Почувствовав неладное, умный конь отпрянул назад.
Из-под копыт бросились врассыпную невесть откуда сбежавшиеся на шум драки мальчишки. Тэрл прикрикнул на них, чтобы те убирались по домам.
Мерг сделал выпад.
Стервец взвился на дыбы, уклоняясь от удара, и повернулся боком.
Тэрл свесился с седла, пытаясь отбить клинок дубинкой. Это ему чудом удалось, но сам он при этом потерял равновесие и, чувствуя, что вот-вот неминуемо упадет, последним усилием выдернул ноги из вмиг ставших опасными стремян. Дальнейшее он помнил как во сне. Падение на бок в пыль, подавление желания сразу вскочить на ноги, жужжащий над ухом клинок, перекат навстречу ему, под ноги разъяренному мергу, резкий взмах зажатой в обеих руках дубиной от живота к голове, сухой хруст ломающейся голени, откат обратно, из-под падающего тела, блок слепо рубящего меча, острая боль в левой руке, прыжок на ноги и, наконец, удар без размаха по оскаленной роже орущего врага.
– Вы весь в крови, – крикнул потрясенный увиденным мальчишка, прячущийся за ближайшей изгородью.
Тэрл не слушал его. Он знал, что это не только его собственная кровь. Остальное пока было неважно. Главное – Стервец, цел и невредим, нетерпеливо бьет копытом землю. Раненая рука повисла плетью и отказывалась слушаться. Зажав рукоятку дубинки зубами, Тэрл из последних сил подтянулся на правой руке и с трудом забрался в седло. Велик был соблазн прихватить с собой и осиротевшего скакуна, но скачущий по Малому Вайла’туну окровавленный карлик и без того привлекал слишком много лишнего внимания. От трофеев следовало отказаться как от улик. Чем меньше останется следов, тем лучше. Пусть поломают голову, разыскивая того, кому среди бела дня удалось расправиться с добрым десятком хорошо вооруженных мергов. А у него еще много других дел.
Наскоро сунув дубинку за пояс и проверив, на месте ли заветный мешочек с деньгами, Тэрл поскакал в обратном направлении, однако не стал сворачивать к бывшему дому Харлина, а припустил к Стреляным Стенам, видневшимся из-за соседних крыш. Насколько он помнил, обитатели Малого Вайла’туна почему-то предпочитают передвигаться проулками, избегая Стреляных Стен, а это означало, что там, если повезет, мало кто обратит на него внимание.
Каждый шаг Стервеца отдавал в левом плече болью. Тэрл покосился на руку. Порез оказалась глубже, чем он ожидал. Из раны повыше локтя на рассеченный рукав хлестала кровь. Полностью положившись на верного коня и выпустив удила, Тэрл здоровой рукой оторвал рукав до конца. Помогая себе зубами, туго обмотал рану. Повязка моментально пропиталась кровью. Ничего, до дома дотяну, подумал Тэрл и даже нашел в себе силы улыбнуться удивленным взглядам немногочисленных прохожих. Нет, так тоже не годится. Пусть имени его они и не знают, но зрелище раненого карлика, скачущего через Вайла’тун от замка, а не в замок, что еще можно было бы как-то объяснить, наверняка запомнится им настолько, что потом они смогут пустить слух, который мигом дойдет до чужих ушей и повлечет за собой обреченные на успех поиски. А ведь еще предстояло миновать бдительных эльгяр, стороживших ворота в Малый Вайла’тун. Не вступать же в бой и с ними. Тэрл занервничал. И услышал раскаты отдаленного грома. Со стороны Бехемы приближалась гроза. Ну, конечно! Как он мог позабыть о том, что послушался совета старого друга и на случай непогоды прихватил с собой видавший виды плащ – единственное, что осталось у него в память о времени, проведенном на службе в замке. Плащ был приторочен к луке седла. Освободив его от завязок, Тэрл расправил за спиной широкое, землистого цвета полотнище и с трудом просунул деревянную пуговицу на вороте в отверстие нашивной петли. У плаща имелся удобный капюшон, однако Тэрл не стал его надевать, оставив свободно раздуваться по ветру: запахнутый на груди плащ и так достаточно надежно скрывал не только его раны, но и маломерную фигуру. С высоты стен должно было показаться, что через ворота проезжает обыкновенный мерг.
Так и вышло. Правда, его все же окликнули, но он не растерялся и, не поднимая головы, ответил, что спешит с важным донесением на заставу Тулли. Гонцов из замка никто не смел задерживать без веского на то основания.
