. Важным источником пушнины для предприимчивых жителей Новгорода была Карелия, жители которой регулярно платили меховую дань, хотя в целом оставались враждебны к своим южным соседям. Здесь водилось ценное и редкое животное – белая росомаха. Все чаще в эти края проникали шведские торговцы, вступая в военные конфликты с русскими купцами[85].
На протяжении всей первой половины XIV века количество ценного пушного зверя в Восточной Европе стремительно сокращалось. Теперь татары охотно принимали мех в виде даров, но требовали выплаты дани серебром. Не случайно Иван Калита, самый успешный из московских князей, запомнился современникам жестокими поборами как со своих подданных, так и с соседних русских земель[86]. Поиски дохода превратились для Москвы в навязчивую идею, а главным средством его получения была избрана пушнина. Именно пушной промысел стал средством, которое помогало богатеть и развиваться Московскому княжеству.
Желание получить доступ к лесным массивам на севере заставило Ивана Калиту в 1328 году купить Белозерское княжество, что вызвало большое недовольство русских князей, также занимавшихся меховой торговлей. Около 1338 года хан Узбек лишил Ивана белозерского ярлыка, передав его представителю рода местных князей – Роману Михайловичу. Однако здешняя меховая торговля уже надежно контролировалась Калитой, и доступ к местному «мягкому золоту» для Москвы был открыт.
Не меньший интерес для Ивана Даниловича представляло Ростовское княжество, земли которого простирались далеко на северо-восток, охватывая богатые пушным зверем леса. С 1331 года здесь начал править зять Ивана Калиты, во всем ему послушный[87]. Но два региона, пусть даже богатых мехом, уже не могли удовлетворить стремительно растущих аппетитов Москвы. В 1333 году Калита взял под контроль торговлю с Югрой (зырянами), куда одна за одной отправлялись московские меховые экспедиции[88].
Эти действия вызвали несколько «пушных войн» с Новгородом: московское войско оказалось сильнее своего соперника, и новгородцы были вынуждены отступить, потеряв важный доступ к пермским мехам. В итоге уже в 1340-х годах москвичи полностью захватили соболиную торговлю с местными племенами, а новгородцы почти полностью лишились доступа к соболю, торгуя преимущественно белкой[89]. В итоге к середине XIV века Новгород перестал лидировать в добыче пушнины, и основными доходами от реализации «мягкого золота» завладела Москва.
Главный экспорт «мягкого золота» был направлен в Западную Европу. Немецкий торговый город Ганза взял на себя основную транзитную функцию. Ганза сплотила вокруг себя целый союз городов Северной Европы, получив монопольное право на контроль торговых потоков[90]. Новгород занимал важное место в Ганзейском союзе, будучи самым восточным его торговым центром; благодаря торговой деятельности Ганзы начался массовый, исчисляемый сотнями тысяч, вывоз русского меха в Европу. Московские князья, контролировавшие пушной промысел и торговлю, ориентировались на вывоз не только через ганзейскую Ригу, но и через старые западнорусские земли, находящиеся теперь под влиянием литовских князей, и через морские порты северного Причерноморья. Через Тану – крупный торговый город в устье Дона – русские товары поставлялись в Геную и Венецию, богатые торговые республики Средиземноморья[91].
