Следующая – Трейси. Она была настоящей сахарной поп-королевой старшей школы «Джексон». Если бы вы искали девушку с командным духом, Трейси обеспечила бы его, прибавив щедрую порцию блесток и радуги. В последнее время Трейси пыталась заразить своей яркостью Реджи, но, на мой взгляд, он был не слишком в этом заинтересован. Реджи был новеньким, недавно переехавшим из Кентукки, и большинство девушек были очарованы его южным акцентом. Сказать честно? Он казался мне обычным придурком, который время от времени называл друзей «чел». Я был профессионалом в распознавании козлов.
Рыбак рыбака видит издалека.
Трейси была слишком невинна для такого парня, как он. Она бывала немного раздражающей и навязчивой со своим радужным дружелюбием, но в целом она – неплохой человек. Она никому не желала зла, и именно поэтому такой парень, как Реджи, ей совершенно не подходил. Он съел бы ее заживо, а потом выплюнул так, словно они никогда не были знакомы.
Это то, что делаем мы, плохие парни. Мы вытягиваем все соки из хороших девочек и, насытившись, отбрасываем их в сторону.
Человеком, который и правда подошел бы Реджи, была Моника. Этот союз заключен в самом Аду.
Девочки продолжали болтать, и я знал, что Моника наверняка рассказывает ей о вечеринке, которую я не хотел устраивать. Шей взглянула на меня беспокойным, презрительным взглядом.
Привет, карие глаза.
Если эта девушка и ненавидела что-то больше, чем меня, так это вечеринки, которые я устраивал, – поэтому она взяла за правило никогда на них не появляться. Как только мы встретились взглядами, я отвернулся. Мы редко пересекались, но, когда это случалось, мы обменивались друг с другом короткими репликами. В большинстве случаев они были довольно грубыми. Это было в нашем стиле. Мы соревновались в ненависти друг к другу.
Кроме одного случая девять месяцев назад.
Ее бабушка, Мария, присутствовала на похоронах Ланса и взяла с собой Шей. Они пришли на прием ко мне домой, и Шей застала меня в один из не самых мужественных моментов.
Я бы предпочел, чтобы она не видела меня таким: сломленным, измученным, беззащитным, настоящим.
Кроме того, я бы предпочел, чтобы Ланс не умер, но вы знаете, как это бывает. Желания, мечты, надежды – все это вымысел.
– Ты уверен, что хочешь устроить вечеринку? – спросил Грейсон, понизив голос и оторвав меня от мыслей о Шей.
Другие парни за столом говорили о баскетболе и девушках, но Грейсона это, похоже, не смущало.
– Учитывая, что это день рождения Ланса.
Он был единственным, кто знал о дне рождения моего дяди, и я был ему благодарен. Грейсон был в курсе, потому что обращал внимание на такие вещи. У него была невероятная память, и он всегда использовал ее во благо. Моника знала о Лансе только потому, что собирала любую информацию, которую могла каким-то образом использовать в качестве оружия против своих будущих жертв. Она была полной противоположностью Грейсону.
Я пожал плечами.
– Думаю, лучше провести время с людьми, чем в одиночестве.
Он попытался возразить, но я покачал головой.
– Все в порядке. Мне нужна компания. Кроме того, Моника уже не откажется от этой идеи.
– Я мог бы устроить вечеринку у себя, – предложил он.
Я отказался. Вечеринка дома у Грейсона – совсем не то же самое, что вечеринка у меня. Мои родители были бы недовольны, но быстро остыли бы. Но если бы отец Грейсона узнал о том, что он организовал вечеринку, его наказание было бы гораздо суровее. У мистера Иста жесткая рука, и он не стеснялся использовать ее на своих жене и сыне.
Ему повезло, что я ни разу не видел, как он поднимал руку на моего друга. Он бы быстро ее лишился.
К нашему столу подошла компания девочек, хихикающих, как чертовы школьницы. Не секрет, что многие девушки были влюблены в Грейсона, – так же, как и в меня. Забавно, потому что Грейсон и я были полнейшими противоположностями. Грейсон был святым, я – дьяволом, но, как выяснилось, при дневном свете женщина может любить ангела, а ночью все равно мечтает о грехе.
