— Кто он такой? — спросил я с английской прямолинейностью.
— Его зовут Спальчик. Кажется, его отец был дровосеком или углежогом, или кем-то в этом роде. Рассказывают жуткие истории о пособничестве в убийстве, неблагодарности, лжи и деньгах, полученных за оговор. Но вы станете думать обо мне так же плохо, как и о нём, если я буду продолжать злословить. Давайте лучше полюбуемся восхитительной леди с букетом роз, что идёт прямо к нам. Я никогда не видела её без роз, эта привязанность тянется из прошлого, но вы, конечно же, прекрасно знаете об этом.
— Ах, красавица{7}! — воскликнула моя компаньонка, когда леди с розами подошла поближе. — Как это на вас похоже — прийти ко мне теперь, когда сама я ходить уже не могу.
Затем, повернувшись ко мне и изящно вовлекая меня в беседу, сказала:
— Вы должны знать: хотя мы ни разу не встречались пока обе не вышли замуж, но с тех пор мы как родные сестры. Так много сходства в наших обстоятельствах и, я бы сказала, в наших характерах. У каждой из нас есть по две старшие сестры (правда, мои сёстры лишь сводные), которые были не столь добры к нам, как могли бы.
— И которые с тех самых пор сожалеют об этом, — добавила вторая леди. — С тех самых пор, как мы взяли в мужья принцев, — продолжила она с лукавой улыбкой, в которой не было и намёка на недоброжелательность. — Ведь замужество сильно изменило наше положение. К сожалению, мы обе были неаккуратны в соблюдении правил, и — злосчастное последствие неаккуратности — нам обеим пришлось претерпеть унижения, обиды и боль.
— И обе очаровательны, — прошептал кто-то позади меня. — Ну же, милорд маркиз, скажите это, скажите: «И обе очаровательны».
— И обе очаровательны, — во всеуслышание проговорил уже совсем другой голос. Я обернулся и увидел хитрого котоподобного егеря, побуждавшего своего хозяина произнести несколько учтивых фраз.
Леди поклонились с видом высокомерной признательности, который ясно дает понять, что комплимент из такого источника малоприятен. Тем не менее, наша тесная компания распалась, и я очень сожалел об этом. Маркиз же выглядел так, будто его вдохновения хватило как раз на один спич, и он надеется, что большего от него и не ожидают. Всё это время за его спиной стоял егерь, полудерзкий и полураболепный в своём поведении. Леди, будучи настоящими леди, казались огорченными неуклюжестью маркиза и задали ему пару пустячных спасительных вопросов, ответы на которые не должны были его затруднить. Егерь меж тем постоянно бубнил что-то себе под нос тихим рычащим голосом. Я отступил чуть назад во время этой заминки в обещавшем быть столь приятным общении и не мог не слышать того, что он говорит.
— В самом деле, де Карабас глупеет день ото дня. Мне ужасно хочется вернуть ему его сапоги и пусть живет, как знает. Я давно собирался ко двору, ко двору и отправлюсь. И потружусь на собственный успех, как трудился для него. Император, несомненно, высоко оценит мои способности.
И таковы ли уж французские обычаи, или егерь в ярости позабыл о хороших манерах, но только он фыркал и плевался направо и налево прямо на паркетный пол.
И тут очень уродливый, очень приятный мужчина подошел к леди, с которыми я только что говорил, и подвел к ним изящную белокурую даму, одетую с ног до головы во всё чистейше белое, как будто она — истовая поклонница белого цвета. Я не думаю, что в её одежде был хотя бы клочок какого-нибудь иного оттенка. По-моему, я слышал, как приближаясь к дамам, она издавала какой-то тихий звук, напоминающий пение закипающего чайника и воркование голубя одновременно.
— Мадам Мяумяу{8} очень хотела повидать вас, — сказал мужчина, обращаясь к леди с розами, — вот я и привел её к вашему обоюдному удовольствию!
Какое честное, доброе лицо, но, ах, как оно безобразно! И всё же оно мне нравилось больше, чем множество красивых лиц. Предупреждая Ваше поспешное суждение, скажу, что выражение печального признания собственного уродства на лице этого мужчины безусловно располагало к себе.
