Ну дальше — дела больше. Как-то мы с ним бредем (а добрые мои собаки за сохатым подались — уже сутки в бегах), вдруг вижу поперек лыжни след соболиный, нестарый. Я перешел его нарочно: «Дай, — думаю, — узнаю, что Лохматый делать будет». Оглядываюсь, а пес уже с нартой поворачивает и по следу ползет, раз за разом в ямки следов нос окунает. Догнал я его, выпряг из нарты. «Ну-ка, парень, — говорю, — покажи, на что способен!» Он и порысил по следочку.

Кружили, кружили за зверьком по тайге, и вот смотрю: впереди зад мохнатый из земли торчит. Зарылся пес мой в землю, гребет, вылез задом, башку кверху поднял. «Бав!» — гавкнул в белый свет и опять в землю ушел, потом опять вылазит: «Бав!» — ну и снова рыть. Я подошел. «Врешь ты небось!» — говорю и круг дал — посмотреть, здесь ли соболь; только вижу: есть (следов натоптано много, снег долго не падал, а потом немного мяконько выпало пухлячка) — тропочки и выход из жилища, но другой вроде зверек выходил. Показывают следы, что вроде два соболя в одном жилище: один вышел, а другой пришел. Добывать зверька — место тяжелое, пень старый с корнягами, там пустоты под землей да камни — очень большая площадь. Ну, обметал я место сетью, лесники лишние срубил, как положено колокольцы на обмет повесил, лыжами стоптал все, чтоб Лохматому (когда соболек из земли выскочит) бежать легче было, давай копать и сам.

Щупом щупал, корни топором рубил, запарился; копаем: Лохматый с одной стороны пустоты проверяет, я — с другой, время идет, а не видно соболька, и не урчит, не выскакивает — не звенят колокольцы. Смотрю — темнеть стало, мы-то все добываем. Я остановился, а он пуще роет, не сдает.

«Врешь ты, — говорю, — наверно!» — И пнул его ногой. Еще копаем. Посмотрел погодя — уже темень, полвторого ночи, луна в поле наше светит. «Экая досада, — думаю, — день пропал, отдохнуть надо». Вышел я из обмета помаленьку и за собой ход закрыл, давай снова круг давать — следы рассматриваю, все дальше от обмета потихоньку ухожу (чтоб Лохматый не услыхал) и в палатку поплелся.

Андрей, мой напарник, уже в спальном мешке лежал, рассказывает, что его собаки ввечеру в гиблое место соболя загнали: кедр стоит здоровый и на него еще два дерева навалилось. Андрей стрелял-стрелял и дым в вершину пускал, а как стемнело, фонариком светил — не видно зверька.

«Бросил?» — спрашиваю. «Бросил, — отвечает Андрей. — Собаки остались».

Попили мы чай, поели, я портянки и носки посушил над печкой, принялись собираться: Андреева соболя надо проверять. Пришли на лыжах — собаки караулят. Фонариком стали вершину освещать — не видно, не блестят соболиные глаза. Смотрел и я следы вокруг: вот бежал зверек по снегу, вон кора под деревом, а вона-ка снег-пух-лячок с ветвей осыпался — вроде здесь, не ушел соболь, и давай с Андреем обмет ставить. С трех сторон Андреева обмета хватило, а с одной стороны гущак и корежник, так мы одну собаку там привязали для острастки.

Подсадил меня Андрей на кедру, ухватился я за нижние сучки, лезу со всем снаряжением; топор при мне и малопулька: рубить надо будет, а то и стрелять придется. Мороз, руки коченеют — лезу; выше сучки гуще растут, легче стало. Вот уже до вершины немного, метра четыре, а соболя нет и нет. Я в ноги, на сучья смотрел, так и не видел его, только слышу, вверху: «шу-р-р-р!» Сиганул он мимо. Мне-то что, я свое дело сделал, теперь как там внизу они управятся? Сижу на кедре, торопиться некуда; руки задубели, колочу их об лесину да слушаю, что внизу там делается, видеть-то ничего не видно. Собаки визжат, и голос Андрея: «А-ай-ай!» — и ругается он. Понятно мне стало, что не взяли, исчез зверек. Слезаю я, Андрей и показывает. Соболек точно, как рассчитали, в обмет попал, ударился, а в том месте Андрей, когда обмет ставил, тетиву за сучок еле зацепил — тоненький, вот зверек как раз под то место угадал — сучок и обломился; зверьку воля, дальше чаща, снег глубокий, собака-то в погоню метнулась и забуксовала, когда еще снова нагонит! Делать нечего, сняли мы обмет, вернулись в палатку, бросили в печку пару чурбаков, одежду развесили; светает уже, завалились спать. Проспали до одиннадцати часов, поели, попили, Андрей подался след зверька искать, а я — к Лохматому: как бы домой не пошел, как бы в обмете не запутался, тогда замерзнет — выручать надо. Прихожу — нет, вижу: все по-прежнему. Обмет нерушно высится, а Лохматый посредине лежит, свернувшись, ушки навострил.

