Джозеф снова скосил взгляд на Евгения, и гигантский диск уже недалёкого светила, загородивший своим яростным огнём весь обзор в кормовых углах, резко очертил орлиный профиль его носа. Яркий свет звезды, в котором, несмотря на работу фильтров, просто утопал мостик «Хоукинса», сделал старых друзей неузнаваемо похожими, стерев различия, оставив зрителям только волевые лица да строгую форму со знаками различия, чьи большие звёзды на погонах указывали на высшие звания своих носителей. Они уже чувствовали себя победителями.

– Воронка открывается! – доложил уже без волнения дежурный офицер.

Экипаж действовал слаженно и без былого нервного напряжения – они уже второй раз за два месяца видят Аномалию воочию. Успешная проводка конвоя с платформами «Форс» вселила в них уверенность, и на фоне этой сложнейшей операции доставка на курс столкновения со звездой отработавших свой срок термоядерных реакторов была сущим пустяком.

Приборы показывали устойчивый рост туннеля, офицеры крутились в деловом ритме, без суеты и спешки, готовя «Хоукинс» к маневру уклонения, ведь из чёрного зева с минуты на минуту должен появиться первый объект, и никто из них не слышал предсмертного крика бьющейся в агонии первой пары кицунэ…

* * *

У врачей всё же очень непростая работа. Каждый раз, когда случается что-то, они оказываются между двух огней: с одной стороны – пациент, за жизнь которого они в ответе, с другой стороны – родные пациента, страшно взволнованные и даже испуганные, а от того настырные в своих попытках заглянуть за дверь. А уж когда рожает дочь губернатора…

Элан, уже просто не способный хоть как-то справляться с волнением, прыгал по коридору, издавая нечленораздельные звуки, основой которых была оттянутая «и». В глазах на выкате читалось нетерпение и страх, ведь его ненаглядная не пирожки пекла в палате, а пыталась дать жизнь двум детям сразу. Его мелькание перед глазами уже начало изрядно сердить Ростислава Алексеевича, но до точки кипения дело не дошло, Амма, невозмутимым сфинксом сидящая на подоконнике, дёрнула кицунэ к себе:

– Отдохни, ещё напрыгаешься.

Рыжий плут не стал противиться, но энергия требовала выхода, и теперь закрутились, словно на шарнирах, парные уши и хвост:

– Надо было идти с ней!

Это была не игра на публику: супруг был преисполнен решимости разделить все страдания возлюбленной, но его удержали практически силой все женщины разом, начиная от матерей, обеих, заканчивая Миррой.

– Ага, – скептически хмыкнула бойцовая рыбка, – бригаде акушеров только твоего обморока там и не хватало!

Закадычный друг запротестовал:

– Да, что я там не видел!

Полякова, видя неподдельное возмущение своего бывшего подопечного, рассмеялась от души:

– Такого ты точно не видел!

Она уже приступила к выполнению семейного плана, и буквально полгода назад подарила мужу сына, которого, без долгих дебатов и рассуждений, нарекли в честь отца Сергеем. Нечаев тоже очень хотел присутствовать при таинстве, но супруга была категорически против.

– С давних времён заведено железное правило: женщина рожает – все мужики вон! – торжественно заявила Председатель. – Не нужно смотреть на подобное, а то некоторые, увидев воочию мучения супруги при родах, потом забывают про нормальную половую жизнь.

– Да, именно так, – поддержала Екатерина Вячеславовна. – С нас хватило ваших психических травм от всех этих игр в войнушки!

Элан не стал бы перечить матери, тем более что она права на все сто: дед Николай, как опытный солдат, приложил немало усилий, чтобы внук и внучка сумели вернуться в нормальное русло мирной жизни. Если Лис оказался весьма крепок, и даже увечья не сломили его воли жить, то с Лисичкой всё оказалось не так просто, и воину пришлось приложить максимум усилий и знаний, полученных как из собственного опыта реабилитации, так и из бесед с братьями по оружию. Но была одна сложность…

– Я всё равно не могу избавиться от ментального контакта с ней! – пожал плечами Иригойкойя. – Всё равно непроизвольно тянусь за дверь, чувствую её боль.

