— Зачем?
Вот оно, предчувствие…
— Потому что так надо. Очень надо. И больше ни о чем не спрашивай, будь умником.
Из длинной узкой рукоятки с резким металлическим щелчком вылетел клинок. Зосимов смотрел на него в оцепенении. Наверное, острый. Усердно оттачивался, любовно правился, чтобы однажды большой палец двинул вперед рифленую кнопку, лязгнула тугая пружина и тонкое стальное жало, повинуясь движению руки, без усилия вошло под ребра.
— Острый, острый, — поймал его мысль верзила. — Поверишь на слово или…
Верю, верю, «язвенник»… Некуда мне деваться. Жаль, выключил зажигание, а то бы как врезал по газам! Хотя сзади твой нервный приятель притаился, скорее всего, и он не с пустыми руками, не знаешь, каких пакостей от него ждать…
Зосимов пересел на правое сиденье. Крыть нечем, коли попал в ловушку. Нож в бок — удовольствие на любителя.
— Правильно говорят: не делай добра — не натерпишься зла, — заметил он, ни к кому не обращаясь.
— А если правильно, зачем делаешь? — сказал верзила. Он повернул ключ в замке зажигания и с места взял резкий старт, быстро набирая скорость.
— Наверное, по дурости, — мрачно ответил Зосимов.
— Во-от! Я давно говорил, что услужливость до добра, не доводит. А услужливый дурак опаснее врага, читал небось в детстве?
Зосимов промолчал. Бетонные столбики на плавном вираже слились в мерцающий пунктир.
— Серый!
И в то же мгновение — сильный удар по затылку сзади.
Зосимов не чувствовал, как Серый, перегнувшись через переднее сиденье, обшаривал его карманы, вынимал бумажник с документами и кое-какую мелочишку.
— В темпе, в темпе! — поторапливал верзила.
— Порядок. Ничего у него больше нет.
— Выкидывай! Я прижмусь к обочине…
Серый приоткрыл дверцу, захватил Зосимова за штанину и шиворот и — даром, что хлипкий! — ловко выкатил его из машины.
Надо быть очень везучим человекам, чтобы на скорости под восемьдесят километров выпасть из машины и не остаться на обочине мешком переломанных костей, а проскользнуть сквозь частокол столбиков ограждения и скатиться по крутому склону насыпи, заросшему травой.
5
С грехом пополам Петьку Темникова удалось-таки запихнуть в «бункер» — задний отсек «уазика», отгороженный от передних сидений стальной сеткой. Уж он не отказал себе в удовольствии дать последнее шоу: куражился перед толпой злорадно ухмыляющихся односельчан, всех по косточкам перебирал, а особливо женину родню; на милицию, луженая глотка, орал такое, что не приведи Господи услышать при нормальных нервах! Однако милиция, на людях сохраняя невозмутимость, в четыре руки да с помощью добротного васиного пинка («Ух, ё-о-о!..») водворила его в коробку «бункера».
Спектакль закончился, зрители разошлись, обсуждая петькины подвиги.
Сержант Грищенко, держа на коленях конфискованную двустволку (вещдок!) вслух размышлял:
— Гражданин Темников по непроходимой своей дурости за один только вечер нахапал целый ворох статей. Как по-твоему, Вася, сколько статей светит этому типу?
— Штуки три, — уверенно сказал Вася, объезжая колдобину. — А то и поболе.
— Козлы! — злобно отозвался гражданин Темников.
— Козлов мы в «бункере» возим… Давай прикинем, Вася. Во-первых, злостное хулиганство с исключительным цинизмом. Здесь мы имеем от года до пяти. И все это в зоне, за тройной колючкой, — кошмар!..
— Выйду, всем уши поотрезаю тупыми ножницами! — пригрозил Петька.
— Есть еще симпатичная статейка — посягательство на жизнь работника милиции. Было посягательство? Было — прицельно стрелял в меня из двустволки. Не успей я отклониться, полчерепа картечью снес бы, паразит… Ну тут вообще неприятностей выше крыши: от пяти до пятнадцати. Это сколько же баланды надо сожрать, пока ума-разума наберешься! А там народ не больно воспитанный, но с фантазией; сиди да поглядывай, как бы тебе шутки ради не отрезали чего-нибудь тупыми ножницами.
