– Напиши первой, – предложила она. – Скажи: «Мне очень понравилось наше свидание. Может, повторим?»

– Я-то не против, но Лола говорит, что все устроено иначе.

– У Лолы никогда не было серьезных отношений.

– Да, зато она часто ходила на свидания. А вот мы с тобой вообще ничего о них не знаем.

– Разве смысл не в том, чтобы построить отношения?

– Тебя послушать, так это спорт, – заметила я.

Рядом с Кэтрин мне всегда казалось, что я участвую в соревновании, причем против собственной воли.

– Еще кофе? – спросила она.

Я взглянула на свой телефон. Осталось высидеть еще как минимум полтора часа.

Весьма непросто сбросить заводские настройки дружбы. Чтобы высказать все накопившееся, потребовался бы долгий и неудобный разговор, и я не могла улучить момент, подходящий для нас обеих. Лично я видела по крайней мере трех гигантских слонов в комнате нашей дружбы. Уверена, что Кэтрин насчитала бы еще трех, если не больше. Я гадала, сколько недоговоренностей способна выдержать дружба, продолжая при этом нормально функционировать, и когда, если такое все же случится, они нас раздавят.

Ровно через девяносто минут я поцеловала на прощание шоколадные щечки Оливии, обняла Кэтрин, еще раз поздравила ее с беременностью и сказала, что с удовольствием помогу с поисками дома в Суррее, если ей понадобится дополнительная пара глаз – чего я, конечно, не собиралась делать. Выйдя за порог, я ощутила такое же чувство облегчения, какое испытываю после мытья холодильника или сдачи налоговой декларации. Я почти не сомневалась, что по другую сторону двери Кэтрин думала обо мне точно так же.

Дома я в четвертый раз за неделю постучала в дверь квартиры на первом этаже, так как пропустила посылку, а в записке говорилось, что пакет оставлен у Анджело Ферретти внизу. Я пробовала угадать по звуку, когда он выходит или входит в здание, но почему-то у меня не получалось его застать. На этот раз, к моему удивлению, дверь открылась после второго стука. В дверном проеме возвышался смуглый мужчина с настороженным выражением лица, каштановыми волосами до плеч и преждевременными залысинами – он вполне мог бы увлекаться раскрашиванием фигурок солдатиков или по выходным играть на ударных в группе с другими унылыми дядьками. Я предположила, что он на несколько лет старше меня.

– О, привет, – сказала я с неловким, наигранным, веселым смешком, который ненавидела. – Извините, не ожидала, что вы откроете. Я Нина, из квартиры сверху. Переехала пару месяцев назад. – Он дважды моргнул. Тишина. – Я несколько раз к вам стучала, просто чтобы представиться, но, похоже, мы никак не могли друг друга застать. То есть я никак не могла вас застать. – Опять моргание и тишина. – Вы живете один?

– Да, – ответил он с явно выраженным акцентом.

– О… Альма – милейшая женщина с верхнего этажа – кажется, видела вашу… соседку по квартире.

– Она уходить, – сказал он.

– А, ясно.

– Около трех месяцев назад она оставлять.

– Понятно.

Он умолк и только моргал, всем своим видом показывая, что разговор на этом официально завершен.

– Кажется, у вас моя посылка?

– Да. Почему они оставлять здесь?

– Потому что меня не было дома.

– Но почему они оставлять со мной?

– Я сказала, что они могут занести ее соседу. Вы не против? А ваши посылки пусть оставляют у меня, если вас нет дома.

Мужчина пожал плечами и зашел в квартиру. Острые черты лица и неровные, резкие движения делали его похожим на старинную марионетку, которую дергают за невидимые нити. Вернувшись, он передал мне картонную коробку. Руку он держал на двери, давая понять, что мне пора.

– Э-э… Анджело. Это итальянское имя?

– Почему ты знать мое имя?

– Оно было на записке курьера, – ответила я. – Там сказано, что посылка у вас. Откуда вы родом?

– Бальдракка.

– Не бывала там. Где это?

– Поищи, – сказал он и захлопнул дверь.

Стоя в звенящем эхе, я надеялась, что мне первый и последний раз пришлось разговаривать с Анджело Ферретти из квартиры внизу.

