— А потом? — спросил Джой.
— Да, потом? — повторил Перселл.
— Стоять и ждать, пока утихнет метель и наладится связь.
Они вяло поели и легли, прислушиваясь к завыванию метели. Ураган гудел на одной высокой бесконечной ноте, словно изливал горе, накопившееся над лютым материком за десять тысяч лет. Звенела сбоку какая-то железка, шелестел снег по плотному верху кузова, фиолетовым глазком горел экономный ночник.
Алексей никак не мог уснуть. Время шло страшно медленно. Волнами наплывало какое-то забытье, полусон. Он увидел себя в кабине самолета. Машина проваливалась, кресло мягко уходило из-под него. Алексей открыл глаза. Опять качнуло, послышался гул, словно где-то глубоко под ними сбросили вниз пустую бочку, и она катилась под гору, громыхая и ухая.
— Генри, — тихо позвал он, — ты ничего не чувствуешь?
— Лед оседает.
— А мы?
В эту секунду с тугим гитарным звуком лопнула антенна, которую Старков прицепил к ледяной скале. Ее медный обрывок ударил по обшивке кузова. Вскочили все сразу. Джой включил полный свет и бросился в кабину, чтобы выглянуть наружу.
— Мы ползем вниз! — крикнул он. За стеклами кабины шевелился снег, машина кренилась, скрежетали, двигаясь вбок, гусеницы.
— Приготовьтесь к выходу! — приказал Хопнер. — Взять аварийный запас.
Снегоход все сильнее заваливался на бок. И вдруг метель стихла, вой прекратился, только крошился вокруг и царапался о стены лед, противное шуршание слышалось и под полом. Смотровые стекла плотно забило снегом. Треснула правая стенка, кузов развернуло задом наперед, и обломок саней от прицепа, разорвав обшивку, уткнулся в генератор буквально в пяти дюймах от Джоя Хопнера.
Движение ускорилось, люди в кузове беспомощно катались из стороны в сторону. Железная рама с гусеницами оторвалась и перестала давить на боковину; только по затихающему грохоту и лязгу можно было установить глубину пропасти, куда сползал вместе со снегом и льдом менее тяжелый кузов. Его стальной каркас понемногу плющился, в согнутую дверь проникал холод и сыпался девственно белый снег.
Помятый, продырявленный кузов перевернуло и поставило дыбом. Вещи и люди свалились к дверям кабины. Видимо, давление с боков ослабло, и тяжелый мотор перевесил. Еще скольжение, еще несколько ударов справа и сверху, движение стало медленным, а затем прекратилось. Прошуршали невдалеке два обвала, и все затихло.
Экипаж «Снежной кошки» и остатки снегохода лежали на дне глубокой пропасти.
Первое, что услышал в тишине Джой, был торопливый стук капель о наружную обшивку кузова. А затем тихий стон под собой и пыхтение выбирающегося из-под груды вещей человека.
Вспыхнул свет: фонари висели у каждого на поясе. Джой увидел рядом лицо брата с растерянными, злыми глазами. Хрипло спросил:
— Ты как? Где остальные?
— Я здесь, — голос Алексея раздался сбоку.
— А этот?..
— Он подо мной, — сказал Старков. — Сейчас вытащу.
В полосе света возник Перселл. Левая рука его безжизненно висела. В правой капитан крепко зажал аварийный мешок.
— Перелом? — Алексей ощупал руку капитана. Перселл сидел с закрытыми глазами, голова его безвольно падала. Глубокий обморок. Генри вспорол рукав.
— Вывих, — констатировал он и, сжав зубы, потянул руку. Капитан громко застонал.
— Все, больше не буду, — пробурчал Генри.
Изуродованная дверь не открывалась, ее привалило глыбой льда. Алексей нащупал рядом пустоту и разрезал внутренний слой ткани.
Повозившись над твердой обшивкой, он проделал отверстие и сунул в него голову.
— Какая-то темная дыра. Мы на дне провала.
Еще несколько усилий, треск пластика — и между стальными ребрами кузова возникла рваная дыра.
По ту сторону обшивки открылась черная пустота. Людей обволокла влажная, пещерная теплынь.
— Я стою на камнях, — сказал Алексей, выскользнув из кузова.
Кряхтя и чертыхаясь, выбрался Генри Хопнер. За ним Джой. Он демонически улыбался. Ну-с, что тут интересного?
