Филип. Тебе это тоже показалось непреодолимым препятствием, Долли?

Долли. Мне? Нет, я приняла предложение.

Глория. Приняла?

Миссис Клэндон (общий крик). Долли!

Филип. Вот это да!

Долли (простодушно). У него был такой дурацкий вид!

Миссис Клэндон. Как же ты это так, Долли?

Долли. Да так, ради смеха. Он даже снял мерку с моего пальца для обручального кольца. Ты бы сама поступила точно так же на моем месте.

Миссис Клэндон. Нет, Долли, я бы так не поступила. Кстати сказать, помощник капитана просил также и моей руки; и я ему посоветовала обратиться с этим к женщинам помоложе, которых подобные глупости еще забавляют. Выходит, что он внял моему совету. (Встает и направляется к камину.) Как ни грустно мне, Глория, оказаться малодушной в твоих глазах, но все же я не могу ответить на твой вопрос. Вы все слишком еще молоды.

Филип. Довольно решительное отклонение от «Принципов Двадцатого Века».

Долли (цитирует). «Как только ваши дети достигнут возраста, в котором начинают задавать вопросы, отвечайте им правдиво, о чем бы они вас ни спрашивали». Смотри «Материнство Двадцатого Века»…

Филип. Страница первая…

Долли. Глава первая…

Филип. Абзац первый.

Миссис Клэндон. Милые мои, я не говорю, что вы слишком молоды, чтобы знать правду. Я всего лишь хотела сказать, что вы слишком молоды, чтобы сделаться моими наперсниками. Вы все очень смышленые дети; но вы еще очень неопытны, а следовательно, лишены дара сочувствия. На мою долю выпали очень тяжелые переживания, и говорить о них я могу лишь с людьми, которые сами испытали что-нибудь подобное. Надеюсь, что вы так никогда и не подпадете под эту категорию.

Филип. Еще один смертный грех, Долли!

Долли. Мы лишены дара сочувствия.

Глория (подается всем телом вперед и, закинув голову, проникновенно глядит на мать). Мама, я не хотела быть бесчувственной.

Миссис Клэндон (ласково). Разумеется нет, моя милая. Неужели ты думаешь, что я не понимаю?

Глория (привставая). Но все-таки, мама…

Миссис Клэндон (чуть-чуть отпрянув). Все-таки?

Глория (настойчиво). А все-таки это вздор, будто нам нет никакого дела до нашего отца.

Миссис Клэндон (с внезапной решимостью.) Ты помнишь своего отца?

Глория (задумчиво, словно припоминая что-то приятное) Не знаю. Кажется, помню.

Миссис Клэндон (мрачно). Ах, только кажется.

Глория. Да.

Миссис Клэндон (со сдержанной силой). Глория, а что если бы я тебя вдруг побила?

Глория невольно отшатывается; Фил и Долли неприятно поражены; все трое с ужасом глядят на мать, которая безжалостно продолжает:

Ударила бы тебя не как-нибудь в порыве гнева, а нарочно, с намерением причинить боль, — плеткой, специально для этой цели купленной? Как ты думаешь, ты могла бы это забыть?

Глория издает негодующее восклицание.

Так вот знай, что, если бы я не вмешалась вовремя, ты бы сохранила именно такое воспоминание о своем отце. Я сделала все, чтобы он не вторгался в твою жизнь, пощади же и ты меня и никогда не упоминай при мне его имени.

Глория, содрогнувшись, закрывает лицо руками. Заслышав шаги за дверью, она снова принимает невозмутимый вид. Миссис Клэндон садится на диван. Входит Валентайн.

Валентайн. Надеюсь, я не очень вас задержал? Этот мой хозяин презанятный старик!

Долли (с жадностью). Ой, расскажите! Он вам дал отсрочку? Надолго?

Миссис Клэндон (в отчаянии от невоспитанности своей дочери). Долли! Долли! Милая Долли! Ну нельзя же так, право!

Долли (чинно). Прошу прощенья! Вы сами все расскажете. Правда, мистер Валентайн?

Валентайн. Он вовсе не о квартирной плате. Он сломал зуб о бразильский орех и хочет, чтобы я занялся его зубом, а потом позавтракал бы с ним.

