Она обрела утешение в более масштабной победе: суд согласился с ее доводами в пользу того, что бутлегеры обязаны платить налоги. В письме родителям она признавалась в своем восхищении Холмсом – “которого я нежно люблю, издалека” – и своем юридическом триумфе. “Поскольку все были убеждены, что здесь мне не выиграть, – писала она, – это сочли выдающейся победой, и поздравления хлынули потоком”.

Что касается Римуса, Виллебрандт намеревалась сделать все, что в ее силах, чтобы отправить его за решетку.

А тем временем она сосредоточила внимание на “Четверке из Саванны” – бутлегерском синдикате с Юга. Его главе Уилли Харру, известному как “Адмирал бутлегеров”, принадлежал целый флот судов, которые доставляли спиртное из Шотландии, Франции и Нассау; затем его прятали в рукотворных цементных пещерах по всему американскому побережью. Там же люди Харра раскладывали виски по ящикам с надписью “фрукты” или “картофель”, грузили на автомобили, поезда и грузовики, направлявшиеся к пунктам назначения по всей стране. В каждом городе местным “сухим” агентам платили, чтобы те не замечали поставок. “Четверка из Саванны” чувствовала себя настолько защищенной и была настолько убеждена в своей неуязвимости, что даже свою подопечную бейсбольную команду они назвали “Бутлегеры”.

Виллебрандт опасалась, что прекратить их бизнес будет трудно, ибо, по ее мнению, офис генерального прокурора в Саванне “хуже чем бесполезен”, а глава местного офиса Бюро “насквозь прогнил”. Комиссар Рой Хейнес отправил туда своих людей, и все они были либо куплены, либо тут же раскрыты. “Уже через несколько дней работы агентов в городе, – писала она, – бутлегеры предупреждают их: «Лучше бы вам отсюда убраться, парни, мы знаем, откуда вы»”.

Убежденная, что сможет добиться большего, Виллебрандт отрядила команду из пятнадцати агентов Бюро расследований действовать под прикрытием, в роли партнеров или потенциальных клиентов бутлегеров. Она вспомнила блестящую работу Франклина Доджа по делу Римуса, в том числе его круглосуточные наблюдения за домом бутлегера, и потребовала, чтобы этот агент отправлял отчеты непосредственно в ее отдел. Додж должен был действовать под псевдонимом “Ф. Л. Делай”. У Виллебрандт для Доджа тоже было прозвище: “Ас расследований”.

Если Доджу Виллебрандт доверяла безоговорочно, то ее босс Гарри Догерти вызывал у нее все большее беспокойство. Совсем недавно на генерального прокурора обрушился град обвинений со стороны политических противников: он не смог обеспечить безопасность железных дорог; медлил с принятием мер против мошеннических военных поставок и спускал на тормозах нарушения антимонопольного законодательства. Назначение неоднозначной фигуры Уильяма Дж. Бернса на должность главы Бюро расследований лишь подчеркнуло недальновидность и фаворитизм генерального прокурора Догерти. В целом ситуация способствовала эмоциональной и политической уязвимости генерального прокурора. “Он в гораздо более рискованном положении, чем можно представить, – писала Виллебрандт родителям, – и если он номинально останется главой министерства, я, не испытывая угрызений совести, подала бы в отставку, пожелав ему проблем в выборе женщины-заместителя”.

Как и все в Вашингтоне, она слышала, будто Догерти косвенно замешан в делах Римуса. Тем не менее он никогда не препятствовал ей в процессе расследования и частенько удивлял своей благосклонностью. “Ну не душка ли он? – писала она матери. – Он определенно высоко ценит верную службу – я не всегда делаю то, что, как мне кажется, он хочет! Он прислал телеграмму, что следует отложить дело по сухому закону, а я в ответ отправила телеграмму, что, несмотря на его распоряжение, я не стану этого делать, поскольку считаю это ошибкой, и он сообщил прокурорам – мое решение прошло!” Генеральный прокурор не упускал случая высказать комплимент в ее адрес, однажды поведав суфражистке Гарриет Тейлор Эптон, что у него “непревзойденная женщина-заместитель. Она даст фору любому мужчине по части рассудительности и здравого смысла, да и меня заодно убедит!”

