– Сколько времени Владислав работал у вас в цирке? – задала я следующий вопрос.
– Несколько лет, если не ошибаюсь, около пяти лет, – ответил Бередунковский.
– Каким он был человеком? Я имею в виду его качества, ну, и характер, естественно, – пояснила я свой вопрос.
– Замечательным он был человеком! Не спесивым, не заносчивым, наоборот, скромным, несмотря на свой талант. Всегда вежливый, в меру общительный, ну, то есть, я хотел сказать, Владислав не был надоедливым болтуном.
– Иными словами, у Расстрельникова в коллективе не было недоброжелателей? – уточнила я.
– Думаю, что нет, не было.
– И вы, Ростислав Максимович, утверждаете, что у Расстрельникова ни с кем не было конфликтов?
– Ну, может быть, и были некоторые… недоразумения, но ведь за это же не лишают жизни, ну что вы! – искренне сказал заместитель директора цирка.
– Вы сказали, что Владислав обладал выдающимися способностями и что никто не мог повторить его номер. Иными словами, у него не было конкурентов? – спросила я.
– Нет, конечно, не было. Да и потом, в цирке, видите ли, нет подобного соперничества. Потому что в каждом жанре выступает мини-труппа, если можно так выразиться, причем в одном составе, – пояснил Бередунковский. – Конкуренцию просто некому составить, понимаете?
– Да, вполне понимаю. То есть у пары воздушных гимнастов, к примеру, нет дублеров.
– Совершенно верно.
– А могло ли быть убийство такого талантливого артиста происками кого-то, кто заинтересован, чтобы цирк получал прибыль от представлений? Ведь надо полагать, что слух о гуттаперчевом гимнасте разнесся довольно далеко. Люди очень хотят посмотреть на его мастерство, это может кому-то не понравиться, и вот – результат, – высказала я свое предположение.
– Вы имеете в виду… цирковую мафию, Татьяна Александровна? – спросил Бередунковский.
– А таковая существует? – задала я встречный вопрос.
– Не знаю… возможно…
Заместитель директора пожал плечами:
– Только вы поймите, Татьяна Александровна, убивать артиста бессмысленно, на мой взгляд. Талантливых юношей найти можно. Пусть не таких ярких, как Владислав. Но программа бы не слишком сильно пострадала. Куда серьезнее было бы, убей кто-нибудь одного из коней, например… Выученного циркового коня не найдешь сейчас.
– Ладно, вернемся к вопросу о том, кто мог быть убийцей Владислава. Если Расстрельникова никто из циркового коллектива убить не мог, то, стало быть, это совершил посторонний? Как вы считаете? Такое возможно? – спросила я.
– Ну, скорее всего, так, – согласился Бередунковский.
– А каким образом он мог попасть в цирк? Были ли посторонние в помещении цирка в тот день? – спросила я.
– Вы имеете в виду за кулисами? Среди наших? – уточнил Бередунковский. – Не зрители же…
– Да, конечно, – кивнула я. – извините, неверно сформулировала вопрос.
– Мм… не припомню. Надо спросить у дежурной. Что касается меня, то ко мне в тот день никто не приходил… Постойте, вот вспомнил… вы же спросили, не было чего-то неординарного в тот вечер? Так вот, не знаю, можно ли этот факт отнести к такого рода событиям, но в тот вечер я видел Александра Переперченова, это наш модельер сценических костюмов.
– А он, что же, не должен был быть в цирке? – спросила я.
– Да, он ведь отпросился, сказал, что хочет побыть дома, отлежаться, как говорится, потому что плохо себя чувствует, – пояснил Бередунковский.
– С ним можно сейчас будет поговорить? – спросила я.
– К сожалению, нет, Татьяна Александровна. Александр еще вчера позвонил и сказал, что у него болит желудок и тошнота. Так что на работу он не вышел.
– А если стрелял в Расстрельникова кто-то посторонний, то мог ли он беспрепятственно пробраться на верхний ряд? – задала я еще один вопрос.
– Если преступник проник в цирк под видом зрителя, то да, – ответил Бередунковский. – Это же элементарно: приобрел билет, показал его контролеру и проходи.
– Но ведь у вас имеется детектор, проверяющий наличие оружия, не так ли?
– Да, он есть, – подтвердил Бередунковский.
