Способность накапливать в своем организме кислород, утверждают ученые, теряется или очень ослабляется, в сущности атрофируется, потому что мы не используем ее, как только начинаем дышать воздухом. Но эта способность существует. Однако из-за страха погружения в воду, как считает Марковский и другие исследователи, мы панически заглатываем воду, которая и душит нас, прежде чем эта способность начнет активизироваться. Вспомним сообщение, облетевшее весь мир, о четырехлетием Джимми, упавшем под лед озера Мичиган. Двадцать минут он находился под водой, следовательно, не дышал и все-таки остался жив. Это произошло, по мнению специалистов, благодаря заложенной у млекопитающих способности рефлекторно задерживать дыхание под водой, как это делают киты, дельфины, тюлени и, оказывается, в особых случаях человек. Так комментировал этот особый случай Игорь Борисович: мальчик потерял в воде сознание и не успел испугаться. Вместо сознания заработало подсознание, инстинкт предков: задержать дыхание. Его водоплавающие младенцы, устав, засыпают, лежа на воде, лицом вниз. Но время от времени рефлекторно поворачивают голову для вдоха, совсем так, как это делает лежащий на волнах дельфин. Так сухопутное млекопитающее, такое, как человек, может долго не дышать воздухом.
Резервы мозга
Одна из возможностей влиять на эволюцию человека, пишут авторы статей о работах Марковского, заложена в том, что «дети воды» имеют сильные паранормальные свойства, повышенную физическую подвижность, психическое совершенство. Игорь Борисович объясняет это отсутствием травм при рождении в воде, что, полагает он, позволяет разрабатываться и совершенствоваться более тонким функциям мозга.
Сейчас хорошо известно: мозг человека активно использует всего лишь 3–4 % своих возможностей. Нейроны мозга, работающие в зоне максимально ясного сознания и в зоне бессознательной психической деятельности, резко отличаются по скорости действия. На бессознательном уровне перерабатывается в секунду 109 единиц информации, а на сознательном — всего 102. Бессознательное, как известно, с большой скоростью проделывает очень важную работу по руководству различными функциями организма, но у него есть и другие нагрузки: решать задачи со многими неизвестными. Бессознательное вступает в виде озарения, наития, предчувствия и пр. В экстремальных условиях, и это замечено не раз, человек способен на то, на что совершенно не способен в обычном состоянии. В ходе эволюции, за ненадобностью, перестали работать некоторые зоны мозга, ослабилась или вовсе атрофировалась их деятельность. Психологи утверждают, что проникновение к этим ослабленным функциям мозга благодатно для здоровья человека. Благополучное рождение, без родовых травм и стрессов в результате перепада давления сохраняет тонкие функции мозга. Так, очевидно, следует понимать выводы ученых о возможности влиять на эволюцию человека.
Людмила Данилова
НЕ СМОЕТ
ВРЕМЕНИ ВОЛНОЮ
Очерк
Фото автора
— Дин-дон, дин-дон, дин-дон! — разносится над ширью Северной Двины. Что это? Откуда столь непривычные теперь звуки? Колокольный звон! Ведь о нем еще более ста лет назад наш известный языковед и этнограф Владимир Даль писал уже как о заброшенном искусстве. Ну, а в наши дни совсем немного осталось знатоков-звонарей, да и те давно не звонят.
Так кто же устроил веселый перезвон здесь, на берегу далекой северной реки? Если пойти на зов колокольный, окажешься у ворот музея-заповедника деревянного зодчества «Малые Корелы», что под Архангельском.
Трудно не поддаться очарованию русского Севера. Не он ли вдохновлял художника И. Я. Билибина, создавшего зримый мир русских народных сказок?
Дивные города с суровыми сторожевыми башнями, островерхие храмы, причудливые терема с крыльцами и переходами.
По синю морю, словно птицы, летят ладьи, в темных лесах рыщут серые волки, а в тени деревьев притаилась избушка на курьих ножках. Верится, что она может, повинуясь волшебному слову, повернуться на них.
И вот мне посчастливилось убедиться в том, что все это не сказка, не вымысел, а реальная действительность музея-заповедника. Здесь, в Малых Корелах, едва ступив на территорию заповедника, попадаешь в далекое прошлое, в мир отважных поморов, охотников, лесорубов, землепашцев, в мир, открытый когда-то «волшебником» Билибиным.
Музей-заповедник занимает два лесистых холма. В нем собраны все типы деревянных построек, присущие Северу. Так и хочется назвать его энциклопедией русского народного зодчества. Все экспонаты — избы, амбары, бани, мельницы, часовни, колокольни, утварь, орудия труда, одежда и многое другое — собирали по Архангельской области в самых глухих и труднодоступных местах. Конечно, многое из разысканного и привезенного находилось в довольно плачевном состоянии и вот теперь, отреставрированное, помолодевшее, снова дарит радость людям своими формами и красками.
Идея спасения памятников народной архитектуры — перенесение их в специально созданные музеи под открытым небом — не нова. Впервые ее высказал швейцарский ученый Чарльз де Бонстеттен почти двести лет назад. Мысль очень понравилась, но дальше разговоров тогда не пошло. Понадобилось сто лет, чтобы она стала претворяться в жизнь. В 1872 году в Стокгольме был основан первый в Европе этнографический музей под открытым небом, в 1901 году появился музей под Копенгагеном, в 1902 году — в окрестностях Осло. Так в Скандинавских странах возник новый тип музеев.
Мировую известность приобрел парк-музей «Скансен» в Швеции. Его организаторы преследовали две цели: сохранить лучшие образцы народной архитектуры и возможно полнее показывать и популяризировать богатства народного зодчества. В «Скансене» посетители знакомятся с историей и культурой своей страны и в то же время могут отдохнуть и развлечься. Название этого музея стало нарицательным.
В Советском Союзе старейшим «скан-сеном» является Рижский этнографический музей, основанный в 1924 году; спустя три года начали создавать музей народной архитектуры в Коломенском под Москвой.
Музей «Малые Корелы» сравнительно молод: первый экспонат — мельница из деревни Бор — появился в 1968 году, а уже в 1973-м музей был открыт для посещений. Формирование его не закончено, все еще стучат топоры и многие памятники одеты в строительные леса. В музее установлено более семи десятков различных строений, а предполагается собрать до двухсот. Это один из крупнейших музеев деревянного зодчества.
Восемьдесят гектаров музейной территории делятся на шесть секторов — по числу культурно-этнографических зон Архангельской области: Каргопольско-Онежский, Северодвинский, Пинежский, Мезенский, Поморский и Важский. В каждой зоне населенные пункты имеют свои характерные особенности. Это отражено в экспозиции музея. Вот, скажем, Мезенскому сектору отведен участок возле крутого обрыва к реке Корелке. Дома стоят вдоль берега, как их ставили на Мезени, где было мало пригодных для обработки угодий. Потому и прижимались строения к берегу, чтобы не занимать хорошую землю под жилье.
В каждом секторе-деревеньке умело, с любовью воссоздан архитектурный облик северных российских сел, но этого мало. Посетитель видит картину жизненного уклада прошлого. Каждая деталь тщательно продумана. Избы повсеместно на Севере ставили высоко над землей, на высоком хозяйственном подклете — так теплее, зимой снегом не занесет, да и припасы удобно под полом хранить. Хозяйственный двор объединен с жильем общей крышей, поэтому в суровую северную зиму можно и на улицу не выходить, разве что по воду.
При этих общих чертах в каждом районе области жилище устраивали по-своему, привнося какую-то свою деталь в конструкцию, что-то свое в декоративное оформление избы.
