Утро первого за пару месяцев выходного дня должно быть очень добрым. Особенно если под боком лежит обнаженная опытная красотка. Она умело помогла сбросить рабочее напряжение. Расслабить как следует. Что теперь? Нужно вежливо отправить ее на такси домой и остаться в благословенном одиночестве.

Именно эти мысли прервал телефонный звонок. Я не хотел брать трубку. Поэтому лениво глянул, кто это мог звонить в такую рань. Суббота. Девять утра. Действительно рань.

Но имя на экране заставило меня сесть на кровати и случайно содрать одеяло с Дины. Но сейчас важен только Грановски Давид.

– Да, Давид, утро доброе.

– Точно доброе, сынок? – он мне не отец, конечно, но в свое время неплохо так помог с бизнесом, а также является другом моей семьи. Уже десять лет мы дружим, кроме последних двух лет, которые я работаю в Питере. – Извини, что звоню в такую рань, но дело неотложное.

– Что-то случилось? – руку, которую на меня положила Дина, я грубо скинул и спрыгнул с кровати. – Вы не заболели? Майя? Дети? Лена?

Последнее имя отозвалось бешеным стуком сердца и комом в горле. Прошло два года, а мне до сих пор стыдно перед Давидом, по сути, ее приемным отцом.

– Ну ты паникер. Ничего серьезного. Лишь небольшая, но не очень удобная просьба.

Грановски очень деликатный чел. Бизнесмен. Филантроп. Очень спокойный в семье, в бизнесе он – акула. Я весьма многому у него научился в свое время. И я уважаю его, готов выполнить любую просьбу.

Но сейчас моя жопа прямо оркестром орет мне, что нужно отказать. Просто сослаться на дела, поездку, а может быть, даже болезнь.

Я хожу по своей гостиной, как раненый зверь в клетке, покрытый потом, потому что знаю: что бы он ни предложил, отказать я не смогу.

– Я слушаю.

Это мой голос? А чего он такой хриплый?

– Лену же помнишь?

Да блядь! А если она сказала? Если она рассказала о том эпизоде, когда оказалась в моей спальне? По собственной инициативе. И что я скажу? Что я спал? Спал и сквозь сон ее лапал?

– Ну как не помнить. С ней все нормально?

– Как по мне, то она чересчур тихая для восемнадцатилетней девчонки. Ну и балетом болеет, сам знаешь.

– Знаю, как не знать. Все домашние представления смотрел, как она выступает.

– Вот, кстати, она перестала танцевать перед нами. Да и ты пропал совсем. Не обиделся?

– Нет конечно, на что? – что-то он мутит. А еще тянет. Это пиздец как напрягает. Я втянул воздух и решился послушать, что меня ждет. – Так что за просьба?

– Ленка решила в Питере учиться, – сука! – Там труппа какая-то знаменитая обосновалась, и ее вроде как берут в состав.

Нет, нет, нет. Я нахуя уехал, чтобы здесь ее подкаты терпеть?

– В общем, а мы уехали в Токио. Помоги ей обосноваться. Квартиру найди. Покажи, что там да как. И вообще, присмотри по-родственному.

Так и хочется заорать: Алло, мужик! Мы не родственники! Никаким боком!

– Пусть первое время с тобой поживет.

Ну приехали. А с ложечки ее не покормить? Я в свои восемнадцать в США приехал и сам со всем разбирался.

– Я тебе полностью доверяю.

Вот и зря. Очень, очень зря.

– Кирилл, ты здесь?

Нет, нет меня. Умер я, уехал. Вот тебе и сбежал от проблем.

– Здесь.

– Слушай, если тебе неудобно, я пойму. Найду кого-нибудь.

Это идеальный вариант. Охранник, который будет держать эту заразу красивую подальше от меня.

– Нет, не надо никого. Я найду время.

– Я знал, что могу на тебя положиться. С этого момента на любую мою просьбу можешь смело меня посылать.

– Ловлю на слове.

Мы смеемся, и он вдруг выключается, хотя я еще кучу вопросов хотел задать. Когда приезжает? Много ли вещей берет? Сколько будет жить здесь? Жить здесь…

Сразу вспоминается, как она любила бегать в коротких шортах и топиках, а еще сидеть на шпагатах в самых неожиданных местах. Раздражала дико. У меня такого не будет. Или выметается пусть.

