Нанси, площадь Станисласа, вся в пандах. Лилль, площадь Шарля де Голля, вся в пандах. Площадь Биржи в Бордо, вся в пандах. Площадь Комедии в Монпелье, вся в пандах. Можно объехать всю Францию, переключая новостные каналы. Тысячи панд со шрамами вышли на улицы по всей стране. В магазинах распродали все маски, на сайтах их тоже не осталось, самые ловкие вырезали черно-белую морду из картонки, прикрепили к палке и несли перед лицом на манер венецианских масок. У каждого шрам индивидуальной формы, нарисованный маркером или губной помадой.

На площади Республики в Париже панда, более прыткая, чем другие, забралась на величественного бронзового льва. Этот лев, как и окружающие его статуи, – аллегория всеобщего избирательного права, признания права голоса за каждым гражданином. Но голосование раз в пять лет – это не демократия, и поскольку никто ничего у народа не спрашивал, сегодня вечером народ решил высказаться сам.

Полиция окружила площадь кольцом, туда же вызвали бригады быстрого реагирования. Пробившись сквозь толпу, трое полицейских в штатском незаметно подошли к панде-альпинисту. Его схватили за лодыжки, стянули со льва, завели руки за спину и надели наручники. «Нарушение общественного порядка», – напишут в рапорте.

Возмущенная их действиями молодая женщина что-то гневно выкрикнула, и журналист, услышав крик, передал ей микрофон.

– Правительства меняются, но не учатся на своих ошибках, – возмущенно сказала она. – Будто каждый президентский срок начинается с нуля. Пенсионные реформы – полиция на улицах. Люди протестуют и ставят палатки – опять полиция. Реформа школьного образования – полиция тут же в лицеях. Беженцы в лагерях – опять полиция в Кале и Дюнкерке. Демонстрации феминисток – полиция на площади Италии. Мирные демонстрации – полиция уже на Елисейских Полях. Полиция не может быть единственным политическим ответом на проблемы общества. Полиция вообще не является политическим ответом. Но однажды полицейские устанут оттого, что их используют как затычку. Когда они поймут, что эта борьба ведется и для них, и для их детей, для всех нас, когда они опустят щиты и присоединятся к нам, тогда в правительстве начнется настоящий кошмар!

Видеокамера развязывает язык, и микрофон взял другой демонстрант. Раздались одобрительные возгласы, люди уже достаточно разогрелись.

– Этому типу дают возможность выбраться из клетки, перестать быть убийцей и стать национальным героем! Не понимаю, чего он ждет! Зеленая энергия в сочетании с ядерной – идеальный дуэт. Уголь и нефть – это самоубийство. Неужели так трудно придумать экономику, которая не ведет к геноциду?

К микрофону протолкнулась женщина лет пятидесяти в очках с толстыми стеклами и в футболке с крупной неровной надписью зеленым маркером «Я „Гринвар“».

– Статья тридцать пятая Декларации прав человека и гражданина, милый мой, – назидательно сказала она репортеру, которому уже не требовалось задавать вопросы. – Когда правительство нарушает права народа, восстание является самым священным из прав и самой прямой обязанностью. Поскольку они ничего не делают, чтобы завтрашний день был лучше, действовать нужно сегодня!

Постепенно голоса затихли, исчез шум машин, умолкли полицейские свистки и сирены. Шеф «Бастиона» загасил бунт, уменьшив громкость до нуля, и заставил площадь Республики замолчать хотя бы у себя в телевизоре.

– После демонстраций, от которых Францию трясло больше года, они поняли, что могут нагнуть правительство, – проворчал он. – После двух месяцев в изоляции из-за коронавируса люди осознали, что без них экономика рухнет, не будет ни больших начальников, ни дивидендов. Их научили петь в унисон, в них снова открылось желание бороться, защищать себя, раз уж государство этого не делает. Их научили протестовать, и они теперь применяют эти знания. Нашего типа взяли в заложники в самый неподходящий момент, будто страна только и ждала сигнала. Но посмотрим, будут ли они по-прежнему ликовать, когда увидят его убийство в прямом эфире.

Напротив него сидели Модис и Диана. Как опытные метеорологи, они ждали, пока буря утихнет.

