– Лассава! – негромко позвала коллегу Диолея. – Не надо таких взглядов и мыслей.

Та в ответ вспыхнула от стыда, признавая неуместность каких-либо упрёков в Олин адрес:

– Прошу прощения. Просто, прошедшая без потерь Еноселиза и последующие погружения явно всех расслабили. Нас переполняла эйфория, и мы многое стали упускать из виду.

– Полностью согласен, – покивал головой Элан. – Команда ещё до отлёта о чём-то усиленно шепталась, обрывая довольно жаркие споры при моём появлении. Будь я настойчивей, вытряхнул бы все их секреты на изнанку, и этой трагедии бы не произошло.

От главного медика Института ему в руки легли три посмертных письма, и кицунэ в полголоса сказал:

– Я сам всё сделаю.

Сам, не сам, а присутствие при эвтаназии определённого круга лиц обязательно: штатный юрист ИБиСа и его коллега из столицы должны проследить весь жуткий процесс от начала до конца, не дать отойти от прописанных Законом процедур. Кроме них Председатель Учёного Совета, глава Службы Безопасности, глава медицинской службы и прочие ответственные лица, так что, зал покинула целая делегация в дюжину человек.

Но простой процедура не могла получиться – у реанимационных палат их тоже ждали родственники, хоть и находящихся при смерти, но номинально ещё живой тройки Навигаторов, и коллеги приготовились к непростому разговору.

Первым получил, естественно, Элан, причём получил в самом буквальном смысле – мать Светланы Савиной отвесила ему такую пощёчину, что из уголка рта потекла кровь.

– Не смей прикасаться к моей дочери!!! – Женщина в жуткой истерике орала ему в лицо и рвалась с такой силой, что двое мужчин едва сдерживали её. – Она ещё жива!!! Жива-а-а… а-а… а-ах-ха-а-а…

Речь сбилась в рыдание, перемежаемое почти что звериным воем, и Лис, а за нам и все остальные ибисовцы, встали, как вкопанные, не смея ни ответить на обвинения, ни тем более прорываться через настоящую стену из живых, потерявших от горя голову, людей.

– Она действительно жива, – негромко, и удивительно спокойным голосом ответил лидер Навигаторов. – Ваши дети живы, живы в ваших и наших сердцах, в совершённых делах, в памяти.

Родня как-то сразу притихла, внимая словам странного существа, существа, которому их чада вверили свои судьбы и жизни.

– Я не смогу их вернуть вам, как не смогу и занять место павших. Мы все рисковали, каждый уходил в Великую Реку множество раз, зная, что очередное погружение может оборвать тонкую ниточку, указывающую дорогу домой. Таков наш труд, наша страсть и отрада.

Он немного помолчал, обведя потухшим взглядом собравшихся:

– Прекратите эти истерики – вы оскорбляете мужество своих детей, их отвагу и их стремление сделать мир вокруг лучше.

Кто-то попытался что-то возразить, но демон-лис уже рассердился, рубанув хвостом воздух:

– Они не вернутся! Оставьте глупые надежды! – Голос, как удар хлыста, заставил людей встрепенуться и унять накалённые добела эмоции, но тут же последовал переход на тихие тона, с неприкрытой болью и просьбой простить. – Они ушли, и, поверьте, там, где сейчас живут их души, гораздо лучше, чем здесь. Может это и есть рай, я не знаю. Опустите их, не мучайте, не держите на границе миров…

Люди неохотно расступились, давая дорогу палачам…

Лис всё необходимое выполнял, как в тумане – сдерживаться уже не было ни сил, ни необходимости. Амма провела идентификацию личностей, юристы соответствующим образом оформили бумаги, все ответственные лица поставили подписи под актами, к которым прикрепили копии посмертных писем, а он всё не отходил от своих воспитанников.