– Ходят слухи, что в эту субботу ты устраиваешь вечеринку, Лэндон, – протянула одна из девушек, накручивая волосы на палец. – Мы можем прийти?
– Мы знакомы? – спросил я.
– Пока нет, но ты можешь познакомиться со мной на своей вечеринке, – ответила она многозначительным тоном.
Она прижала язык к щеке и демонстративно им подвигала. Боже. Удивительно, что она не залезла мне в джинсы, не выдернула мой член и не начала облизывать его на виду у всей школы.
Было видно, что они младше нас – скорее всего, из десятого класса. Нет никого более озабоченного, чем десятиклассницы. Как будто еще вчера они невинно играли в куклы, а сегодня уже заставляют Барби и Кена трахаться. Я понимаю, почему отцы так беспокоятся о своих дочерях-старшеклассницах. Все это больше напоминает «Girls Gone Wild»[3]. Если бы я был отцом, я бы держал ребенка в подвале до его тридцатилетия.
Я проигнорировал ее провокационный жест.
– Если узнаешь адрес, можешь приходить.
Их глаза загорелись от волнения, и они глупо захихикали, тут же отправившись на поиски адреса. Думаю, если бы они меня спросили, я бы им ответил. В тот день я был в милосердном расположении духа.
– Значит, вечеринка все-таки будет? – спросил Грейсон.
Я откусил сухой сэндвич с куриной котлетой и попытался выкинуть из головы и из сердца мысли о Лансе. Вечеринка мне поможет. Во всяком случае, это неплохой способ отвлечься.
– Ага, – уверенно кивнул я. – Будет.
Я поднял глаза и увидел, как Шей разговаривает с каким-то ботаником. Она всегда занималась подобным дерьмом: любезничала с людьми из всех социальных слоев. Окружающие не просто любили ее; они любили ее любить.
Шей была королевской особой старшей школы «Джексон», но не такой стервозной и токсичной, как мы с Моникой. Мы с Моникой нравились людям, потому что мы их пугали. Но Шей любили потому, что она была… школьной принцессой Дианой.
Именно поэтому я ее ненавидел. Я ненавидел ее беззастенчивую радость, ненавидел сам ее вид – уверенный и счастливый. Ее благополучие раздражало меня до чертиков.
С ее сияющими шоколадными глазами и вечно улыбающимися пухлыми губами она действительно была похожа на принцессу. У нее была гладкая загорелая кожа и иссиня-черные волосы, рассыпающиеся по плечам легкими волнами. Идеальные изгибы ее тела вынуждали меня представлять, как она выглядит без одежды. Проще говоря, Шей была красива. Многие парни считали ее горячей, но я не мог с этим согласиться. Называть ее так было глупо и дешево, потому что она была не просто «горячей». Она была ярким светом. Вспышкой, осветившей небо. Чертовой звездой.
Как бы банально это ни звучало, каждый парень хотел ее, а каждая девушка хотела быть ею.
Она дружила со всеми – до единого. Даже если она встречалась с кем-то, отношения никогда не заканчивались плохо. Расставание всегда проходило мирно. Шей не только выглядела чертовой принцессой, но и вела себя, как подобает королевской особе. Хладнокровная, спокойная, собранная. Сдержанная. Она никогда не уходила, не попрощавшись. Она никогда не выгоняла людей из кружков и клубов. Если она устраивала собрания, то приглашала и ботаников, и музыкантов, и футболистов.
Она не верила в разделение по социальным классам, что заметно выделяло ее на фоне всех остальных. Казалось, что в своем развитии Шей опередила нас на пару сотен световых лет и заранее знала, что статус в старшей школе ни хрена не значит. Она не была одной из частей пазла. Она была недостающим фрагментом в любой головоломке. Ей с легкостью удавалось найти место в мире каждого. И ботаники, и готы говорили о Шей с одинаковыми любовью и восхищением. Для всех она была неиссякаемым светом.
Для всех, кроме меня.
И это меня устраивало. По правде говоря, мне становилось тошно от одной мысли о том, что Шей может относиться ко мне так же, как к остальным, – с добротой и вниманием.
