Подходят люди! Молча читают текст на таблице. Прах Чармиан, скончавшейся в январе 1955 года, погребен рядом. К захоронению великого сына американского народа ныне протоптана народная тропа. По ней приходят почитатели его таланта. Глен-Эллен, некогда имевший две железнодорожные станции, ныне заштатный поселок, глухая провинция, куда не ходит даже автобус. На одной стоянке Мемориального парка сегодня я видел машин двадцать. А есть вторая стоянка. Приехали те, кто знает и любит романы и рассказы писателя, но также и те, для которых посещение музея станет толчком к знакомству с его творениями.
Признаюсь, до сей поры я не очень жаловал Чармиан. Нет, она, несомненно, была незаурядной женщиной. Не случайно ежегодник «Окленд трибюн», посвятивший ей в 1921 году специальный очерк, называл ее человеком, лучше других представляющим «дух Калифорнии». Ее фото, скачущей во весь опор, было даже вынесено на обложку. Но как-то не восхищали меня ее достоинства. Ведь она не только стала одной из причин разлада в семье Лондона, но, главное, не проявила после его кончины должной заботы о дочерях писателя от первого брака — единственных его прямых наследниках. В итоге Джоан и Бекки остались без наследства.
Теперь же, однако, я не мог не почувствовать ей признательности за сохранность ранчо и принадлежавших писателю вещей, благодарности Ирвингу Шепарду, сумевшему сберечь многое из исторического наследия и развернуть все это с помощью штата во впечатляющий парк-музей.
С удовлетворением вспоминаю и о своем скромном вкладе в дело создания Мемориального парка. Визиты мои на ранчо в 1958 и 1959 годах (советского аспиранта, изучающего в МГУ творчество Джека Лондона) вместе с вице-канцлером Калифорнийского университета Джеймсом Хартом и известным американским литературоведом Френклином Уокером подтверждали внимание и интерес к Лондону международной общественности. Эти визиты в известной мере помогли подтолкнуть затянувшиеся переговоры Ирвинга Шепарда с правительством Калифорнии о приобретении части ранчо писателя. Вскоре после этого состоялась покупка штатом сорока акров с могилой Лондона и руинами «дома Волка», и началась работа по созданию заповедной зоны.
Дочь
Расс говорит, что старшая дочь Джека Лондона, Джоан, была революционно настроена. Она ненавидела Соединенные Штаты и все официальные американские учреждения. Не очень была она доброжелательна и к окружающим. Ему, как я понял, не удалось установить с ней хороший контакт. Бекки по натуре противоположна сестре. Она солнечна, доброжелательна. Я не стал спорить с Рассом относительно Джоан. Она действительно была яростным критиком американской системы и в этом достойной продолжательницей дела отца. Ей, увлеченной литературными делами и работой в профсоюзе, на склоне лет, пожалуй, и впрямь была свойственна некоторая замкнутость. Но у меня с ней связь была хорошей, до конца дней своих Джоан была моим внимательным корреспондентом.
У Джоан один сын, Барт Эбботт, от первого брака. Мне приходилось писать о встречах с ним и его семьей. И у Бекки один сын, у которого одна дочь, Сенди. Она была замужем за негром, и от него у нее сын. «Хороший парень», — говорит Расс. Итак, праправнук писателя по линии младшей дочери — мулат.
Последней из живущих на свете людей, лично знавших писателя, Бекки Лондон восемьдесят три года. Она подвижная, энергичная женщина. Аккуратно уложена шапка ее вьющихся, совершенно седых волос. Это не первая наша встреча. Мы познакомились ровно двенадцать лет назад у нее дома, в Окленде, переписывались. Бекки мало изменилась: побольше, пожалуй, стало морщин, мелких-мелких, да белее волосы. Сегодня у нее ярко накрашены губы. Она приветливо улыбается мне как старому знакомому, что-то быстро говорит в ответ на мои радостные и смущенные комплименты. Из всего я улавливаю одну лишь фразу: «Машину уже не вожу, возраст».
