Если там по счастливой случайности окажется шелк цвета морской волны, то из него и будет сшито платье, если же нет, то мисс Мэтти думала остановить свой выбор на светло-оранжевом, а я полагала, что серебристо-серый будет ей больше к лицу, и мы прикидывали, сколько ярдов шелка потребуется, пока не дошли до дверей лавки. Нам предстояло купить чай, выбрать шелк, а затем подняться по железной винтовой лестнице на бывший чердак, служивший теперь залой для выставки мод.

Молодые приказчики мистера Джонсона щеголяли в этот день лучшими своими улыбками и лучшими своими галстуками и выбежали к нам из-за прилавка с поразительной быстротой. Они хотели тут же проводить нас наверх, но, памятуя, что прежде дело, а удовольствие потом, мы остались внизу купить чай. И тут оказалось, что мисс Мэтти пребывает в большом рассеянии чувств. Если она узнавала, что выпила зеленого чаю, то считала своим долгом не спать после этого полночи (когда она не знала, что пьет именно зеленый чай, то дело обходилось без подобных последствий, чему я не раз бывала свидетельницей), а потому зеленый чай в дом не допускался, и все же теперь она сама спросила это ядовитое зелье, полагая, что говорит о шелке. Впрочем, ошибка была тут же исправлена, и приказчики принялись развертывать перед нами шелка. К этому времени лавка наполнилась народом, так как день был рыночный и Крэнфорд из окрестностей съехалось немало фермеров и их работников. Они заходили в лавку, пригладив волосы, и робко посматривали по сторонам: им и хотелось поподробнее рассказать дома хозяйке и девочкам про выставку товаров, и в то же время они стеснялись щеголеватых приказчиков и чувствовали себя не на месте среди пестрых шалей и летних материй. Однако один фермер с честным и добрым лицом все-таки подошел к прилавка около которого стояли мы, и смело попросил показать ему шаль-другую. Остальные деревенские жители довольствовались бакалейным прилавком, но наш сосед, по-видимому, забыл про робость, так ему хотелось сделать приятный сюрприз жене или дочери, и вскоре я уже прикидывала, кто дольше будет держать около себя приказчика — он или мисс Мэтти. Фермеру каждая новая шаль казалась красивее предыдущей, а мисс Мэтти улыбалась и вздыхала над каждой новой штукой шелка, которую перед ней развертывали — каждый новый цвет выгодно оттенял другой, а рядом со всей этой грудой, как она выразилась, и радуга показалась бы бледной.

— Боюсь, — нерешительно сказала она, — выбрав что-то, я буду жалеть, почему не выбрала что-то другое. Посмотрите, какой прелестный пунцовый цвет. Зимой он будет выглядеть таким теплым! Но ведь наступает весна. Как мне хотелось бы иметь по шелковому платью на каждое время года, — добавила она, понижая голос, как делали в Крэнфорде все мы, когда говорили о том, что хотели бы, но не могли себе позволить. — Впрочем, — продолжила мисс Мэтти более громким и веселым голосом, — сколько у меня было бы с ними хлопот! А потому, пожалуй, я выберу шелк только на одно платье. Но какой же мне взять, милочка?

И она наклонилась над сиреневым шелком в желтый горошек, а я пододвинула к ней штуку спокойного желтовато-зеленого цвета, который несколько терялся среди этой яркой пестроты, зато сам шелк был очень добротный. Но тут наше внимание отвлек наш сосед. Он, наконец выбрал шаль ценой шиллингов в тридцать, и его ли так и сияло: несомненно, он предвкушал, как обрадуется этому подарку его Молли или Дженни. Вытащив из кармана панталон кожаный кошелек, он протянул приказчику пятифунтовый банковский билет в уплату за шаль и за несколько свертков, которые ему принесли от бакалейного прилавка, — и вот тут-то мы к нему и повернулись. Приказчик разглядывал банкноту с некоторой растерянностью.

— Городской и сельский банк! Я не уверен, сэр, но как будто мы сегодня утром получили предупреждение не брать билетов этого банка. Я сейчас справлюсь у мистера Джонсона, сэр, но боюсь, мне придется просить, чтобы вы уплатили наличными или банкнотами какого-нибудь другого банка.

Мне еще никогда не приходилось видеть, чтобы лицо человека столь внезапно становилось воплощением такого отчаяния. У меня просто сердце сжалось от жалости.

