А ночью Вацлавская площадь пустеет. Ни души. Только машины моют мостовую, чтобы утром здесь снова вскипел водоворот жизни столицы.

Прага ложится спать рано. В десять вечера в окнах уже погашен свет. Трудовая Прага поднимается рано. С семи утра у детей начинаются занятия в школе, а с восьми работают учреждения. А потому мы не удивились, когда нам назначили встречу в детском издательстве «Альбатрос» в восемь утра. Это очень солидное издательство, оно выпустило тысячи наименований книг тиражом больше двухсот миллионов экземпляров. На первом этаже — магазин книг, игрушек, комната детских выставок. Издательство активно работает со своими читателями, при нем создан самый массовый в стране читательский клуб — полмиллиона книголюбов.

А совсем рядом с «Альбатросом» — Национальный театр, издали видна его крыша, увенчанная золотой короной.

Во времена Австро-Венгерской монархии не было ни одного чешского национального театра. И вот родилась идея — создать такой. Его строили всем миром. На деньги всего народа. На концерте в пользу строительства дирижировал сам Сметана. В последний раз он встал за пульт — тяжелобольной, оглохший. В фундамент театра были положены камни с родины Яна Гуса и Яна Жижки.

В 1881 году театр распахнул двери. Его четыре яруса блистали позолотой и бархатом, а над сценой горели слова: «Народ — себе». Первый сезон открылся оперой Сметаны «Либуше».

Прагу не зря называли «Консерваторией Европы». Здесь бывали Вагнер, Бетховен, Берлиоз. Любил Прагу Моцарт, ей он посвятил оперу «Дон Жуан». Каждый год в Праге проходит конкурс скрипачей и виолончелистов — «Пражская весна». По традиции он открывается симфоническим циклом Сметаны «Моя родина».

— Як вам либила Прага? (Как вам понравилась Прага?) — обязательно спросят вас и добавят: — А вы были в кафе «У калиха»? («У чаши»). Оказывается, в этом кафе был завсегдатаем Швейк.

В Праге принято приходить в рестораны семьями. Мужчины играют в шахматы, женщины вяжут, молодежь танцует. И все довольны. В этих ресторанах наверняка нет книг жалоб. Да они и не нужны. В меню всегда обозначено имя повара, готовившего то или иное блюдо, а именем своим здесь дорожить умеют. Учтивые официанты будут безупречно терпеливы, если вы весь вечер решите провести просто за чашкой кофе.

В новых районах Праги возникают современные доминанты города: телецентр, внешнеторговое объединение «Мотоков», Дворец культуры — огромный комплекс с отелем, парками, спортивными сооружениями. Строя Дворец, архитекторы понимали, что он послужит не одному поколению. Зал съездов вмещает две тысячи восемьсот человек, Культурный, а точнее, Концертный зал — тысячу триста человек. Есть еще Малый, Камерный залы, клуб молодежи.

Везде в дизайне — солнце как символ жизни. Оно смотрит с занавеса Зала съездов, проглядывает в гобеленах, светильниках. Во Дворце шестнадцать ресторанов и кафе. Из окна «Панорамы» открывается чудесный вид на Прагу.

В рабочем районе Праги, Высочанах, нет седых памятников старины. Здесь дымят корпуса машиностроительного гиганта «ЧКД-Прага», снуют грузовики, много людей в рабочих спецовках. Двадцать лет назад один из них, молодой электромонтер завода «ЧКД-Прага», взял отгул, сел в трамвай и поехал в консерваторию — «пробоваться». Его звали Карел Готт. И хотя прием был закончен, старый профессор приметил в парне «искру божью», его приняли. А через четыре года он взял первое место в конкурсе «Золотой соловей» и держал его двадцать лет подряд, пока не уступил молодой певице Ханне Загоровой.

Сто лет пражскому трамваю, но и сегодня он исправно служит людям.

В Праге много машин. На миллион с лишним жителей — полмиллиона машин, из них больше половины — личных. Они стоят рядами вдоль домов, ими забиты тупики, дворы. Стоянок пока не хватает. А если вспомнить еще несметное число мопедов, мотоциклов — картина еще более усложняется. На работу пражане ездят в метро, автобусах. Но в конце недели все, у кого есть машины, садятся за руль и отправляются за город.

«Моя страна прекрасна, как многогранный кристалл, — писал чешский поэт Вилем Завада. — Что ни край, то другая земля».