В Окленде, после смерти мужа, ее ограбили. Двое ворвались в дом, «спасибо — не убили». Поэтому она обрадовалась предложению Кингманов перебраться в Глен-Эллен. К их книжной лавке пристроили для нее квартирку. Бекки помогает присматривать за магазином. Хоть и пожилой, но свой человек. Да и имя ее кое-что значит. Устраивает ее также близость ранчо, там она нет-нет да бывает. Участвует во всех мероприятиях, посвященных отцу. Визиты на ранчо воскрешают ее детство и память о папе. Она нежно называет его «дедди». А в те времена она, правда, всего раза два приезжала сюда, с матерью и сестрой. Отец приглашал их бывать почаще, обещал научить плавать, ездить верхом. Им так хотелось, но мать не пускала: не могла преодолеть недобрых чувств к Чармиан, своей обиды после ухода Лондона из семьи.
«Заранее мама никогда нам не говорила о приходе папы, хотя он, конечно, предварительно сообщал. Она знала, стоит нам сказать эту новость, мы бросим все и есть не станем. Теперь в моей памяти первые впечатления о дедди все перемешались. В разной последовательности возникают такие картины: мы втроем возимся, играем; две маленькие девочки сидят у папы на коленях, оживленно с ним беседуя и смеясь; наконец, две девчушки стоят у порога и смотрят, как этот человек уходит, садится в трамвай и уезжает.
Когда мы подросли, то меньше с ним играли, но зато вели продолжительные серьезные разговоры о школе, об учителях, друзьях, о школе танцев, катании на роликах. Я всегда старалась сесть к нему поближе и крепко брала за руку. Общаясь с нами, он был счастлив не меньше нас. Казалось, что и возраст его ничуть не отличается от нашего. Когда мы бывали вместе и когда расставались, я никогда не плакала, потому что дедди не любил видеть наших слез». Речь Бекки тороплива, иногда прерывается смешком. Видимо, она была смешлива в молодости.
Мне почти не приходится отключать магнитофон: «Мать читала нам его рассказы, а потом, когда научилась, я сама постепенно перечитала все его произведения». У нее постоянно возникает желание вновь обращаться к его вещам: рассказам об Аляске, морским историям, особенно она любит книги о Калифорнии. Многие его произведения написаны с юмором, немало фантастических. Сильное впечатление на нее произвела «Железная пята». А в романе «Лунная долина» ярко изображена забастовочная борьба оклендских возчиков. Джек Лондон, подчеркивает Бекки, всегда был на стороне рабочих.
«Произведения папы раскрывают разные стороны его характера. Я много слышала о его популярности в России. Он был рабочим человеком, и вы много работаете. Он это ценил. Простым людям он нравился потому, что разделял их чувства, взгляды. Это их привлекает. Некоторые его персонажи из высших слоев общества нереальны, а моряки, горняки, рабочие, путешественники — их-то он знал и понимал.
Папа потому и вступил в Социалистическую партию, что это была единственная партия, боровшаяся против детского труда на производстве и против эксплуатации. А что это такое, он познал ребенком. Он был самоучка и никогда не переставал учиться. Он запомнился мне с книгами в кармане. Даже в трамвае, когда мы куда-нибудь ехали, он прочитывал страницу-две. Любил он слушать рассказы бывалых людей, ведь радио тогда не было. Любил кино. Смотрел, как снимали фильм по его «Морскому волку». Его роман «Маленькая хозяйка Большого дома» — это мечта. Описанные в нем благоустройства в имении Дика Фореста — это то, что намеревался папа осуществить на своем ранчо. Любил он животных: собак, лошадей, но не терпел кур. Да, прожил он мало. Знаете, ведь он хотел восстановить сгоревший «дом Волка». Замечательно, что есть Мемориальный парк и музей, что все сохранено, как было при нем».
Бекки окончила исторический факультет Калифорнийского университета. Еще в школе написала повесть — у нее был интерес к писательскому творчеству, но мать уничтожила ее сочинение, строго наказав при этом такими вещами не заниматься. В школьном журнале она все же напечатала, под чужим именем, два рассказа. Ее не удовлетворял конец «Маленькой хозяйки Большого дома», поэтому в пожилом возрасте, побуждаемая одним журналистом, она решила дописать к роману отца еще одну главу — новый вариант финала. Главную героиню Полу, по ее версии, врачи спасают.