— Ах ты!.. — воскликнул он, стукнув кулаком по прилавку, точно хотел проверить, что тверже. — Что же, по-вашему, золото и банкноты на земле валяются — нагнись да подбирай?

Мисс Мэтти так заинтересовалась происходящим, что забыла про свое шелковое платье. По-моему, она не расслышала названия банка, а я по чистой трусости не хотела, чтобы она поняла, о чем идет речь, и потому принялась восхищаться сиреневым шелком в желтый горошек, хотя минуту назад безоговорочно его отвергала. Но все оказалось бесполезным.

— Какой это банк? То есть я хочу спросить, какой банк выпустил вашу банкноту?

— Городской и сельский банк.

— Покажите мне ее, — сказала она негромко приказчику, беря у него банкноту, которую он принес назад фермеру.

Мистер Джонсон очень сожалел, но, по его сведениям, билеты этого банка стоили теперь не дороже бумаги, на которой были напечатаны.

— Я не понимаю, — прошептала мне мисс Мэтти. — Это же наш банк — Городской и сельский банк.

— Да, — ответила я. — Этот сиреневый цвет очень подойдет к лентам вашего нового чепца, — добавила я, расправляя материю так, чтобы на нее упал свет, от души желая, чтобы фермер поскорее ушел, и уже раздумывая над тем, благоразумно ли и правильно ли с моей стороны допустить, чтобы мисс Мэтти сделала такую дорогую покупку, если дела банка и правда столь плохи, что лавочники отказываются брать его банкноты.

Однако мисс Мэтти приняла ту свою мягкую, исполненную достоинства манеру держаться, которую пускала в ход очень редко, хотя она ей удивительно шла, и, ласково положив ладонь на мою руку, сказала:

— Пока оставим шелка, милочка. Я не поняла вас, сэр, — продолжала она, обращаясь к приказчику, который занимался фермером. — Это фальшивая банкнота?

— Нет-нет, сударыня. Она настоящая, но видите ли, сударыня, это акционерный банк, и ходят слухи, что он вот-вот лопнет. Мистер Джонсон только исполняет свой долг, как мистер Добсон, конечно, понимает.

Но мистер Добсон не ответил улыбкой на вопросительный полупоклон. Он продолжал рассеянно вертеть банкноту в пальцах, угрюмо уставившись на сверток с только что купленной шалью.

— Нелегко это бедному человеку, — сказал он, — который должен каждый фартинг зарабатывать в поте лица своего, но что поделаешь! Забирайте свою шаль обратно, любезный. Придется Лиззи и дальше обходиться старой накидкой. Вон те финики для ребятишек, я их им пообещал, ну, так их я возьму. А вот табак и прочее…

— Я дам вам пять соверенов за вашу банкноту, — сказала мисс Мэтти. — Произошла какая-то ошибка, потому что я — акционер этого банка, и, конечно, мне сообщили бы, если бы что-нибудь случилось.

Приказчик шепнул что-то мисс Мэтти через прилавок. Она поглядела на него с сомнением.

— Возможно, — ответила она. — Но я ничего не понимаю в делах. И знаю только, что если он лопнет и если честные люди потеряют свои деньги, потому что брали наши банкноты… Я не знаю, как это сказать. — Она смутилась, внезапно заметив, что начала длинную речь перед четырьмя слушателями. — Но только я хотела бы обменять мои золотые монеты на эту банкноту, если вы согласны (она повернулась к фермеру). И вы сможете отвезти вашей жене эту шаль. Ведь мне просто придется отложить покупку шелка на несколько дней, — объяснила она мне. А тогда все, конечно, выяснится.

— А если выяснится что-то плохое? — спросила я.

— Что же, в таком случае простая честность требует, чтобы я, как акционер, вернула этому доброму человеку его деньги. Мне все это совершенно ясно, но вы знаете, что я не умею говорить так понятно, как другие. Только, мистер Добсон, вы должны отдать мне вашу банкноту и купить то, что собирались, на эти соверены.

Фермер посмотрел на мисс Мэтти с безмолвной благодарностью, стесняясь и не умея выразить ее словами, но продолжал вертеть банкноту в пальцах.

— Не хотелось бы мне, чтобы другие несли убытки вместо меня, если она и вправду ничего не стоит. Да только пять фунтов — немалые деньги для семейного человека. И к тому же, как вы говорите, десять против одного, что через день-другой эта бумажка снова будет не хуже золота.