Долли. Так зовите его сюда и скорей выдерните ему зуб; а мы прихватим и его к завтраку. Скажите девушке, чтобы тащила его сюда. (Подбегает к звонку и с силой дергает за шнур, затем, спохватившись, поворачивается к Валентайну и спрашивает.) Он ведь вполне порядочный человек?

Валентайн. Абсолютно добропорядочен. Не то, что я. Долли. Честное-пречестное?

Миссис Клэндон слабо ахает; но она уже обессилела в неравной борьбе.

Валентайн. Честное-пречестное.

Долли. Так бегите за ним что есть духу.

Валентайн (нерешительно глядя на миссис Клэндон). Он, верно, будет счастлив, если только… э…

Миссис Клэндон (поднимаясь и глядя на часы). Я с удовольствием позавтракаю в обществе вашего знакомого, если вам удастся его уговорить. Но сейчас мне не придется его повидать — на двенадцать сорок пять у меня назначено свидание со старым другом, которого я не видела с тех пор, как покинула Англию восемнадцать лет тому назад. Вы меня извините?

Валентайн. Разумеется, миссис Клэндон.

Глория. Мне пойти с тобой?

Миссис Клэндон. Нет, милая. Я хочу быть одна. (Выходит; видно, что ее волнение не совсем еще улеглось.) Валентайн открывает перед ней дверь, идет за ней вслед.

Филип (многозначительно, к Долли). Мхм! Долли (многозначительно, к Филу). Ага!

На звонок входит горничная.

Пусть старый джентльмен поднимется сюда.

Горничная (недоумевая). Простите, мисс?

Долли. Старый джентльмен, у которого болит зуб.

Филип. Хозяин этого дома.

Горничная. Мистер Крэмптон, сэр?

Долли (через плечо, к горничной). Да, да, попросите сюда мистера Крэмпсона.

Горничная (поправляя ее). Мистера Крэмптона, мисс. (Выходит.)

Долли (повторяет, словно заучивая урок). Крэмптон, Крэмптон, Крэмптон, Крэмптон. (Садится с прилежным видом за письменный стол.) Надо запомнить его фамилию как следует, а то я еще бог знает как его назову.

Глория. Фил, ты можешь поверить во все эти ужасы — да вот в то, что мама только что рассказала нам об отце?

Филип. О, таких людей сколько угодно на свете. Старик Чамико, например, лупил свою жену и дочерей кнутом почем зря.

Долли (с презрением). Так то португалец!

Филип. Видишь ли, Долли, когда человек — свинья, то его португальская разновидность мало чем отличается от английской. Можешь положиться на мой жизненный опыт. (Вновь занимает позицию возле камина с видом почтенного отца семейства.)

Глория (с досадой). Вот и кончилась наша игра в отгадывание. Долли, тебе жаль твоего отца? Отца, у которого было видимо-невидимо денег?

Долли. А сама? Как поживает твой отец — одинокий старик с нежным и скорбным сердцем? От него-то, я думаю, и песчинки не осталось!

Филип. Словом, наш папаша — отживший предрассудок.

За дверью слышен голос Валентайна.

Но чу! Он идет.

Глория (испуганно). Кто?

Долли. Крэмптинсон.

Филип. Тсс! Внимание.

Все принимают благонравный вид.

(Вполголоса Глории.) Если я увижу, что его можно посадить с нами за стол, я кивну Долли, она кивнет тебе, и ты тут же пригласишь его.

Возвращается Валентайн с хозяином дома. Мистер Фергюс Крэмптон — человек лет шестидесяти, высокий, с невероятно упрямым ртом, обличающим сварливый нрав и жадность; говорит поучающим тоном. По его облику видно, что он не испытывает недостатка в средствах и обладает известной предприимчивостью; одет хорошо — сразу можно догадаться, что это владелец процветающей фирмы, доставшейся ему по наследству, и что он происходит из старинной, даже аристократической, в своем роде, семьи потомственных коммерсантов. На нем темно-синий сюртук несколько необычного покроя — двубортный, с крупными пуговицами и большими отворотами, — он несколько напоминает морской бушлат и больше ассоциируется с верфями, чем с торговой конторой. Крэмптон по-своему привязан к Валентайну, которого ничуть не смущает его сварливость; в свою очередь, Валентайн держится с ним с дружеской бесцеремонностью, за что Крэмптон в глубине души ему благодарен.