– Министерство внутренних дел прислало мне записку из Главного управления…

– Из Главного полицейского разведывательного управления, – уточнил Модис для Дианы. – Оно информирует правительство о динамике общественного мнения и общественных движений.

– Своего рода профайлинг на государственном уровне, – объяснил шеф. – В политическом плане «Гринвар» не принимают ни ультралевые, ни ультраправые. Иначе и быть не может. В то же время акции «Тоталь» на фондовом рынке резко падают.

– Вы не будете инвестировать в компанию, которая может потерять двадцать миллиардов евро, – заметил Модис.

– Не знаю, это вне моей компетенции. Я полицейский, мои люди арестовывают убийц и насильников. Мое сырье – зависть, гнев, ревность или предательство, то есть базовые инстинкты.

Внезапно Диана почувствовала симпатию к этому грубоватому человеку с такими же проблемами, как у нее, пусть он и не признавал их до конца.

– Больше всего меня волнуют соцсети. Счет шестьдесят – сорок в пользу «Гринвара». Признаюсь, я думал, эта маска никого не напугает. Панда – милая зверушка, но шестьдесят тысяч панд на площадях Франции выглядят зловеще.

Он снова взял пульт и запустил видео без звука.

– Вот что крутится в Интернете. Больше всего просмотров у видео, где «Тоталь» вот так запросто рассказывает о потеплении на три с половиной градуса. Потом отрывки из вашей беседы. Больше всего лайков у истории о выкупе-залоге, когда похититель говорит, что вернет деньги. Неприятно признавать, но это умно. Не буду показывать ролики с призывами к скорейшей казни. Люди превратились в палачей, каждый участвует в этом народном суде, прячась за монитором. Надеюсь, что все эти диванные судьи требуют смерти, только чтобы шокировать или набрать просмотры.

– Вовсе нет, – поправила Диана. – Растет скорость выражения мыслей, мы все ближе к базовым эмоциям. Например, бумажное письмо – это продуманное цивилизованное действие. Вы пишете, читаете, исправляете, это занимает время, а время смягчает слова. Электронные письма – совсем другое дело. Вы печатаете быстрее, чем водите ручкой, за несколько минут создаете текст, отправляете, не задумываясь, иногда на следующий день жалеете. Но в комментариях соцсетей люди строчат первое, что придет на ум, кричат, ругаются. Эти реакции отражают самое примитивное и животное, что есть во всех нас, и, боюсь, отражают очень точно.

– Вижу, вам стало лучше, – заметил шеф.

– Да, извините за побег. Модис привел меня в чувство.

– Это и есть задача напарника. Не извиняйтесь, у меня более двухсот полицейских на этом деле, но лишь благодаря вам мы продвинулись.

– Вы опознали его?

– Через военную разведку, как вы и предполагали. Он действительно бывший военный. Но не только. Мне передали его дело и психиатрическую экспертизу.

Он раскрыл картонную папку и вынул черно-белую фотографию. На глянцевой бумаге – серьезное лицо. Похититель.

– Виржиль Солал. Сорок пять лет. Начал карьеру в Тринадцатом парашютном драгунском полку, выполнял многочисленные задания в Африке, был награжден Крестом воинской доблести за храбрость. Затем с помощью связей армии и полиции вернулся во Францию и присоединился к полицейским штурмовым группам.

– Полицейский? – удивленно повторил Модис. – Наш коллега?

– Четырнадцать лет уже, да.

– И никто из нас не узнал его?

– Солал недолго оставался в штурмовых группах. Учитывая его профиль, он был принят в другую нашу службу, Управление международного сотрудничества, в качестве технического эксперта в Африке.

– Чем именно он занимался? – спросил Натан. Его все больше беспокоило то, что он узнавал о бывшем коллеге.

– Шесть лет руководил программой подготовки антитеррористических подразделений против «Боко харама»[29], а затем пять лет обучал рейнджеров Нигера борьбе с браконьерами в биосферном резервате «Дубль-Ве»[30]. Два самых опасных задания. Ни пятнышка в послужном списке. Парень из тех, кто выполняет приказы не задумываясь, просто потому, что это приказ.