Серый автомобиль остановился возле богом забытой многоэтажки, напоминающей послевоенные руины восточной Европы. Из него вышел высокий мужчина с тёмными волосами и холодным выражением лица. Он посмотрел на пасмурное небо, недовольно поморщился и поглубже втянул голову в воротник чёрного плаща, пытаясь защититься от осенней мороси.

«Далеко залез, мошенник. Но от меня не спрячешься», – подумал он, закрыл машину и направился по разрушенному асфальту к единственному подъезду мрачного дома. Горы мусора лежали прямо на тротуаре и по ним топтались довольные огромные вороны, изредка отпугиваемые плешивыми и ободранными кошками.

– Господи, – с отвращением произнёс мужчина, отпинывая от себя наглого рыжего кота, расположившегося прямо посреди дороги и с аппетитом грызущего мокрую скрюченную мышь.

– Второй месяц мусорка не едет, завонялись кучи, – прохрипел старик с боку, больше похожий на бомжа с палочкой.

Мужчина обернулся, сочувственно скривил улыбку и продолжил путь.

– Если ты к Людке, то её нет, увезли менты вчера, – крикнул ему вслед старик, – шалаву бесстыдную!

Мужчина открыл заколоченную фанерой дверь и ступил в холодный мрак подъезда. Как он и ожидал, лифт в доме не работал, кнопка вызова была спалена огнём, а на дверях гвоздём нацарапана надпись: «Циклон Б». Брезгуя дотрагиваться до заляпанных соплями и грязью перил, он начал подниматься пешком на 9 этаж. Его ноги в дорогих итальянских туфлях, отутюженных до блеска чёрным кремом, отсчитывали ступени лестничных пролётов, а серые пронзительные глаза наблюдали сочинения жителей дикого и отторженного городом места, украшавшие словно граффити обшарпанные и трескающиеся то тут, то там стены.

Среди гремучей смеси из романтики воровской жизни и философских фантазий не тему психоделического будущего главной нитью на старых кирпичах с отваливающейся штукатуркой описывалась судьба падшей в урбанистическом бытие большого города Людмилы. Словно наскальные надписи высвечивались на тусклой краске подъезда номер её квартиры, сексуальные предпочтения, позорные истории из жизни и красочные зарисовки акробатических поз подвальной камасутры культуры гопников. Дурная слава однобоко характеризовала девушку, лишая её внутреннего мира и оперируя лишь к тому, что люди обычно пытаются скрыть от посторонних глаз, а в научной литературе именуют термином «Животные инстинкты».

Наконец, путь был пройден, и мужчина, тяжело дыша, остановился возле обитой рваным выцветшим от времени дерматином двери, расположившейся в самом дальнем правом крыле девятого этажа. Разбитый звонок свисал сбоку словно казнённый на плахе незадачливый воришка. Мужчина постучал по ржавому номеру, прибитому посреди, и услышал в ответ гробовую тишину. Тогда он не без омерзения опустил руку на ручку и с удивлением обнаружил, что квартира не заперта.

Он толкнул её и моментально схватился рукой за нос от резкого запаха падали, распространившемуся по комнатам. Осторожно ступая по коридору, он заглянул в зал. Посреди стоял стол с начатой бутылкой водки и большой гранённый стакан, подпирающий простенькую икону божьей матери. Рыжий наглый таракан медленно ползал по его липкому ободку. Старая финская стенка времён советского прошлого, персидские ковры на стенах и полу, незамысловатые табуретки и кресла – всё было покрыто толстым слоем пыли. В углу на тумбочке укрытый чёрной плотной тканью стоял огромный ящик древнего, как и весь остальной хлам телевизора, по которому уместно было смотреть разве что вымерших миллион лет назад динозавров.

Бегло оглядев скудное пространство комнаты, мужчина медленно пошёл дальше по коридору. Кроме жужжания мух и эхом доносившихся из подъезда обрывочных да тяжёлых бухающих звуков ничего не было слышно. Никаких признаков жизни. В проёме второй комнаты висели шторы ручной работы из канцелярских скрепок и советских цветных открыток с поздравлениями на новый год и 9 мая. Запах гниения в этой половине квартиры был намного резче и тошнотворнее.

