− Без сомнения, классика очень приятна для тех, у кого есть свободное время. Но, признаться, я была против того, чтобы мой сын возобновил свое обучение. Его фабрика, как мне кажется, требует от него всей его энергии и внимания. Классика приносит пользу тем, кто бесцельно тратит свою жизнь в деревне или в колледжах. Но в наше время мужчины в Милтоне должны посвящать свои мысли и силы исключительно работе. По крайней мере, это мое мнение, − последнее предложение она произнесла со «смирением, что паче гордости».
− Но, если ум слишком долго занят только одной целью, он станет закостеневшим и негибким, человек перестает многим интересоваться, − заметила Маргарет.
− Я не совсем понимаю, что вы имели в виду под закостенелым и негибким умом. Я отнюдь не восхищаюсь теми ветреными людьми, которые сегодня заняты одним делом, а завтра полностью о нем забывают из-за нового интереса. Милтонскому промышленнику не пристало иметь много увлечений. Он посвящает свою жизнь лишь одной цели.
− И это..? − спросил мистер Хейл.
Ее желтоватые щеки вспыхнули, глаза засветились, и она ответила:
− Право занять подобающее место среди коммерсантов страны. Это место мой сын заработал сам, собственным трудом. Куда бы вы не поехали, я имею в виду не только Англию, но и Европу, имя Джона Торнтона из Милтона известно и уважаемо среди деловых людей. Конечно, оно неизвестно в светских кругах, − продолжила она пренебрежительно.
− Праздные дамы и господа вряд ли пожелают знакомиться с милтонским промышленником, пока он не попадет в парламент или не женится на дочери лорда.
И мистер Хейл, и Маргарет почувствовали неловкость − они сами никогда не слышали этого великого имени, пока мистер Белл не написал им, что мистер Торнтон будет для них хорошим другом в Милтоне. Мир промышленности и торговли, положением в котором так гордилась миссис Торнтон, разительно отличался от знакомого им мира Харли-стрит или мира деревенских священников и хэмпширских сквайров. Но лицо Маргарет, несмотря на все ее старания сохранить невозмутимость, все рассказало наблюдательной миссис Торнтон.
− Я полагаю, вы никогда не слышали о моем замечательном сыне, мисс Хейл. Вы думаете, я старая женщина, чьи суждения ограничены Милтоном, вы полагаете, что я − самая белая ворона, какую вы только видели.
− Нет, − сказала Маргарет с каким-то воодушевлением. − Это правда, я не слышала имени мистера Торнтона до приезда в Милтон. Но с тех пор, как я здесь, я слышала достаточно, чтобы уважать и восхищаться им, и знать, сколь справедливо все то, что вы сказали о нем.
− Кто вам говорил о нем? − спросила миссис Торнтон, немного успокоившись, но все же ревнуя.
Маргарет замешкалась, прежде чем ответить. Ей не понравился властный тон, которым был задан этот вопрос. Мистер Хейл пришел к ней на помощь.
− Из того, что мистер Торнтон рассказал сам, мы могли судить о нем. Разве нет, Маргарет?
Миссис Торнтон выпрямилась и сказала:
− Мой сын не из тех, кто рассказывает о своих заслугах. Могу я вас спросить, мисс Хейл, с чьих слов у вас сложилось благоприятное мнение о нем? Мать пытлива и жаждет услышать похвалу в адрес своих детей, знаете ли.
Маргарет ответила:
− По большей части из рассказа мистера Белла о прошлой жизни мистера Торнтона. Благодаря этому мы поняли, почему вы так гордитесь им.
− Мистер Белл! Что он может знать о Джоне? Этот ленивый профессор из сонного колледжа. Но я обязана вам, мисс Хейл. Многие молодые девушки отказались бы доставить старой женщине удовольствие и поведать, что о ее сыне хорошо отзываются.
− Почему? − удивилась Маргарет.
− Почему? Потому что, я полагаю, у них могло бы сложиться представление, что так они заручаются поддержкой старой матери в случае, если имеют виды на ее сына.
Она улыбнулась мрачной улыбкой, она была довольна прямотой Маргарет и, возможно, чувствовала, что зашла слишком далеко в своих расспросах. Но Маргарет в ответ рассмеялась так весело, что это резануло слух миссис Торнтон. Ей показалось, что девушка смеется над ее словами.
Маргарет тотчас же замолкла, увидев обеспокоенный взгляд миссис Торнтон.
− Прошу прощения, сударыня. Но я действительно буду очень вам обязана, если вы позволите мне не претендовать на сердце мистера Торнтона.
− До сих пор все молодые леди претендовали на него, − сказала миссис Торнтон сухо.
− Надеюсь, мисс Торнтон чувствует себя хорошо, − вставил мистер Хейл, желая сменить тему разговора.
− Она чувствует себя как обычно. Она не крепка здоровьем, − кратко ответила миссис Торнтон.