Я поднялась к себе, открыла посылку, сплющила упаковку для дальнейшей переработки и поискала «Бальдракка» на «Гугл картах». Безрезультатно. Я вбила слово в поисковик – и перевод не заставил себя ждать: «baldracca (ит. сущ.) – шлюха (в основном используется как оскорбление)».

Вечером Лола ждала меня на скамейке возле фитнес-центра. Она записала нас на занятие под названием «Усиление тела», которое сочетало в себе «тяжелую атлетику и тай-чи под саундтрек к классическим танцам восьмидесятых».

– Еще не передумала? – лениво протянула Лола при моем появлении, затем привлекла меня к себе и поцеловала в обе щеки.

Ее спортивный наряд поражал сочетанием предметов: легинсы с леопардовым принтом, свободный топ из марли, солнцезащитные очки-авиаторы, серьги-кольца – настолько большие, что лежали у нее на плечах, – и шелковый тюрбан с драгоценными камнями. От нее исходил тяжелый, сладкий аромат неизменных удовых духов.

– Ты ведь уже заплатила?

– Да, разумеется. На всякий случай решила уточнить, хочешь ли ты идти.

– Сама же меня уболтала.

– Знаю, просто…

Она кивнула на огромную упаковку клюквенного сока, из которой театрально потягивала, и закатила глаза.

– Ветеринар?

– Всю ночь. И остался на следующий день. Кажется, мы трахались двенадцать часов.

– Лола, ты преувеличиваешь.

– Если бы, – устало произнесла она и вытащила «Твикс» из необъятной коричневой сумки, на которой золотыми буквами были нанесены ее инициалы. Лоле нравилось украшать своей монограммой все, от телефона до бельевой сумки, как будто она боялась забыть собственное имя.

– Вы еще встретитесь?

– Вряд ли, – сказала она, непристойно и торопливо чавкая.

– Почему?

– Он милый, но… Не знаю. Кое-что в нем меня слегка покоробило. Знаешь, он из тех, кто лежит в постели после секса и ловит твой взгляд, чтобы сказать: «Привет».

– О господи, ужасно.

– Непростительно.

Она затолкала в рот последний кусочек «Твикса», убрала обертку в сумку, затем вытащила «Кит Кат» и «Твирл» и развернула обе сразу.

– С тобой все в порядке?

– Да, а что?

– Столько шоколада…

– Ах, да. Я сходила к диетологу – ну, знаешь, у меня иногда бывают спазмы в животе после еды?.. В общем, она сказала, что мне нельзя есть сладкое после шести вечера, поэтому я ем сейчас. – Лола взглянула на свои цифровые часы – те показывали 17:59. – В общем, я покончила с мужиками, которые используют меня на одну ночь, чтобы почувствовать себя звездой какого-то… дешевого ромкома. Понимаешь, о чем я?

– Думаю, да.

Если честно, я очень редко понимала, что имеет в виду Лола, когда говорит: «Понимаешь, что я имею в виду?» Однако я находила рассуждения подруги весьма забавными и не хотела прерывать ход ее мыслей.

Мы познакомились в туалете университетского клуба на неделе первокурсников. Я услышала всхлипы из соседней кабинки и поинтересовалась, все ли в порядке. В ответ девушка завыла, что на этой неделе занималась сексом с парнем и утром попросила его написать ей, а он ответил, что не сможет: нет денег на телефоне, а наличные закончились. Она отвезла его к ближайшему банкомату, сняла и вручила двадцать фунтов, чтобы пополнить баланс, и сказала, что с нетерпением будет ждать от него весточки. Сообщение так и не пришло. Я предложила ей выйти из кабинки и поговорить, но она заявила, что умрет от стыда, если кто-нибудь увидит ее с испорченным макияжем. Я попросила ее лечь – и так, в зазор между стенкой кабинки и лиловым пластиковым полом, впервые увидела Лолу. Из ее огромных зеленовато-голубых глаз текли слезы, оставляя разводы туши на лице, пушистом, как персик, и оранжевом из-за толстого слоя дешевого тональника. Я накрыла ее руку своей, чувствуя щекой вибрацию пола от басов «Mr Brightside»[17].

– Я скучаю по дому, – сказала она.