За воротами открывалась извилистая проселочная дорога, по которой в обе стороны неспешно двигались телеги с поклажей. Жизнь здесь замирала лишь тогда, когда рыночная площадь закрывалась на ночь. Угрюмые жители близлежащих изб взирали на нее из-за покосившихся изгородей и завистливо причмокивали беззубыми ртами. Тэрл на время забыл о донимавшей его боли. Он слишком хорошо знал царившие в Большом Вайла’туне нравы и, попадая сюда, всякий раз думал, что сам мог бы оказаться среди влачащих нищенское существование бывших мергов, сверов, фултумов, эльгяр, единственной виной которых было то или иное серьезное увечье, не позволившее им продолжать верно служить на лесных заставах. Безногие, безрукие, потерявшие зрение, забытые родней и товарищами по оружию, они доживали свой век в милостиво отведенных им замком лачугах и не смели требовать большего. Опустевшие естественным образом дома либо отдавали новым жильцам, либо, за неимением таковых, сносили, а участок застраивали по-новому, как правило, мастерскими или торговыми лавками. Многие из телег, прибывавшие из окрестных деревень, доходили только досюда. Здесь их товар по дешевке скупался оборотистыми торговцами оптом и втридорога продавался тем, кому был досуг везти его дальше, на рыночную площадь. Перекупались в основном товары сырьевые, из которых еще предстояло сделать муку, хлеб, сдобные булки, сыр, пиво и тому подобные продукты первой необходимости. С некоторых пор, то есть с момента возвращения в деревню, Тэрл стал понимать, кому и зачем это нужно. Чем больше вабонов участвовало в производстве того или иного товара, чем чаще его перепродавали, всякий раз увеличивая стоимость и получая прибыль, тем больше работы было у фра’ниманов, приходивших ко всем участникам этой цепочки за гафолом – десятидневным оброком, поступающим в казну все того же Ракли. Так было заведено с давних пор, и почти никто не возмущался, ратуя за получаемую взамен безопасную жизнь под защитой состоящих на довольствии виггеров. Интересно, о чем заговорят вабоны, когда поймут, что на самом деле их сегодняшняя безопасность – обман чувств, готовый со дня на день раскрыться. И для этого вовсе не нужно ждать вторжения из Пограничья полчищ до зубов вооруженных дикарей. Достаточно взглянуть на кем-то запросто сожженный дом Харлина или на трупы ворошивших его золу виггеров, не говоря уж о тех несчастных, кому судьба уготовала оказаться на пути сумасшедшей погони. Как жаль, что только смерть ближнего сможет заставить вабонов прозреть! Если сможет. Что ж, если нет, Тэрлу известны и другие способы.
Когда избы остались позади, он наконец-то позволил себе перевести дух. Здесь Тэрл чувствовал себя дома, а дома, как известно, и стены помогают. Даже если их нет, а есть пролегающие вдоль дороги широкие поля возделываемой земли, засеянные трудолюбивыми руками таких же, как он, фолдитов.
Места эти принято было относить к Большому Вайла’туну, хотя обитавшие среди плодородных полей и пашен вабоны считали иначе. Соглашаться или не соглашаться с ними мог лишь тот, кто хорошо разбирался в неспешном укладе здешней жизни и ее корнях, а для того, чтобы «зрить в корень» нужно было родиться фолдитом. Не больше и не меньше. Старинные семейные предания донесли до Тэрла отголоски тех стародавних времен, когда пространство от Пограничья до Бехемы условно делилось на две половины: мир фолдитов, трудолюбивых скотоводов и землепашцев, и мир остальных вабонов, Вайла’тун, в котором преобладали виггеры. На глазах Тэрла Стреляные Стены раскололи Вайла’тун надвое, положив начало внутреннему противостоянию между теми, кто оказался ближе к замку, и теми, кто стал чувствовать себя изгоем. Внешне жизнь протекала по-прежнему мирно, вабоны не противопоставляли себя друг другу открыто, сохраняя старые традиции, однако в разговорах, особенно за кружкой пива или крока, их языки нет-нет да и высказывали то, что было у всех на уме. Обитатели Малого Вайла’туна придерживались мнения, будто их собратья, оказавшиеся вне Стреляных Стен, именно по этой причине считают себя неудачниками, неполноценными, калеками, да и на самом деле не отличаются умом и сообразительностью. В свою очередь обитатели Большого Вайла’туна недолюбливали невольных соседей за неоправданное, с их точки зрения, зазнайство и стремление к роскоши. При этом в речах их то и дело проскальзывала мысль о несправедливости возведения той или иной части Стреляных Стен, за которой любой внимательный слушатель без труда бы уловил затаенное желание перебраться поближе к замку.