Чувствуя полную поддержку Догерти, Виллебрандт даже позволяла себе временами мелкую месть. Когда министр финансов Эндрю Меллон, которого она не переваривала, потребовал отложить вынесение обвинительного вердикта в Питтсбурге, она радостно сказала ему “нет”. И, как призналась потом матери, “чертовски здорово повеселилась”.

Как-то раз в Министерстве юстиции Виллебрандт отозвала Догерти в сторонку и попросила позволения взглянуть на его ладонь. Она всегда интересовалась всякой эзотерикой и оккультизмом – астрология, карты Таро и прочие нетрадиционные методы изучения личности – и была преданным адептом хиромантии. Газеты регулярно упоминали невероятное изящество ее руки, с восторгом отмечали “низко расположенный большой палец” и “необычайно длинный средний палец”, “сильное и упругое” рукопожатие. “Если хотите устроиться в удобном кресле на террасе, отхлебнуть прохладительного коктейля, не содержащего ни капли алкоголя, и погрузиться в то умиротворяющее благостное чувство, что вашей страной руководят адекватные люди, просто внимательно посмотрите на руки помощницы генерального прокурора Соединенных Штатов, – написал как-то журналист «Атланта джорнал». – Никогда прежде мы не видели рук, демонстрирующих столько силы, здравомыслия и мудрости”.

Догерти уступил, протянув руку ладонью вверх. Виллебрандт молча изучала главные линии – жизни, сердца и ума – и второстепенные – отношений, интуиции и судьбы. Она отметила, какие из них глубоки, а какие едва заметны, как далеко тянутся и где исчезают, какие разделяются на несколько мелких и расходятся в разных направлениях, а какие похожи на звездочки, кресты или цепочки.

Через минуту прогноз был готов. Она увидела, что генеральному прокурору грозит скорая отставка, но побоялась сообщить ему об этом.

Несмотря на вынесенный приговор, Римус выискивал возможности остаться в алкогольном бизнесе – даже на законном основании, если придется. Его многочисленные винокурни по всей стране пухли от залежей товара, и он жаждал добраться до этих месторождений и распродать их. С этой целью он пригласил на встречу в отель “Синтон” старого товарища-бутлегера “Джу Джона” Маркуса.

Римуса всегда восхищал послужной список Маркуса; тот называл себя одним из первых контрабандистов виски в Соединенных Штатах. В прошлом карманник и игрок в Тихуане и Хуаресе, он возил спиртное из Мексики в “сухие” южные штаты задолго до введения федерального запрета спиртного. В Цинциннати он действовал как независимый агент, поставлял виски в разные города, получая комиссионные с каждой партии. Некоторые из его клиентов жили в Сент-Луисе, и он был на короткой ноге с коррумпированными городскими политиками. А еще говорили, что Маркус – отчаянный и бесстрашный (и опытный) киллер, который, по словам одного знакомого, “прикончил многих конкурентов”.

Римус и Маркус потребовали столик в зале, предназначенном исключительно для мужчин, где в воздухе клубились облака сигарного дыма. Официанты сновали с подносами, нагруженными шпигованным говяжьим филе и фирменным напитком “Синтона”: газированный виноградный сок в двухдолларовых бутылках, закупоренных пробкой. Менеджер отеля давно предрек, что с этой выдумкой “проблема сухого закона практически решена”.

Перегнувшись через стол, Маркус сообщил, что у него есть для Римуса ценная наводка: винокурня “Джек Дэниэлс” в Сент-Луисе может отойти к нему за вполне разумную сумму.

– Я не собираюсь покупать заводы, – отказался Римус. – У меня своих хватает. Мне нужно вытащить виски из тех, которые уже принадлежат мне.

– Ну, есть одно место, откуда можно запросто добыть товар, – сказал Маркус и выложил предысторию. Один из клиентов-политиков, Джек Кратц, обратился к нему насчет возможности “выдоить” винокурню “Джек Дэниэлс” в городе. Маркус сказал, что с работой такого масштаба может справиться только один человек – Джордж Римус из Цинциннати. Несколько верных людей – и никакого риска. Кратц, заинтересовавшись, попросил Маркуса их познакомить.