— Все ясно. Мы на земле шестого материка, — торжественно сказал Джой.
И зачем-то снял шапку.
6
Четыре луча прорезали влажную ночь.
Они выхватили из темноты коричневые камни, усыпанные битым льдом и снегом. С одной стороны земная твердь круто, местами отвесно подымалась вверх, а с другой уходила вниз, исчезая в серой — именно серой, а не черной мгле. Выше, откуда свалился снегоход, к каменной горе примыкал блестевший под лучами фонарей, изломанный трещинами и, видимо, не очень прочный лед. Он подступал к склону горы метрах в сорока от остатков снегохода и почти правильным полукругом теряющейся в высоте сферой уходил во все стороны, создавая впечатление пещерного свода над невероятно большим подземным залом, на дно которого они не скатились только благодаря случайности. Их остановили скальные и ледяные обломки, лавиной спустившиеся перед ними.
Где-то в ледяном потолке была щель, вход в провал, соединяющий преисподнюю с холодным, но солнечным миром.
Лучи фонарей с быстротой, которая свидетельствовала скорее о нервозности, чем о любознательности, осветили ледяную сферу, двинулись по ней до того места, где свод соединялся со склоном каменного бока, ощупали каждый дюйм в поисках этой щели. Увы, ее не было. Сияющий, оплавленный лед с темными трещинами тяжело опирался на камни. Преисподняя поглотила их и наглухо закрылась. Капкан.
Минута-другая прошла в молчаливом раздумье. Фонари погасли. Только привыкнув к темноте, люди заметили, что ледяная сфера над пропастью слабо светится.
— Феномен номер один, — довольно спокойно сказал Джой, обрывая затянувшуюся паузу.
— Ты о чем? — Алексей щелкнул кнопкой фонаря.
— Потуши, — сказал Джой. — Вот так. Смотри внимательно на здешнее небо. Тебе не кажется, что там, над пропастью, свет посильнее, чем над нами?
— Да, пожалуй.
— Попробуем разобраться. На какой глубине морская вода полностью поглощает свет солнца?
— Кажется, около двухсот метров.
— А лед с толстым и непрозрачным снежным покровом?
Достаточно семидесяти. Тем более в этих широтах.
— Спасибо. А теперь цифры. У меня в руках высотомер. Он показывает четыреста семьдесят метров над уровнем моря.
— За десять минут до катастрофы я смотрел на шкалу. Прибор показывал семьсот шестьдесят, — сумрачно сказал Генри.
— Значит, толщина свода над нами около трехсот метров.
Алексей протяжно свистнул. Звук получился тусклым. Как в подушку. Плотность водяного пара.
— Трудно бить штольню, — сказал Генри. — А выбираться надо.
Джой все размышлял по поводу свечения ледяного свода.
— Итак, дневной свет не способен пробиться сквозь толщу в триста метров. Тем более что сейчас ночь.
Перселл возился с рукой. Видно, болела. Он сидел на камне, изредка посвечивая по сторонам, будто не зная, чему верить: явь это или недобрый сон. Рассуждения Джоя о природе света казались ему легкомысленными.
— Давайте сообразим, как выбираться, — тихо предложил он. — И вообще хотелось бы знать, куда мы попали.
— Дельные слова, — сказал Джой. — Мы подо льдом, Перселл. И довольно глубоко.
— Будем пробиваться, Хопнер? — настойчиво спросил Перселл.
— Триста метров, — раздумчиво сказал командир. — Но другого выхода нет.
— Попытаться выйти на связь? — Алексей, не дожидаясь согласия, полез в кузов.
К счастью, рация оказалась более или менее целой. Старков установил антенну, подключил аккумулятор. В динамике раздался невероятный треск. Алексей поводил рукояткой настройки. Треск и гул. Нет и намека на радиосигналы. Ко всем помехам добавился еще экран изо льда.
— Прежде чем браться за работу, давайте подкрепимся, ребята, — простецки сказал Джой. Он не терял присутствия духа.
— Не возражаю, — отозвался Генри. — Светить буду я. А вы погасите фонари, неизвестно, сколько придется торчать в этом аду.
Генри хотел завести мотор снегохода, вернее, то, что осталось от него. Вал привода был вырван вместе с коробкой скоростей и укатился вниз заодно с гусеницами. Двигатель в общем оказался в порядке, горючее имелось в канистрах и в баке.