– Не понял, чё у тебя?»

– У меня за пазухой жизнь! Понимаешь, мужик, жизнь. Маленькая собачья жизнь!

– Я знаю, там у него щеночек. Я видел, как дяденька его покупал,– среагировал мальчонка, занимающий тридцать градусов окружности хозяина. Оставшаяся сфера была прикрыта спинами двух дамочек, поглощенных диалогом.

К следующей остановке усилилось броуновское движение, формируя направленный поток в сторону выхода. Толпа вылетела из трамвая, освободив половину пространства. Он сел на свободное одиночное сиденье. Потрепанная дерматиновая обивка устойчиво

удерживала форму, заданную пассажирами. И в этот прохладный осенний день еще успела сохранить тепло привлекательной части тела, туго обтянутой светло-синими джинсами. Сквозь оконное стекло вагона он рассматривал стремительную походку уходящей зрелой дамы, чьё тепло осталось независимо от ее желания.

Видимо, женское любопытство свойственно любой категории биологического вида. Маленькая мордашка высунулась из укрытия и уткнулась носом в холодное стекло. Мгновения ей хватило разглядеть людской поток, спешащий запрыгнуть в состав другой трамвайной ветки. Она поняла, что не причастна к суматохе за бортом транспортного средства, и ей необходимо оценить пространство, в котором она находилась. Наивные глаза несмышленого существа встретились с Ним. Он увидел в них непонимание, обреченность и полную растерянность. Глупенькая, она попыталась выползти в поиске своего прошлого.

«Что ты, маленькая, не бойся», – одной рукой он попытался удержать ее стремление к опасной свободе – не волнуйся, посиди еще со мной. Сейчас приедем.

Трамвай завизжал колесными парами, делая поворот практически на 90 градусов к остановке Ново-Московская. Желающих выйти обозначилось только двое.

– Вот и приехали. Сейчас пойдем знакомиться с твоей новой семьей, – произнес хозяин в отворот своей куртки. Выходящий мужчина с недоумением оглянулся, не понимая, куда его приглашают.

– Не волнуйтесь, я здесь о своём.

Он нес её через осеннюю грязь и лужи размеченных дорожек, так и не сформированных в проектную идею архитекторов. Мимо одной помойки жилого многоэтажного дома, проходя следующую. Ландшафт движения был однообразен неколоритной мыслью и бездействием городского управления. И лишь природа блистала багряными и желто-зелеными красками бабьего лета. Трава была полной сил. Экспрессией ветра зелень покрова стала альбомным листом для гербария. Листья в путаном порядке слетелись на еще один заговор против коммунальных служб.

Он выбрал подходящее место для высадки своей инопланетянки. Кожаный корабль движения не был оборудован системами утилизации. Он не знал, как бы среагировал на теплый поток от маленького существа. Предвидеть – вот исключительная ценность развития.

Хозяин осторожно поставил крошечное создание на перину листьев.

«Давай, действуй!»

Она ничего не понимала. Естественный инстинкт глубоко забрался вовнутрь. Лишь оболочка страха проявляла себя с уверенной стабильностью. Осенняя вишенка умоляюще взглянула на него и сделала добровольный шаг к нему навстречу.

«Ну что ж, ничего не получилось. Следующим, очевидно, наступит закон подлости».

Мужские руки подхватили и понесли маленькую собачью жизнь навстречу её судьбе.

Всегда найдется кто-нибудь, кто первым знает, что произойдет. И он знал то, чего еще не знали его близкие. Несколько минут отделяли их от неизвестного.

Его однажды сильно зацепило собственное наблюдение, происшедшее на борту самолета.

