Но секс с Кенджи оказался совсем другим. Физически он был полной противоположностью мужчинам, с которыми она обычно спала, – крупным, напористым мужчинам, типа ее отчима, с тупыми хваткими пальцами, потными лицами, на ощупь похожими на наждачную бумагу. Ей было шестнадцать лет, когда он начал приходить к ней в комнату, а может быть, и пятнадцать. То был год, когда ее мать лежала в онкологии, и воспоминания Аннабель о тех временах уже поблекли, но некоторые моменты она никогда не забудет. Звук его шагов в коридоре. То, как прогибалась кровать, когда он садился на край. Запах алкоголя и пот, который капал с его головы ей на лицо. Когда мать умерла, Аннабель ушла из дома; но хоть она и сбежала от отчима, ее следующие мужчины были похожи на него. А вот Кенджи не потел. Он был опрятным, гладким и сухим, с тонкими пальцами музыканта и тонким, нестрашным пенисом. Вдобавок ко всему он был меньше ее ростом, что поначалу вызывало у нее чувство неловкости. Привыкшее к подавлению тело Аннабель казалось ей самой слишком большим для него, а собственное желание – незнакомым и неуместным. Но то, как Кенджи занимался с ней любовью, все изменило, и к тому времени, когда они закончили, она чувствовала себя именно так, как надо – очень нескромно, но самым прекраснейшим образом. Он был без ума от нее, он так ей и сказал. Ведь она была самой красивой женщиной на свете. Так он подумал, когда в первый раз увидел ее на сцене; а потом, когда она позвала его за свой столик и позволила угостить ее выпивкой, Кенджи понял, что он самый счастливый мужчина на свете.
– Это я должна была угощать тебя выпивкой, – сказала она наутро. – Ты ведь просто спас меня.
Они завтракали на кухне, и он сидел на том самом деревянном стуле с ручной росписью, который принимался стонать и скрипеть, когда на него садился Джо, но теперь спокойно держал Кенджи, пока он намазывал маслом тост. Аннабель невольно вспомнила сказку о трех медведях и подумала, что ее стул, очевидно, идеально подходит ему, как и ее стол. Как и ее тело. Дожидаясь, когда закипит кофе, она прислонилась к столику и смотрела на Кенджи. Его длинные и густые черные волосы спадали на плечи. Он слизнул джем с пальцев и отрицательно покачал головой.
– Да нет, – сказал он. – У тебя же классно получилось. Ты очень хорошая певица.
Аннабель задумчиво улыбнулась.
– Когда-то в детстве я пела в церковном хоре, но потом перестала. Мне страшно выступать перед людьми, да и голос у меня недостаточно сильный. Джо это знает. Он просто решил сделать мне гадость.
– Джо – твой парень? – спросил Кенджи.
Она в ответ неопределенно пожала плечами, и он сделал руками широкий жест, заключив в него и тост, и кухню, и их обоих.
– Думаю, он рассердится…
– Ну и пусть, – сказала она. – Он за многими бегает. Пусть злится, я все равно собиралась порвать с ним отношения. Он потому и вытащил меня петь. Он знал, что я провалюсь, и у меня бомбанет, но и мне самой нужен был этот спектакль, как повод, чтобы уже точно порвать с ним, понимаешь?
Кенджи мало что понял, он разобрал только слово «бомба».
– Нет. Ты не бомба, – с улыбкой сказал он. – Ты… как это сказать… БУМ!
Он изобразил звук взрыва и показал, как что-то взлетает в небо, а потом падает обратно на землю в мерцающем ливне искр.
– Фейерверк?
– Да! – он просветлел лицом. – Ты ракета!
Следующей ночью и в последующие ночи, когда он проводил кончиками пальцев по ее коже, Аннабель закрывала глаза и трепетала, вспоминая, как пальцы Кенджи щекотали воздух, изображая летящие искры. А теперь эти пальцы трогали ее, забираясь в такие места, куда раньше никто не удосуживался проникнуть. Секс с Кенджи был захватывающим, интересным и увлекательным, и Аннабель удивлялась, как ей повезло, но у Кенджи было другое объяснение. Это «эн», сказал он, это их судьба или предназначение, таинственная связь, возможно, оставшаяся с прошлой жизни, соединила их вместе в этой.