Ещё пара минут, и препарат парализует работу бьющихся на ладан сердец, и жизнь навсегда уже покинет пустые оболочки. Не будет больше весёлых посиделок у костра, бесконечных розыгрышей, в которых кицунэ, и наставники, и воспитанники, соревновались в хитрости и остроте ума, милых подарков ко дням рождения. Застывшие лица не осветят улыбки, не покататься из глаз его лисят слёзы радости от осознания очередного успеха. Не будет трогательной заботы о вышедших из очередного погружения детях, тяжелых, но наполненных задором и целеустремлённостью недель реабилитации. Не будет ничего…

Ещё минута, и лёгкие глотнут последний кусочек бескрайнего воздушного океана, и чуть тёплая, но всё же живая кожа покроется инеем…

Рука Александры легла на его плечо, чуть сжав пальцы:

– Пора…

Она выдавила эти слова сквозь слёзы, а Элан только кивнул в ответ, не отворачивая залитого своими слезами лица от воспитанников. Палец коснулся сенсорной панели, и Амма запустила необратимый процесс: через капельницы в вены хлынул яд.

Лица трёх кицунэ остались такими же безмятежно-спокойными, когда их сердца ударили в последний раз…

Элан не мог сказать, сколько просидел на полу реанимационной палаты, глядя в пустоту, пока его воспитанников быстро, но без суеты, вывезли в другое помещение – тела прямо сейчас переоденут, заморозят, чтобы они продержались положенный срок в зале для траурных церемоний. Ещё сутки, может чуть больше, и откроется заслонка печи, несколько часов неистовства огня, и восемь урн с прахом заложат на Аллее Памяти, и ещё восемь Вечных Цветков, удивительных и неповторимых, останутся в напоминание о тех, что кто-то ушёл навсегда…

* * *

Афалия из всех сил старалась не сердиться на мужа: тот мягко, но настойчиво, попросил супругу съездить в гости к отцу в столицу, заодно показать детей многочисленным знакомым и родственникам. Гибель первой команды больно ударила в её сердце, ведь каждого из воспитанников она подбирала со своим суженым вместе, вместе они открыли им дорогу в Океанес, вместе научили методике изменения тел. А теперь их нет…

Она не плакала при матери и уж тем более при детях, но когда оставалась одна в тишине ночной спальни, подушка часто оказывалась мокрой от слёз. Никогда не забыть ей ни совместных тяжёлых трудовых будней, ни весёлых праздников. Она прекрасно понимала, что мужу ещё тяжелее: он встретит и проводит, он будет каждый миг рядом с погибшими детьми, и именно его рука остановит ещё трепещущую в безвольных телах жизнь. Пламневласая кицунэ не задавала рыжему плуту никаких вопросов по телефону, благовоспитанно старалась не волноваться, но совершенно точно знала, что Элан поступить иначе не сможет, и всё взвалит на себя. Он такой, не боится и не прячется, всё сделает сам, как бы тяжело это ни было.

В первые часы она не на шутку злилась, в основном на себя саму, за уступчивость: ехать с двумя грудными детьми за тридевять земель, пусть и на предельно комфортабельном поезде, да ещё и в специальном вагоне, для мам и детей, – не самая удачная мысль, но…

Просторный особняк градоначальника столицы, старого и доброго друга их семьи, приютил её без малейшего стеснения. Хозяева и родня окружили заботой и вниманием, каждый вечер посмотреть на чудесных «лисят» приезжало немало людей, хотя кое-кто из знакомых и явно тушевался при виде не только Калена и Инии, но и её самой, но Афалия не особо расстраивалась. Быстро пришло понимание, что за чередой встреч с друзьями, бесчисленными смотринами новорождённых, как-то уходит из головы мысль о невосполнимой утрате, не так сильно ноет в груди. Постоянное общение на застольях, шутки и смех не давали ей утонуть в пучине горя – Лис в который раз оказался прав.

Он звонил по многу раз на день, отделённый от возлюбленной тысячами километров пути, но такой близкий и заботливый, разговаривал по телефону со своими детьми, и те, удивительно, безошибочно узнавали голос отца, откликались на шутки весёлым смехом. Ему было тяжело, но он держался изо6 всех сил, стараясь, насколько это вообще возможно, дистанцировать молодую маму от нагрянувшей в Институт беды, да и не только он один.

Лидеры кланов тоже постоянно тревожили её звонками, но эта тревога была как бальзам на раны: Мирра шутила своим непередаваемым чёрным юморком, Нариола как всегда тушила печаль милой наивной непосредственностью, Лассава постоянно обещала оградить Лиса от домогательств электронной бестии, а Диолея традиционно блистала философскими трактатами, но не занудно-бесконечными, а простыми, но в то же время невероятно глубокими по смыслу и содержанию.