Он подошёл к белоснежной стене и положил ладони на холодный камень, словно стараясь передать тепло своего сердца в этот мир ледяного делового спокойствия профессиональных врачей. Кицунэ совершенно точно знал, что именно сейчас происходит в операционной, и нежелание родни пустить его к любимой казалось глупостью.

Вот сейчас врач ледяным, даже уже почти грубым голосом, требует измученную женщину собраться с силами. Так нужно, если будешь жалеть роженицу, женщина пойдёт в разнос, начнутся рыдания и слёзы, и тогда… Собственный пульс бешено стучит в голове сошедшим с ума паровым молотом, красные круги перед глазами, пот градом, зубы сжаты так, что чуть не крошатся, но сквозь боль уже слышен детский крик…

Мирра оттащила его от стены, как будто лишняя пара метров могла как-то притупить эмпатию. Соратник тяжело дышал, его била дрожь, но в хриплом дыхании все прекрасно различили слова:

– Мальчик вышел…

– Подтверждаю, – кивнула всё такая же невозмутимая Амма. – Показатели прекрасные, жизнь ребёнка вне опасности.

О том, какие показатели у мамы, собирающей в кулак остатки сил и воли, электронная проказница тактично умолчала…

Когда открылась дверь, и перед собравшимися появился ни кто иной, как Виктор Иванович, глава эскулапов ИБиСа, все бросились к нему, чуть не вдавив беднягу в стену, даже Элан, неосторожно открывший дорогу к сознанию своей возлюбленной, перестал биться в хватке своей закадычной подруги. Множество пар глаз и единственный вопрос в затаённом дыхании.

– Всё прекрасно, – сдёрнув маску с лица, заверил глава медслужбы, – дети здоровы, мама в порядке, никаких кесаревых сечений.

Единый выдох облегчения, жаркие объятия, Элан бессовестно повис на лидере водников, так как ноги отказались повиноваться – нервная встряска оказалась серьёзной, но отдышаться не дали.

Он словно марионетка в тумане, повинуясь чужому голосу, спотыкаясь на каждом шагу, заковылял в палату. Душа испуганно сжалась в комочек, сознание трусливо уплывало, так что небольшая заминка у входа прошла мимо разума – никого больше к новоиспечённой маме пока не пустили, хотя все и были разодеты с ног до головы в белые больничные одеяния, а Доронин-старший так вообще едва сдержал негодование. Только Лесавесима и Амма никуда не рвались: первой просто не развернуться в помещении, да и летунья всё прекрасно и так видела и чувствовала, «подключившись» к сознанию папани, а вторая всё контролировала и без физического присутствия. Но, первым увидеть детей позволили именно отцу.

В палате уже тишина, только мерно, едва слышно гудит аппаратура, да в чуткий лисий нос ударяет смесь запахов: лекарства, пот, кровь, боль, всё пахнет совершенно по-особенному, и скрыть это от кицунэ просто невозможно.

На смятых, но уже чистых простынях, без сил откинулась измождённая Афалия. Лицо белее ткани, подбородок заострился сильнее обычного, глаза закрыты, дыхание размеренное, уже без надрыва, и не такое тяжёлое. Руки нежно обняли два…

Лис замер в оцепенении, глядя на свёртки ткани, в которых, закрыв глазёнки от яркого света, мерно посапывали двое «лисят», удивительно похожих друг на друга. То, что дети – кицунэ, а не люди, ему снова подсказал запах, да и острый глаз не подвёл. Он осторожно, словно боясь спугнуть мираж, протянул руку и почти коснулся маленьких острых ушек, когда ладонь супруги остановила движение.

Огромные зелёные глаза, в которых уже утихал океан борьбы и боли, поймали его взгляд.

Не надо… только уснули…

Хорошо…

Их пальцы сплелись, и Элан даже не заметил, как оказался на стульчике у изголовья своей пламневласой судьбы, как осторожно пальцы огладили уставшее лицо…

* * *

Джеймса всё время тянуло в операторский зал. Как безвольная песчинка металла, повинуясь чудовищной силе притяжения магнита, он раз за разом не находил в себе никаких душевных сил противиться этому желанию.