Сегодня ЧССР — федерация двух равных социалистических республик: Чешской, на западе страны, и Словацкой, на востоке.

Чехия — живописный край с озерами, средневековыми замками, целебными источниками. Моравия известна как край «вина и солнца», здесь раскинулись виноградники, сады. Словакия — это устремленные ввысь Татры и зеленые придунайские равнины. Словакию называют республикой горнолыжников. Все влечет сюда туристов — санатории и кемпинги, горные озера, альпийские луга, заповедный национальный парк. И конечно, старинные замки на скалах.

«Кто овладеет Чехословакией, — изрек когда-то Бисмарк, — тот будет хозяйничать в Европе».

В прошлом Чехословакия нередко становилась ареной битв с иноземцами, поэтому здесь построено много укрепленных замков, настоящих «орлиных гнезд». Особенно много их в Словакии — Тренчианский замок, замок «Смоленице», «Бойнице». Ни один замок не возникал случайно: он охранял границы, торговые пути. Замки ставили на холмах или в местах слияний рек. Много замков появилось в XIII веке, после вторжения татар.

Как говорят, все дороги в Чехословакии ведут к замкам. Есть резиденция принца Фердинанда, убитого в Сараево, с уникальной коллекцией средневекового оружия и охотничьих трофеев. Есть замок в городе Бенатки, откуда Иоганн Кеплер наблюдал движение небесных светил. Недалеко от Остравы стоит замок князя Лихновского, мецената и самодура. Отсюда бежал оскорбленный Бетховен, когда князь под угрозой ареста пытался заставить его играть перед французскими офицерами. Бежал ночью, в дождь, грозу, прижав к груди рукопись только что законченной «Аппассионаты»…

Самый «туристский» замок — «Карлштейн», построенный Карлом IV для своей любимой жены (их было четыре). Но даже цветы на подоконниках не делают замок приветливым. Смотришь на его серые стены, и словно слышится конский топот, звуки рога и крик сторожевых: «Эй, кто там? Дальше от замка! Дальше!..»

Совсем иное чувство вызывает замок «Бродзяны» у реки Нитры. Здесь в трехэтажном светлом здании под шатровой крышей много лет жила свояченица Пушкина, Александра Гончарова, сестра Натали. Австрийский дипломат, барон фон Фризенгоф, бывший на службе в Петербурге, женился на ней и увез в «Бродзяны». Здесь она прожила безвыездно до конца дней, храня на туалетном столике портрет Поэта. Помните, блоковское: «Когда твое лицо в простой оправе передо мной сияло на столе».

Замок «Бродзяны» стал очагом русской культуры. Остались ноты, книги, рояль, семейные альбомы — и во всем память о Пушкине. Сейчас там музей Пушкина — кстати, единственный музей Поэта за рубежом.

Автобус мчит нас по шоссе мимо небольших городков, заботливо возделанных полей. Девятнадцатый километр от Праги… Стоп! Это Лидице — святое для всех имя.

Когда-то здесь стоял городок с уютными улочками, костелом на площади, где любили посидеть за кружкой пива, обменяться новостями жители. Теперь — мертвое поле, высится терновый крест — как символ неизбывного горя. После покушения на фашистского наместника Гейдриха село по личному приказу Гитлера было сожжено, все мужчины расстреляны, а женщины и дети угнаны в концлагерь.

С волнением переступаем порог музея, где собраны и сохранены навечно «осколки» той трагедии — паспорта, пробитые пулями, изломанные детские игрушки, втоптанная в грязь кукла, поржавевшие номера домов, которых никогда больше не будет. С фотографий смотрят лица людей, которых уже нет, но которые живут в сердце каждого честного человека. В книге у входа — записи на всех языках мира — арабской вязью, китайскими иероглифами, славянскими буквами выведено: «Лидице будет жить!»

Нет, не удалось гитлеровцам стереть с лица земли маленький мужественный город, десятки его собратьев появились в Чили, Мексике, Эквадоре, Перу, на Кубе. Новое Лидице живет и на чешской земле. Именно новое, но не восстановленное. Стоят на холме двести светлых коттеджей. Гуляют мамы с колясками, поют птицы, играют дети, только мало стариков в этом городе. А рядом алеет сад роз в честь погибших. Цветы присланы из всех стран мира.