Петька запел матерные частушки — для поддержания боевого духа. Голос у него был визгливый, пронзительный, прямо-таки уши закладывало.
Мы с приятелем вдвоем
работаем на дизеле…
— Вот замполит в колонии обрадуется! — сказал Грищенко. — Такой солист как раз для ихней самодеятельности.
По реке плывет колун
у села Кукуева…
— Я еще фокусы умею показывать, — сказал Петька. — Развяжите руки, покажу.
— Фокус тебе на суде покажут, — проворчал Вася. — Раз, два — и за решеткой.
— Кстати, Вася, я тут подсчитал: наш фокусник заполучил еще как минимум три статьи, и все жутко поганые, одна другой хуже.
— Он у нас чемпион по всем статьям, — сказал Вася. — Очень способный малый…
Он хотел еще что-то добавить о способностях Петьки Темникова, но пришлось резко тормознуть — за поворотом обнаружился человек, странными зигзагами передвигавшийся по проезжей части. Его то выносило к середине дороги, то кидало к правой обочине; беспорядочно там потоптавшись, он снова двигался вперед, и снова его влекло на проезжую часть.
— Хоть кино снимай, — восхитился Грищенко. — Это сколько же надо сивухи выдуть, чтобы выписывать такие кренделя?.. Из деревни, похоже, идет, там его угостили.
— А заодно и побили, — сказал Вася, съезжая на обочину. — Весь в кровище.
Человек остановился и, словно заводная кукла, развернулся к машине, переступая негнущимися ногами.
Сержант присвистнул — да-а, видик… Вместо лица бессмысленная маска, размалеванная темными пятнами синяков и потеками крови; кровь на груди, на руках…
— Где ж ты так повеселился, парень? — спросил Грищенко, преисполнившись сочувствия.
Человек пошевелил разбитыми губами, пытаясь что-то выговорить, но обрывки слов не сложились во фразу.
— Ему зубы повышибали, — догадался Вася. — Тут не разговоришься.
— Где пьют, там и бьют, — констатировал сержант.
— Может, Петька, над ним поизмывался? — предположил водитель. — По времени вроде сходится.
— Кто тебя избил? — громко спросил Гриценко, выговаривая каждое слово.
— … сли… хоода… осом… от…
— Да, дело туго, — сказал сержант. Малость поразмыслив, он крикнул: — Эй, фокусник! Глянь-ка на мужика. Видно тебе, нет?
— Ну-у…
— Баранку гну… Твоя работа?
— Еще чего придумал! Этого хмыря первый раз вижу. Не мелькал он в Тарутихе, не нашенский он.
— Гляди у меня! Нашенский, не нашенский… Как фамилия, можешь сказать? — обратился он к избитому.
— … мии… оси… они… вое…
— Н-да-а… — сказал сержант. — Интервью с тобой не получается. Что делать будем?
— Давай его сюда, — предложил Петька из-за сетки. — Я за ним пригляжу.
— Ты за собой пригляди, — заметил Вася. — А то как бы темечко не повредить, — ручонки связаны как-никак!
— Суньте вашу веревочку знаете куда? — злорадно хохотнул Петька, просовывая сквозь сетку кончик капронового канатика. — Вы, козлы ментовские, даже связать не смогли по-человечески, о чем с вами толковать-то?
— За-ра-за!.. — сказал Грищенко и смачно сплюнул.
А в самом деле, как выходить из положения? Надо бы этого мужика измордованного доставить в отделение. Если сможет, снимет показания, нет — отправит в больницу, что самое разумное в этой ситуации. Легко сказать — доставить… В «бункере», что ли? Там Петька, фокусник хренов. Ухитрился канатик развязать; кто знает, какие еще фокусы родятся в его дурацкой башке. Самому в «бункер», а мужика на переднее сиденье? Не хотелось бы, честно говоря. Да и в кровище он весь, вон капли падают на асфальт с опущенной руки. Куда его такого в кабину?..
— Ты что, в город идешь? — спросил он. И повторил погромче — В город?
Мужчина кивнул.
— Ты иди потихоньку. Но лучше сядь и посиди на травке, у обочины, а то с твоей походкой запросто попадешь под машину — для полного счастья… Мы смотаемся в отделение, выгрузим нашего клиента и вернемся. Понял? Вернемся и заберем тебя.
