в кафедральном соборе города Йорка. Сам король присутствовал на брако-сочетании, и, судя по вниманию, какое он оказал в этом и во многих других

случаях дотоле притесняемым и униженным саксам, они увидели, что мирными средствами могли добиться гораздо больших успехов, чем в результате

ненадежного успеха в междоусобной войне.

Церемония бракосочетания была исполнена со всем тем великолепием, какое римские прелаты умеют придавать своим торжествам.

Гурт, нарядно одетый, исполнял должность оруженосца при молодом хозяине, которому он так преданно служил; тут же был и самоотверженный

Вамба, в новом колпаке с великолепным набором серебряных колокольчиков.

Гурт и Вамба вместе с Уилфредом переносили бедствия и опасности, а потому

имели полное право разделять с ним его благополучие и счастье.

Но, помимо домашней свиты, эта блестящая свадьба была отмечена присутствием множества знатных норманнов и саксонских дворян, при всеобщем

восторге низших классов приветствовавших в союзе этой четы залог будущего

мира и согласия двух племен; с того периода времени эти враждующие племена слились и потеряли свое различие. Седрик дожил до начала этого слияния, ибо, по мере того как обе национальности встречались в обществе и заключа-ли между собой брачные союзы, норманны умеряли свою спесь, а саксы утра-чивали свою неотесанность. Впрочем, тот смешанный язык, который ныне мы

называем английским, окончательно вошел в употребление при лондонском

дворе только в царствование Эдуарда III; и в то же время, по-видимому, исчезли последние следы розни между норманнами и саксами.

Прошло два дня после счастливого бракосочетания, и леди Ровена сидела

в своей комнате, когда Эльгита доложила ей, что какая-то девица просит позволения поговорить с ней без свидетелей. Ровена удивилась, подумала, поко-лебалась, но любопытство пересилило, и она кончила тем, что приказала просить девицу к себе.

Вошла девушка высокого роста и благородной наружности. Длинное бе-лое покрывало скорее оттеняло, чем скрывало изящество ее фигуры и величавую осанку. Манеры ее были почтительны, но без всякой примеси страха

и без желания снискать расположение. Ровена была всегда готова прийти на

помощь и проявить внимание к чувствам других. Она встала и хотела взять

474

айвенго

гостью за руку и подвести ее к креслу, но та оглянулась на Эльгиту и еще раз

попросила о разрешении побеседовать с леди Ровеной наедине. Как только

Эльгита ушла (что сделала очень неохотно), прекрасная посетительница, к

великому удивлению леди Айвенго, преклонила колено, прижала обе руки к

своему лбу и, склонившись до пола, поцеловала край вышитой одежды Ровены, невзирая на ее сопротивление.

— Что это значит? — сказала удивленная новобрачная. — Почему вы мне

оказываете столь необычное почтение?

— Потому что вам, леди Айвенго, я могу законно и достойно отдать

долг благодарности, которой обязана Уилфреду Айвенго, — сказала Ревекка, вставая и снова приняв обычную свою осанку, исполненную достоинства

и спокойствия. — Простите, что я осмелилась оказать вам знаки почтения, принятые у моего народа. Я та несчастная еврейка, для спасения которой

ваш супруг рисковал жизнью на ристалище в Темплстоу, когда все было против него.

— Любезная девица, — сказала Ровена, — в тот день Уилфред Айвенго

лишь в слабой мере отплатил вам за неусыпный уход и врачевание его ран, когда с ним случилось такое несчастье. Скажите, не можем ли он и я еще чем-нибудь быть вам полезны?

— Нет, — спокойно отвечала Ревекка, — я лишь попрошу вас передать ему

на прощание выражение моей признательности и мои наилучшие пожелания.

— Разве вы уезжаете из Англии? — спросила Ровена, все еще не вполне

опомнившись от удивления, вызванного таким необыкновенным посещением.

— Уезжаю, миледи, еще до конца этого месяца. У моего отца есть брат, пользующийся особым расположением Мухаммеда Боабдила, короля гранад-ского. Туда мы и отправимся и будем жить там спокойно и без обиды, заплатив

дань, которую мусульмане взимают с людей нашего племени.