Нежная белая леди меж тем поглядывала на моего соседа егеря так, будто они были давние знакомые, что решительно ставило меня в тупик — слишком уж сильно различалось их положение в обществе. И всё же нервы мадам Мяумяу и егеря, несомненно, были настроены на один лад — когда за гобеленами раздался звук, более всего напоминающий возню крыс или мышей, на лицах обоих появилось выражение напряженного тревожного ожидания. И по их беспокойному поведению, учащенному дыханию мадам и расширившимся горящим зрачкам егеря, было очевидно, что эти непримечательные звуки сильно затронули их обоих, в отличие от всего остального собравшегося здесь общества.
Уродливый муж прекрасной леди с розами на сей раз обратился ко мне:
— Мы очень огорчились, обнаружив, что мсье не сопровождает его соотечественник — великий Жан Английский. Я не могу произнести его имя правильно, — и он взглянул на меня с надеждой на помощь.
«Великий Жан Английский!» И кто же это теперь великий Жан Английский? Джон Буль? Джон Расселл? Джон Брайт?[8]
— Жан, Жан, — продолжал джентльмен, видя моё замешательство, — Ах, эти ужасные английские имена — Жан де Победьель-Велькан{9}!
Уточнение не прибавило ясности. И всё же это имя звучало, как давно знакомое, но чуть искаженное. Я повторил его про себя. Сильнее всего оно походило на «Джон — Победитель Великанов», только друзья всегда называли его более подходящим «Джек» — Джек — Победитель Великанов. Я произнёс это имя вслух.
— Да, да, именно так! Но, почему же он не приехал с вами на нашу нынешнюю встречу?
Я сегодня пару раз уже был сбит с толку, а этот серьёзный вопрос только усилил моё замешательство. Джек — Победитель Великанов и впрямь одно время был моим приятелем, настолько близким, насколько могут подружить типографские чернила и бумага. Но вот уже многие годы я не слышал даже упоминания о нём. Насколько я знаю, он лежит, опутан чарами, вместе с рыцарями короля Артура, и ждёт вместе с ними своего часа, когда трубный глас по воле четырех могущественных королей призовёт их на защиту Англии. Но вопрос был задан абсолютно серьёзно и именно тем джентльменом, хорошее мнение которого было для меня важнее, чем кого бы то ни было ещё из находящихся в гостиной. Поэтому я уважительно ответил, что довольно давно ничего не слышал о своём соотечественнике, но уверен, что присутствие на таком приятном собрании друзей доставило бы ему столько же удовольствия, сколько и мне. Он поклонился, и тут леди с больными ногами вступила в разговор:
— Сегодня именно та ночь, в которую из года в год этот старый дремучий лес, обступающий замок, посещает призрак маленькой крестьянской девочки, жившей когда-то неподалеку и по традиции съеденной волком. В прошлый раз в такую же ночь я видела её вон в то окно в конце галереи. Не могли бы вы, голубушка, проводить мсье полюбоваться открывающимися при лунном свете видами (вполне возможно, вам удастся увидеть призрак) и оставить нас с вашим мужем на небольшой тет-а-тет?
С лёгким кивком леди с розами согласилась выполнить просьбу своей подруги, и мы пошли к большому окну, взглянуть сверху на лес, в котором я заплутал. Огромные пышные кроны деревьев распростерлись, недвижимы, прямо под нами в том тусклом сером свете, что позволяет различать очертания, но всё вокруг лишает цвета. Мы смотрели на бесчисленные аллеи, стекавшиеся со всех сторон леса к величественному старому замку. И вдруг на одной из аллей, совсем недалеко от нас, появилась маленькая детская фигурка с корзинкой в руке и в шапочке, какие носят во Франции крестьянские девочки{10}. Девочка смотрела на волка, шедшего рядом и лизавшего ей руку в знак люби и раскаяния, сказал бы я, если бы раскаяние и любовь были присущи волкам. Хотя, возможно призракам волков и доступны эти чувства.
— Вот! И мы видели её! — Воскликнула моя прекрасная спутница. — Пусть сама она давным-давно умерла, но её простая история о теплых семейных отношениях, простодушии и доверчивости поселяется в сердце всякого, кто хоть раз слышал о ней. Среди местных крестьян ходит поверье: встреча с призраком сулит счастье на весь следующий год. Давайте и мы будем надеяться на причитающуюся нам долю удачи! А! Вот и мадам де Рец. Она оставила фамилию первого мужа, который, как вы знаете, по положению был выше нынешнего.