Зажимая одной рукой нижнюю половину лица, а второй отодвигая в стороны шторы мужчина зашёл в комнату. Под люстрой висел труп того, кого он искал. Скрюченное тело уже покрылось пятнами. Мухи облепили его словно петушок леденец, упавший на землю из рук ребёнка жарким летним днём. Под ногами покойника лежал перевёрнутый грубый стул, густо измазанный толстыми слоями голубой краски, какие наполняли большинство провинциальных училищ и техникумов на просторах России.

У стены напротив стоял высокий трельяж, выполненный в стандартизованных цехах коммунистических советов мастерами-работягами прошлого века. На столике у основания зеркал сидел чёрный большой ворон и внимательно следил за мужчиной, как будто давно ожидал его визита. В цепких лапах пернатого стражника золотым блеском переливался непонятный мелкий предмет. Это было то ли кольцо, то ли монета – мужчина не мог разобрать.

– Кыш! – замахнулся он на ворона, и птица тяжело поднялась вверх, расправив широкие крылья.

Переместившись на открытую в окне форточку, она продолжала следить за ним своими маленькими и ядовитыми глазками бусинками. Мужчина сделал 3 шага, подойдя к зеркалам вплотную, и разглядел золотую монету с выгравированной на ней обликом красавицы девушки. Мужчина взял её в руки и повернул другой стороной.

– «Копейка, кузнец Калита», – прочитал он вслух и вдруг дёрнулся, заметив в отражении зеркал силуэт женщины в чёрном платье, появившейся внезапно из-за висевшего трупа.

Мужчина резко обернулся, чуть не выронив монету из рук. За спиной никого не было. Труп продолжал одиноко свисать из-под потолка, наполняя комнату смрадом. Он снова посмотрел в зеркало – никакой женщины в отражении не было.

– Кар! – закричал что было мочи ворон, и это окончательно вывело мужчину из равновесия.

– А ну пошёл вон отсюда! – потеряв спокойствие, заорал он на птицу.

Но пернатая была не из пугливых, продолжая пристально наблюдать за ним.

– Третий день висит, – услышал он внезапно хриплый голос сзади.

Мужчина повернулся, пряча золотую монету в карман плаща, и увидел дряблую старуху, похожую на бабу ягу из сказок.

– Ты кто, бабушка?

– Соседка я, – ответила старуха, – водку ему носила, да Людку по вечерам приводила, – и она указала на железную кровать в углу комнаты. – А три дня назад зашла, а он родимый и болтается перед зеркалом.

– Что же он после Людки руки на себя наложил, или тебя со смертью перепутал?

– Кто его знает, родимый? Беспокойный он был, да всё с зеркалом разговаривал. Баба там у него живёт.

– Да ты что, спятила, старая! Какая ещё баба? В зеркале?

– Людка мне говорила, он ей всё докладывал под одеялом. А вчера менты увезли её, а труп оставили. Сказали после приедут, вот мы с вороном и охраняем его. Уже третий день вдвоём тут с родненьким, – и она указала кривой морщинистой рукой на покойника.

Мужчина раздосадовано вытащил телефон.

– Кто еще был здесь в эти три дня кроме тебя и ментов, бабка?

– Никого здесь не было, кроме нас с пернатым. Я за Серёжей присматривала, а птичка чёрная за копеечкой.

– Какой копеечкой?

– А которую ты в кармашек кинул.

– Слушай, бабушка, это не копеечка, а улика. Я представитель власти и взял её на исследование, понятно тебе?

Мужчина подошёл вплотную, достал удостоверение полковника МВД и ткнул им прямо в лицо. Но старуха нисколько не испугалась, только зловеще сощурила глаза и утробным голосом ответила:

– Понятно, родненький, отчего ж не понять, бабушке. Менты вчерашние тоже про следственные действия говорили. Только ты вот что, – и она похлопала мужчину по карману, в который тот положил золотую монету, – береги копейку, и да умножится богатство твоё. Только глазу с неё не спускай. Ворон ментам её не отдал, потому что они бестолковые, даже дверь не опечатали, когда уезжали. Теперь ты её охранитель, родненький.