Он летел со стажировки из штата Техас в Нью-Йорк. С высоты полета было интересно наблюдать за одноэтажной Америкой. Небольшие городки соединялись ровными артериями движения. Четкие линии автобанов завораживали автомобильным ассорти. Потоки грузового и легкового автотранспорта, подчиняясь индивидуальной программе, мчались к цели. Взгляд из иллюминатора охватывал многокилометровый сектор земного пространства, одновременно включая прошлое, настоящее и будущее. Его внимание привлекло массовое скопление «игрушечных» машин далеко впереди. Пожар охватил плотный хаос автомобилей, формируя голову огнедышащего дракона. От его извергающегося пламени удалялись счастливчики, которые, возможно, никогда не узнают о трагедии. Это было не их прошлым. Далеко позади растущего в длину дракона мчались

экипажи, не подозревая о предстоящем длительном томлении в многочасовой пробке. У них еще была возможность свернуть с автострады и уйти от судьбы. Но они не предполагали, а он не мог предупредить их. Он летел над пространством и сверху открывал для себя крупицы непостижимой истины жизни. Его посетила мысль о едином вездесущем Разуме, который мог бы предупредить, предотвратить или не сделать этого по известной только ему причине.

И сейчас в общем сценарии встречи он ожидал бурную реакцию его семьи, не зная конкретность сцен.

Давно можно было поменять дверной звонок в квартиру на современный, заменив его на трель соловья или на неаполитанскую мелодию. Соседи это сделали, потеряв способность распознать личность звонившего. Старомодный звонок с однотонным звуком мажора, позволял определять почерк звонившего. Два коротких звонка означали приход своих. Отклонения в тональности на бемоль или диез настраивали домашних на бдительность.

«Папа пришел!», – прокричал сын, идентифицировав звуковой сигнал в прихожей. Щелкнула дверная щеколда металлическим всплеском автоматного затвора. Зеленая винилис-кожа, расчерченная кордовой нитью и шляпками мебельных гвоздей, обозначила первый признак семейного интерьера. Каждый житель подъезда стремился обеспечить безопасность собственных житейских вкладов, установив металлическую сейф-дверь.

Он вошел в аромат семейного тепла.

– Папа, как дела? А где ты так долго был? А что, ты куда-то ездил? Да?, – безостановочно вел следствие юный Пинкертон, не требуя ответа. Его повышенный интерес слабо маскировался речитативом. Для него было важно увидеть хотя бы малую загадку в поведении. Вдруг именно сегодня для него выбирали подарок ко дню рождения. Никто во всем окружающем мире не должен остаться без важной информации. Через два дня ему будет целых десять лет! Конечно, с простительной детской наивностью можно было бы ежедневно нацеливать родных о приближении знаменательной даты. Но это было недостойно его значимого возраста – все же начнется второй десяток лет. Сын вел профессиональную дипломатическую игру.

– Папа, а что на улице тепло, да? А ты что, шарфик снял и засунул его в куртку, да? Как-то странно у тебя торчит курточка на груди.

– Да, сын. На улице потеплело. Я снял шарф и засунул его за пазуху. Какой ты наблюдательный. Сразу видно, что через два дня ты станешь совсем взрослым, – включился в игру отец, упорно скрывая неудержимую радость обладания тайной.

Сын, завершив следствие, аллюром умчался в детскую. Из неё же на мгновение выглянула дочь и помахала рукой: «Привет, папа».

– Всё готово! Сейчас будем садиться за стол, – пропела жена в сопровождении оркестра кипящих и скворчащих звуков кухни.

Хозяин осторожно снял обувь, снижая вероятность нанесения на паркет влажно-серого осеннего камуфляжа. Поставил свое сокровище в центр коридора на входе в зал. Широкая арка гостиной демонстрировала наглядный пример интерференции света, усиливая освещенность коридора.

Малышка растерянно застыла от стремительного перелета из плотного пространства тепла и темноты в перекресток световых волн. Привыкнув к освещению, она вдруг жалобно пискнула. Посторонний звук на короткое мгновение остановил все шумы квартиры. Даже кухонная какофония снизилась на целую октаву.

Обладая абсолютным музыкальным слухом, первой выглянула из кухни жена.

– Боже мой, кто это?!

Настороженная тишина детской взорвалась извержением вулкана. Топот худеньких ног сына заставил крохотное создание с опаской оглянуться. Она как-то необычно выгнулась, и маленькая лужица влилась в интерьер её нового дома.

Мама, быстро оценив ситуацию, ретировалась в кухню за половой тряпкой.