— Разве в Англии вы не пользуетесь такой безопасностью? — сказала Ровена. — Мой муж в милости у короля, да и сам король — человек справедливый и великодушный.

— В этом я не сомневаюсь, леди, — сказала Ревекка, — но англичане — жестокое племя. Они вечно воюют с соседями или между собой, безжалостны

и готовы пронзить друг друга мечом. Небезопасно жить среди них детям нашего племени. В этой стране войн и кровопролитий, окруженной враждебны-ми соседями и раздираемой внутренними распрями, странствующий Израиль

не может надеяться на отдых и покой.

— Но вы, — сказала Ровена, — вы сами, без сомнения, ничего не должны

опасаться. Ты, что бодрствовала у одра раненого Уилфреда Айвенго, — продолжала она с возрастающей горячностью, — тебе нечего бояться в Англии, где и саксы, и норманны наперебой будут воздавать тебе почести.

— Твои речи, леди, хороши, — сказала Ревекка, — а твои намерения еще

лучше. Но этого не может быть: бездонная пропасть пролегает между нами.

Наше воспитание, наши верования ни вам, ни нам не дозволяют перешагнуть

глава хliv

475

через эту пропасть. Прощай, но, прежде чем я уйду, окажи мне одну милость.

Фата новобрачной скрывает твое лицо; дай мне увидеть черты, столь прослав-ленные молвой.

— Они едва ли таковы, чтобы стоило на них смотреть, — сказала Ровена, — но в надежде, что и ты сделаешь то же, я откину фату.

Она приподняла фату и то ли от сознания своей красоты, то ли от застен-чивости покраснела так сильно, что ее щеки, лоб, шея и грудь покрылись кра-ской. Ревекка также вспыхнула, но лишь на мгновение. Через минуту она спра-вилась со своими чувствами, и краска сбежала с ее лица, как меняет цвет алое

облако, когда солнце садится за горизонт.

— Леди, — сказала она, — ваше лицо, которое вы соблаговолили мне показать, долго будет жить в моей памяти. В нем преобладают кротость и доброта, а если среди этих прекрасных качеств можно найти оттенок мирской гордости или тщеславия, то можно ли винить плоть земную в том, что она обладает земными свойствами? Долго буду я вспоминать ваше лицо и благодарить

Бога за то, что покидаю моего благородного избавителя в союзе с той…

Глаза ее наполнились слезами, и она умолкла, потом поспешно отерла их

и на тревожные расспросы Ровены отвечала:

— Нет, я здорова, леди, совсем здорова. Но сердце мое переполняется го-рестью при воспоминании о Торкилстоне и ристалище в Темплстоу. Прощайте! Я не исполнила еще одной, самой незначительной части своего долга. Примите этот ларец и не удивляйтесь тому, что найдете в нем.

Ровена открыла небольшой ящичек в серебряной оправе и увидела ожерелье и серьги из бриллиантов несметной ценности.

— Это невозможно, — сказала она, отдавая Ревекке ларчик. — Я не смею

принять такой драгоценный подарок.

— Оставьте его у себя, леди, — сказала Ревекка. — Вы обладаете властью, знатностью, влиянием — у нас же только и есть богатство, источник нашей

силы, а также и нашей слабости. Ценой этих погремушек, будь они в десять

раз дороже, не купишь и половины того, чего вы достигнете, молвив одно

слово. Стало быть, для вас это подарок не особенно ценный, а для меня, если

я расстаюсь с ними, и подавно. Позвольте мне думать, что вы не такого ужасного мнения о моем народе, как ваши простолюдины. Неужели вам кажется, что я ценю эти сверкающие камешки больше, чем свою свободу? Или что мой

отец считает их дороже чести своей единственной дочери? Возьмите их, леди.

Мне они совсем не нужны. Я никогда больше не буду носить драгоценностей.

— Значит, вы несчастны? — сказала Ровена, пораженная тоном, каким

Ревекка произнесла последние слова. — О, оставайтесь у нас! Праведные наставники сумеют убедить вас отказаться от вашей ложной веры, а я буду вам