− А мистер Торнтон? Полагаю, я могу надеяться увидеть его в четверг?
− Я не могу отвечать за моего сына. В городе в среде рабочих то и дело вспыхивают недовольства, грозящие забастовкой. Если так, его опыт и добрый совет могут понадобиться его друзьям. Но я думаю, он смог бы прийти в четверг. Разумеется, он сообщит вам, если не сможет.
− Забастовка!− воскликнула Маргарет. − Из-за чего? Почему они собираются бастовать?
− Из-за зависти к чужой собственности и власти, − ответила миссис Торнтон, презрительно фыркнув. — Это всегда не дает им покоя. Если рабочие моего сына начнут забастовку, я только скажу, что они − свора неблагодарных негодяев. Но я не сомневаюсь, что они забастуют.
− Я полагаю, они хотят больше зарабатывать? − спросил мистер Хейл.
− Это только прикрытие. Но на самом деле, им хочется быть хозяевами и превратить хозяев в рабов. Они всегда лелеют подобные мысли, и каждые пять или шесть лет случается столкновение между хозяевами и рабочими. Я предполагаю, что на этот раз им придется столкнуться с чем-то новым. Если они забастуют, то не смогут вернуться обратно на свои рабочие места. У хозяев есть одна-две идеи, как надолго отбить у рабочих охоту бастовать.
− Разве это не накалит атмосферу в городе? − спросила Маргарет.
− Несомненно, но уверена, вы не трусиха, не так ли? Милтон − не место для трусов. Как-то раз мне пришлось прокладывать дорогу через толпу разъяренных мужчин, которые клялись, что они убьют Макинсона, если он рискнет высунуть свой нос с фабрики. А он не знал ничего об этом, и нужно было его предупредить, иначе он бы погиб. Для такого дела лучше подходила женщина, поэтому пошла я. А когда я вошла, я не могла выйти. Тогда я поднялась на крышу, где были сложены камни, чтобы кидать их на головы толпы, если они попытаются взломать двери фабрики. И я бы подняла эти тяжелые камни и бросила бы их так же хорошо, как и мужчина, но я упала в обморок из-за всего того напряжения, через которое мне пришлось пройти. Если вы живете в Милтоне, вы должны научиться быть храброй, мисс Хейл.
− Я сделаю все, что смогу, − ответила Маргарет, сильно побледнев. − Я не знаю, храбрая я или нет, пока не испытаю себя. Но боюсь, что я, должно быть, трусиха.
− Южане часто боятся того, что наши жители Даркшира называют жизнью и борьбой. Но когда вы проживете десять лет среди людей, которые давно затаили на вас злобу и только и ждут возможности расплатиться, вы узнаете, трусиха вы или нет, помяните мое слово.
Мистер Торнтон в тот же вечер пришел к мистеру Хейлу. Его провели в гостиную, где мистер Хейл читал вслух жене и дочери.
− Я принес записку от матери, и кроме того я хотел извиниться за то, что не нашел вчера времени прийти к вам. В записке − адрес доктора Дональдсона, который вы просили.
− Спасибо, − сказала Маргарет поспешно, протягивая руку, чтобы взять записку, ей не хотелось, чтобы мама слышала, что они интересовались адресом доктора.
Она была рада, что мистер Торнтон, казалось, немедленно понял ее. Он отдал ей записку без единого лишнего слова.
Мистер Хейл заговорил о забастовке. Мистер Торнтон тут же помрачнел, и его лицо стало таким же упрямым и суровым, как лицо миссис Торнтон в худшие минуты. Эта перемена не ускользнула от взгляда Маргарет и не обрадовала ее.
− Да, дураки будут бастовать. Пускай. Это нас вполне устраивает. Мы дали им шанс. Они считают, торговля процветает, как в прошлом году. Мы видим шторм на горизонте и приспускаем паруса. Но из-за того, что мы не объясняем причины наших поступков, они не верят, что мы действуем разумно. Кое-кто считает, что мы должны предоставить им видимость свободы и рассказать, собираемся ли мы тратить или экономить деньги. Хендерсон попытался обмануть своих рабочих в Эшли, но ему это не удалось. Ему, скорее всего, нужна была забастовка, это вполне совпадало с его планами. Поэтому, когда его рабочие пришли требовать пять процентов надбавки к зарплате, он сказал им, что подумает об этом и даст им ответ в день зарплаты. Конечно, зная заранее, каким будет его ответ, он думал, что таким образом усилит их самомнение. Тем не менее, он не до конца их понял; они же что-то услышали о трудностях торговли. Поэтому они пришли в пятницу и отказались от своих требований, и теперь фабрика продолжает работать. Но мы, милтонские промышленники, сегодня сообщили рабочим о своем решении. Мы не повысим зарплату ни на пенни. Больше того, мы говорим им, что будем вынуждены снизить зарплату. Вот как обстоят дела, теперь мы ожидаем их следующих действий.
