и все это передал Вамбе. Потом вынул из сумки маску, надел ее и, повторив

приказание не трогаться с места, пошел на разведку.

— Будем, что ли, ждать его, — спросил Вамба, — или попробуем дать тягу?

Уж слишком у него наготове все разбойничье снаряжение, чтобы он был честным человеком.

— А хоть бы он оказался самим чертом, пусть его, — сказал Гурт. — Нам

не будет хуже от того, что мы его подождем. Если он из той же шайки, он теперь успел их предупредить, и нам не удастся ни напасть на них, ни убежать.

К тому же за последнее время я убедился, что настоящие разбойники не самые

плохие люди.

Через несколько минут йомен вернулся.

— Друг мой Гурт, — сказал он, — я сейчас побывал у тех молодцов и теперь знаю, что это за люди и куда направляются. Я думаю, что они не собираются убивать своих пленников. Нападать на них втроем было бы просто

безумием: это настоящие воины, и как люди опытные они расставили часовых, которые при первой попытке подойти к ним тотчас поднимут тревогу.

Но я надеюсь собрать такую дружину, которая сможет их одолеть, несмотря

ни на какие предосторожности. Вы оба слуги, и, как мне кажется, преданные

слуги Седрика Сакса — защитника английских вольностей. Найдется немало

английских рук, чтобы выручить его из беды. Идите за мной.

С этими словами он быстро пошел вперед, а свинопас и шут молча последовали за ним. Однако Вамба не мог долго молчать.

глава xix

201

— Это я сейчас узнаю, — сказал Локсли, — а вам приказываю

во имя спасения вашей жизни не сходить с места, пока я не вернусь

— Сдается мне, — сказал он, разглядывая перевязь и рог, которые все еще

держал в руках, — что я сам видел, как летела стрела, выигравшая этот славный приз, и было это совсем недавно.

— А я, — сказал Гурт, — готов поклясться своим спасением, что слышал

голос того доброго йомена, который выиграл приз, и слышал я его и днем, и в ночную пору, и месяц состарился с тех пор никак не больше чем на три дня.

— Любезные друзья мои, — обратился к ним йомен, — теперь не время

допытываться, кто я и откуда. Если мне удастся выручить вашего хозяина, вы

по справедливости будете считать меня своим лучшим другом. А как меня зовут, и точно ли я умею стрелять из лука получше пастуха, и когда я люблю гу-лять, днем или ночью, — это все вас не касается, а потому вы лучше не ломайте

себе голову.

— Ну, попали мы в львиную пасть! — шепотом сказал Вамба своему товарищу. — Что теперь делать?

— Тсс! Замолчи, ради Бога! — сказал Гурт. — Только не рассерди его своей

дурацкой болтовней, и увидишь, что все кончится благополучно.

ГЛАВА XX

Осенний вечер мрачен был,

Угрюмый лес темнел вокруг,

Был путнику ночному мил

Отшельнической песни звук.

Казалось, так душа поет,

Расправив звучные крыла,

И птицей, славящей восход,

Та песня к небесам плыла.

В. Скотт. Отшельник у ручья

Святого Клементия

луги Седрика, следуя за своим таинственным проводником, часа через три достигли небольшой поляны среди

леса, в центре ее огромный дуб простирал во все стороны

свои мощные ветви. Под деревом на траве лежали четверо или пятеро йоменов; поблизости, освещенный светом

луны, медленно расхаживал часовой.

Заслышав приближение шагов, он тотчас поднял тревогу; спящие мигом проснулись, вскочили на ноги, и все разом натянули луки.

Шесть стрел легли на тетиву и направились в ту сторону, откуда слышался шо-рох, но как только стрелки завидели и узнали проводника, они приветствовали его с глубоким почтением.

— Где Мельник? — было его первым вопросом.

— На дороге к Ротерхему.

— Сколько при нем людей? — спросил предводитель, ибо таково было, по-видимому, его звание.

глава xx

203

— Шесть человек, и есть надежда на хорошую поживу, коли поможет

Николай-угодник.