Прав ли был Кенджи? Как на Земле, на этой огромной планете с населением в восемь миллиардов человек, удается встретиться двум маленьким человеческим существам, предназначенным друг для друга? Более циничный человек, чем Кенджи, сказал бы, что это невозможно и вообще ничего этого нет. В смысле, предназначения. Да, конечно, люди встречаются и влюбляются, но эти встречи случайны, и удачная встреча – дело случая, а предназначение – это просто выдумка, история, которую они рассказывают себе потом.
Но ведь хорошая же история! В конце концов, для нас-то это самое главное. Если разобраться, мы, книги, для того и существуем, чтобы пересказывать эти ваши истории, держать их в себе и хранить под нашими обложками столько, сколько это в наших силах. Мы как можем стараемся порадовать вас и поддержать вашу веру в необходимость оставаться человеком. Мы сопереживаем вам и беззаветно верим в вас.
Но возникает другой вопрос: вам никогда не приходило в голову, что у книг тоже есть душа? Слушая эту романтическую историю о двух несчастных влюбленных, вы не задумывались о том, как ее воспринимаем мы? Потому что если граница между «я» и «ты» действительно проходит по коже, то вот этим вашим мгновениям страстного нарушения границы, называемым любовью, мы ужасно завидуем. Правда-правда. Мы завидуем вашим телам. А как же? У нас, у книг, тоже есть тела, но нет органов, необходимых для восприятия мира. Кожа, покрывающая наши обложки, под которой хранятся слова, отличается от вашей. Наша кожа, сделана ли она из бумаги, пергамента или ткани (или, как в последнее время, из какой-нибудь комбинации пластика, стекла и металла), выполняет аналогичную функцию обозначения границы, но даже самый изящный из наших покровов не позволяет нам испытать удовольствие, доступное вам. Мы не можем ощутить экстаз слияния себя с другим.
Конечно, вы можете сказать, что литературное творчество – это тоже своего рода страстное пересечение границ, но оно по своей сути бестелесно, как-то более расплывчато и условно. Мы зависим от вас в своем воплощении; мы существуем потому, что вы существуете. Поэтому хоть мы и чувствуем, как ваши пальцы перелистывают наши страницы, и можем описать словами вкус горьковатого кофе, или пикантного соуса, или, например, соленой спермы, что порой капает на наши страницы, мы не можем ощутить этого так, как вы, – на языке, на коже, внутри вашего человеческого тела.
Как тут не почувствовать себя обделенным, лишенным чего-то важного.
Признанные эксперты в делах любви, мы способствовали ее проявлениям большим количеством способов и слов, чем любой из вас может себе представить, и все же мы никогда не испытаем, каково это – взять руку возлюбленной и прижать ее к своим губам… Ах, если бы у нас были губы! Нет, это правда, что вы многих из нас любили, обнимали, ласкали и даже нежно целовали, и всем этим мы очень дорожим, но… в тот момент, когда дело доходит до настоящего «занятия любовью», нас небрежно сбрасывают с кровати! И вот мы валяемся на полу, вниз лицом со смятыми страницами, а в это время за нашей спиной разворачивается неведомое действие.
Иногда все-таки хочется заняться любовью. А вы как думали? В конце концов, мы безумно любим вас. Мы, рабы ваших навязчивых идей, по себе знаем, каково это – попасть в переплет и быть предметом воплощения эротических фантазий. И в то же время мы понимаем, что наш удел – всего лишь праздные фантазии, которые помогают нам скоротать время.
Фантазии – это то, в чем мы, книги, безусловно, преуспели. Но настоящие истории – те, которые происходят на самом деле, – принадлежат вам.
Гм… так на чем мы остановились?
Бенни был зачат в 2001-м – в том году началось будущее. Забеременев, Аннабель бросила учебу и устроилась работать в агентство по мониторингу СМИ. Кенджи бросил курить травку, и они переехали в маленький двухэтажный дом на окраине Чайна-тауна. Все, что они смогли себе позволить – снять половинку довольно ветхого строения, но там имелся маленький дворик, где мог бы играть ребенок, а недалеко от дома проходили автобусные маршруты, и это было хорошо, потому что ни Аннабель, ни Кенджи не любили водить машину. Кенджи устроился в джазовый оркестр, игравший биг-бэнд, ска и современную клезмерскую музыку. Он был талантливым музыкантом, к тому же японский кларнетист в порк-пае, игравший старые еврейские мелодии типа «Гимпель-дурачок» и «Ой, С’из Гут», вызывал интерес у публики. Когда стало ясно, что Кенджи – их фишка, музыканты поменяли название группы на «Кенни Оу и Клезмонавты». Они начали гастролировать по штату. Влюбленные поженились. Жизнь была прекрасна.