– Кирилл? – доносится сзади протяжный, словно искусственный, голос, и я резко оборачиваюсь. Дина в моей рубашке на голое тело стоит в проходе спальни. Я уже и забыл о ней. И почему вчера ее тело вызывало во мне прилив желания? Сейчас меня скорее подбешивает, что она берет мои вещи. Без спросу. – Все нормально? Я думала, ты хотел поспать подольше.

Я хотел на такси тебя отправить, но теперь ты мне пригодишься.

– Да, сейчас в душ схожу и еще приду валяться. И сними, пожалуйста, мою рубашку.

– О, ты хочешь видеть меня обнаженной, – расстёгивает она пуговицы, но я не закончил смотреть представление, ушёл в душ.

Там долго чередовал холодную и горячую воду, но все равно не смог вытравить образ Лены двухлетней давности. Смелая, дикая, умоляющая любить ее. Сейчас ей восемнадцать. А если она снова придет ко мне в кровать? Смогу ли я отказать ей?

Нет! Нет! Даже думать не смей, Кирилл, иначе давняя проблема вернётся с новой силой. Никаких молоденьких, никаких балерин. Или же куча времени и денег, потраченных на психиатра, окажется потрачена зря.

Я выхожу из душа, обматываясь полотенцем, и проверяю ладонью щетину. Гладко вроде. Затем чищу зубы и понимаю, что в постель уже не вернусь. Сна ни в одном глазу.

Открываю дверь ванной и вдруг слышу звонок.

Застываю на месте, смотря в сторону прихожей. По телу холодок не пробегает, а ураганом сносит спокойствие. Да бред. Она не могла так быстро приехать. Давид бы предупредил.

Смело, но не слишком, – короче, крадучись – иду открывать, но на всякий случай смотрю в глазок. Ничего. Пусто. Что за шутки? Открываю, взяв железную ложку для обуви и щелкаю замком.

И резко, почти до инфаркта, передо мной вырастает это чудо.

В черном спортивном костюме с золотыми вставками, со светлой гулькой, сумкой на плече, но самое главное, с крысой в руках.

– Привет, Кирилл Александрович.

– Не придумывай. Просто Кирилл, – пропускаю я ее внутрь, чувствуя, как сердце заходится. Она выглядит иначе. Другая. Другая Лена. – И что это за крыса?

– Это собака.

– Это? – она спускает чудо на четырех лапах на пол. – Собаки большие, а «это» может умереть от испуга.

– Это йорк. И он сам кого хочешь испугает. Давид звонил?

Смотрю на собаку, только чтобы не смотреть на Лену. Обновленную, кажется, даже более серьезную Лену.

– Звонил.

– Где я могу разместиться?

– Там гостевая комната, – показываю на дверь, край которой виднеется из-за угла.

– Вот и отлично. Выдохни, Кирилл. Ты даже не заметишь, что я вообще живу с тобой. Да и будет это, пока я квартиру не найду. Йорик! Ко мне.

Эта хрень волосатая радостно царапает мой паркет, который я лично положил. Стоп.

– Ты сказала Йорик?

– Ну да, – снимает она кроссовки и ловит на лету пса, который тут же ей лицо лижет.

– А порода йорк?

– Ну да. Ну ты посмотри на него. Ну он же Йооорик, – тыкает она в меня собакой, а я дергаюсь в сторону. Еще мне целоваться с крысой не хватало.

Лена убегает, а я к стене приваливаюсь затылком, смотря в потолок, словно там можно увидеть небо, к которому я обращаюсь единственным словом, которое может отразить ситуацию:

– Пиздец.

– Кстати, Кирилл Сергеевич, – опускаю взгляд на торчащую из дверного проема голову.

– Что?!

– Это твой питомец, или ты тоже рад меня видеть?

– Что? – я сначала даже не понимаю, что мелет эта зараза, а потом смотрю туда, куда направлен ее взгляд. Был бы в халате, демонстративно его бы задернул, а так без слов поворачиваюсь закрыть дверь на защелку. Она меня доведет. Ей-богу, доведет.

– Кирилл? – Дина выходит в халате. Моем, блядь, халате. Ладно, может, и к лучшему. – А это кто?

И мелочь не уходит, и собака начинает лаять, очевидно, чувствуя недовольство хозяйки, но та, наоборот, улыбается. Как бы кожа не треснула, так широк ее оскал.