– Тогда непонятно, как же в цирк могло быть принесено оружие? – Я продолжала выяснять подробности убийства Владислава Расстрельникова.
– Да… я, признаться, в замешательстве, Татьяна Александровна, – покачал головой Бередунковский.
– И ведь пистолет, из которого был застрелен Владислав, – это не единственное оружие, которое оказалось в цирке. Имеется еще и винтовка с оптическим прицелом, – напомнила я.
– Да, да… Какой-то кошмар! Я просто ума не приложу…
– А как у вас дела с камерами обстоят?
– Вы о чем? – насторожился мой собеседник.
– О видеокамерах, – пожала я плечами.
– На входе есть, разумеется. В холле вроде бы. И все, – ответил Бередунковский. – Все записи полиция забрала, насколько я знаю.
– А как артисты восприняли гибель Владислава? – спросила я.
– Ну как? Естественно, все пребывают в шоке от случившегося. Не каждый день ведь убивают! Только и разговоры о том, как такое могло произойти, кто на такое пошел, по какой причине и так далее. Подавлены, конечно же. Требуют усилить меры безопасности, установить везде камеры и привлечь профессиональных охранников.
– Понятно. Скажите, а кто в тот вечер был занят в представлении? – спросила я.
– Ну, кроме Владислава, выступали воздушные гимнасты, жонглеры, канатоходцы, наездники. Коверные, конечно же, то есть клоуны, – начал перечислять Бередунковский. – Да, еще наш тренер-репетитор воздушных гимнастов Марианна Мануковская, художник по свету Геннадий Каравайников, ну, они уже относятся к вспомогательному персоналу, не к артистам. Естественно, присутствовали ассистенты и униформисты. Кто еще? Вы знаете, Татьяна Александровна, давайте я подниму весь список, чтобы никого не забыть. – Заместитель директора поднялся со своего места.
– Подождите, Ростислав Максимович, – остановила я его. – Я еще не закончила.
– Да? А что, вы хотите еще что-то узнать? – в голосе его проскользнуло беспокойство.
– Скорее, не узнать, а осмотреть, – ответила я.
– Осмотреть? – На этот раз в голосе мужчины прозвучало уже не беспокойство, а явный страх.
– А что вас так пугает, Ростислав Максимович? – удивленно спросила я.
– Да нет, Татьяна Александровна, меня ничего… не пугает, просто… – Бередунковский запнулся. – Ну, ведь полицейские уже все осмотрели, и не раз. И не только, кстати, грим-уборную Владислава, а и… другие помещения, так что…
Он снова замолчал.
– Мне, как частному детективу, который ведет расследование гибели Расстрельникова, тоже необходимо произвести осмотр, – объяснила я.
– Осмотр чего, Татьяна Александровна? – дотошно продолжал уточнять Бередунковский.
– Начнем с осмотра грим-уборной Владислава Расстрельникова. А потом я осмотрю верхний ряд, откуда предположительно был сделан выстрел.
– И это все? – напряженно спросил Ростислав Максимович.
– Ну, там видно будет, посмотрим, – неопределенно ответила я. И озадачилась: что же замдиректора пугает? Какое помещение мне обязательно нужно осмотреть?
– Ну, хорошо, давайте я покажу вам, где находится грим-уборная Владислава, – вздохнув, сказал Бередунковский.
Он встал из-за стола, я тоже поднялась со стула. Мы вышли из кабинета и прошли несколько закрытых дверей. Около одной из них Бередунковский остановился.
– Вот грим-уборная Владислава, – с этими словами замдиректора открыл ключами дверь и пропустил меня.
Я вошла в небольшую комнату. У одной из стен стояло трюмо с большим зеркалом. Такое трюмо, только гораздо меньше по размеру, было у моей бабушки. Перед трюмо стояло кресло. Еще одно кресло, а также пара стульев располагались немного поодаль. Остальное пространство занимали напольные кронштейны-вешалки, на которых висели костюмы. Некоторые из них были в чехлах. Я обратила внимание на обилие ярких красочных тканей, из которых были сшиты костюмы. Здесь были и парча, и бархат, и легкая, почти воздушная органза, и струящийся шелк. На подставке трюмо в некотором беспорядке стояли баночки, очевидно, с пудрой и гримом, еще какие-то флакончики. Рядом с трюмо лежал большой ящик. Я открыла его: он оказался пуст.