— Благочестиво сказано! — сказал Локсли. — А где Аллен из Лощины?

— Пошел на дорогу к Уотлингу — подстеречь приора из Жорво.

— И это хорошо придумано, — сказал предводитель. — А где монах?

— У себя в келье.

— Туда я пойду сам, — сказал Локсли, — а вы ступайте в разные стороны

и соберите всех товарищей. Старайтесь собрать как можно больше народу, потому что есть на примете крупная дичь, которую трудно загнать, притом

она кусается. На рассвете все приходите сюда, я буду тут… Постойте, — прибавил он. — Я чуть было не забыл самого главного. Пусть двое из вас от-правятся поскорее к Торклистону, замку Фрон де Бефа. Отряд переодетых

молодцов везет туда несколько человек пленных. Наблюдайте за ними неотступно. Даже в том случае, если они доберутся до замка, прежде чем мы

успеем собраться с силами, честь обязывает нас покарать их. Поэтому следи-те за ними хорошенько, и пусть самый проворный из вас принесет мне весть

о том, что у них делается.

Стрелки обещали все исполнить в точности и быстро разошлись в разные

стороны. Тем временем их предводитель и слуги Седрика, глядевшие на него

теперь с величайшим почтением и некоторой боязнью, продолжали свой путь

к часовне урочища Копменхерст.

Когда они достигли освещенной луною поляны и увидели полуразрушенные остатки часовни, а рядом с нею бедное жилище отшельника, вполне со-ответствующее строгому благочестию его обитателя, Вамба прошептал на ухо

Гурту:

— Коли тут точно живет вор, стало быть, правду говорит пословица:

«Чем ближе к церкви, тем дальше от Господа Бога». Я готов прозакладывать

свою шапку, что это так и есть. Послушай-ка, что за песнопение в этой келье

подвижника.

В эту минуту отшельник и его гость во все горло распевали старинную за-стольную песенку с таким припевом:

Эх, давай-ка чашу, начнем веселье наше,

Милый мой, милый мой!

Эх, давай-ка чашу, начнем веселье наше!

Ты, Дженкин, пьешь неплохо — ты плут и выпихова!

Эх, давай-ка чашу, начнем веселье наше…

— Недурно поют, право слово! — сказал Вамба, пробуя подтянуть припев. — Но, скажите на милость, кто бы мог подумать, что услышит в глухую

полночь в келье отшельника такой веселенький псалом.

— Что же тут удивительного, — сказал Гурт. — Всем известно, что здешний причетник — превеселый парень; он убивает добрую половину всей

дичи, какая пропадает в этих местах. Говорят, будто лесной сторож жаловался

204

айвенго

на него своему начальству, и, если отшельник не образумится, с него сорвут

и рясу, и скуфью.

Пока они разговаривали, Локсли что было силы стучался в дверь; наконец

отшельник и его гость услыхали этот стук.

— Клянусь святыми четками, — молвил отшельник, — внезапно оборвав

свои звонкие рулады, — кто-то стучится! Ради моего клобука, я не хотел бы, чтобы нас застали за таким приятным занятием. У всякого человека есть недо-брожелатели, почтеннейший Лентяй; чего доброго, найдутся злые сплетники, которые гостеприимство, с каким я принял усталого путника и провел с ним

часа три ночного времени, назовут распутством и пьянством.

— Вот ведь какая низкая клевета! — сказал рыцарь. — Мне хотелось бы

проучить их как следует. Однако это правда, святой причетник, что у всякого

человека есть враги. В здешнем краю есть такие люди, с которыми я сам охотнее стал бы разговаривать сквозь решетку забрала, чем с открытым лицом.

— Так надевай скорее на голову свой железный горшок, друг Лентяй, и поспешай как только можешь. А я тем временем уберу эти оловянные

фляги. То, что в них было налито, бултыхается теперь в моей башке. А чтобы

не слышно было звяканья посуды, потому что у меня немного руки трясутся, подтяни ту песню, которую я сейчас запою. Тут дело не в словах. Я и сам-то