Нет соболя. Обмишурились мы. Поковырял я еще землю для очистки совести. Лохматый тоже гребет: пашет лапами и мордой и чихает, когда земля в нос набьется. Пнул я его со злости в бок:

«Ду-у-у-рак! Ясно? Ну и дре-емучий пес. Зря ты лямку бросил: не твое дело соболей добывать!»

Мороз берет, ноги в броднях прихватывает. Развел я костер, тут же стал снег кипятить для чая. Попиваю чаек, а пес канаву к костру прокопал, уже под костер лезет.

«…Дре-е-емучий ты, — говорю, — па-арень, как темная ночка!»

Снял я и смотал обмет, раскидал костер, чтоб пожаром по торфу да по кедрачу не пошел, а Лохматый все в этом месте копает, думает, видно, что я снова зверька топчу.

Да смотрю, он гребет сильнее, визжит и хвостом виляет. Пнул я его в зад лохматый, а он выползает — в зубах соболь: видно, в отнорке под костром затаился, — здоровый кот. Я отобрал его и вижу: подпорчен уже, задохся в дыму зверек, а на спине мех опален.

«Досада. Экая досада, да делать нечего, — так думаю, — сезон впереди. Может, еще добудем. Когда собаки добрые — маленько добыть можно, а если нет — капканами удачу ловить».

ФАНТАСТИКА

Олег Костман

ИЗБЫТОЧНОЕ ЗВЕНО

Фантастический рассказ

Художник Ю. Авакян　

Место для засады было выбрано как нельзя лучше. Из укрытия великолепно просматривалась полого спускающаяся к воде полянка, окруженная плотной стеной корнуэлльских джунглей. Чук поудобнее расположил свой охотничий лучемет — так, чтобы обеспечить максимальный сектор обстрела, и повернулся к Мэрфи.

— Сейчас вы увидите этих красавцев…

— Надеюсь, наше знакомство не будет слишком близким?

— Разумеется…

Полянка, у которой устроили засаду Чук и Мэрфи, была излюбленным местом водопоя корнуэлльских тигров. Близился час, когда эти огромные прекрасные звери, оглашая окрестности победоносным ревом, от которого все живое обращалось в бегство, потянутся один за другим к озеру.

Мэрфи чувствовал себя препаршиво. Он все время ворочался, то и дело меняя положение рук и ног, но никак не мог найти позу, в которой было бы удобно остаться неподвижным. Высшего качества скафандр, изготовленный по индивидуальному заказу, все равно казался чересчур жестким и сковывающим тело. Дернул же его черт на эту охоту! Сидел бы сейчас на базе, тянул в баре коктейли или плескался в свое удовольствие в бассейне…

Лично Джеймс Мэрфи, вице-председатель совета директоров компании «Спейс сафари» (бюро и филиалы на шестнадцати планетах), не видел в охоте ровно ничего увлекательного. Азарт выжидания и преследования даже самого экзотического зверя был для него глубоко чуждой стихией. Гораздо более интересным и, кстати, несравнимо более полезным занятием он находил захватывающую дух биржевую игру, в которой был и риск, и точнейший расчет, и мгновенный непредвиденный маневр, и неизвестность конечного результата… Вот что было истинным сафари, достойным делового человека!

Продолжая беспрестанно ворочаться, он уже сто раз успел проклясть все на свете за то, что поддался на уговоры служащих корнуэлльского бюро компании и отправился на эту дурацкую охоту. Разумеется, вконец одичавшие вдали от центров цивилизации идиоты сделали все возможное, чтобы досыта ублажить прилетевшее начальство црелесгями местной экзотики и вымотать из него таким образом последние силы…