Взгляд привычно скользнул по парковке перед входом, и серые глаза округлились, увидев знакомое сочетание цифр на бампере. Удивление сменилось озорной ухмылкой, а внутри загорелся огонёк надежды на восстановление справедливости. Чему поспособствовала урна, содержимое которой и оказалось на лобовом стекле и капоте «белого крейсера».
Глупое возмездие слегка приподняло настроение и Сашка уверенно распахнул массивную стеклянную дверь. Фойе встретило привычным шумом, который издавали новоиспечённые бизнесмены разного калибра, обсуждая насущные дела и непременно демонстрируя навороченные сотовые телефоны, предоставляя их в качестве доказательства своей состоятельности.
Он поспешил пройти незаметным мимо стойки регистрации посетителей, но пожилой охранник, дремавший на стуле, знал своё дело и гаркнул вслед:
– Стоять! Сафронов, ты совсем обнаглел? Я уже три часа, как должен бока отлёживать дома!
Но увидев фас сменщика, вытаращил глаза и заржал так, что народ вокруг притих и устремил всё внимание на эпицентр странных, для такого места, звуков.
Палыч был нормальным мужиком, но в этот момент Сашке захотелось его придушить. И он бы это сделал, но памятуя о том, что пришёл охранять порядок, а не нарушать, свернул в технический коридор, где находился кабинет начальника смены, раздевалка и куча подсобных помещений, по соседству с самыми востребованными комнатами – «М» и «Ж». Одну из которых он, в соответствии полу и воспитанию, навестил сразу, в надежде умыться и предстать перед очами сурового начальства чистым. Но оно само, в лице отставного полковника, по прозвищу «дед», неожиданно распахнуло дверь уборной перед Сашкиным носом и застыло в изумлении:
– Сафронов…Судя по времени прибытия и внешнему виду, ты не иначе как ползком добирался. Что? Диверсантом подрабатывать взялся?
– Алексей Семёнович…
– Что, Алексей Семёнович? Я шестой десяток, как Алексей Семёнович! Значит так, стратег! Пять минут на приведение себя в достойный вид и живо ко мне в кабинет!
Сашка потупил взгляд, изобразив глубокое раскаяние, но блестящая лысина «деда» исчезла, и он выдохнул облегчённо, приступив к выполнению приказа. Вода из крана рванула в раковину, и белая керамика моментально покрылась грязными брызгами. Пятнистое отражение в зеркале приобрело человеческий облик, и мужчина удовлетворённо улыбнулся, откинув назад чёлку, нависшую на лоб, как крыло ворона. Только «крыло» уже тронула ранняя седина, пытаясь превратить чёрную смоль волос в серебро.
Переодевшись в чистый комплект формы и получив заслуженных люлей от начальства, Сафронов заступил на пост, под непрерывное бурчание сменщика.
Пал Палыч, сухой и жилистый, был далёк от юного возраста, но в свои преклонные года, вёл достаточно активный образ жизни, не собираясь уступать небо под солнцем более молодым претендентам на рабочее место. Считая себя образцом для подражания, он так и норовил наставить на путь истинный любого, кто имел снисхождение к сединам и не посылал далеко и надолго. Поэтому не торопился домой, а пытался развести сменщика на разговор, поглаживая плешь на макушке:
– Ты какого лешего своего соседа не приструнишь? Выпрут с работы и поминай, как звали! Опять из-за его кордебалета опоздал?
Но Сашка не был настроен на откровения и делал вид, что просматривает журнал посещений, попутно разглядывая опустевшее фойе.
Ближе к полудню наступала долгожданная тишина и редкие звуки, доносившиеся с верхних этажей, долго петляли по бесконечным коридорам, прежде чем упасть вниз и оттолкнуться эхом от стекла и бетона.
Взгляд остановился на единственном посетителе, мирно сидевшем на одном из многочисленных диванов. И что-то знакомое показалось в его внешности. Но Палыч не унимался и отвлекал болтовнёй:
– Саш, ты же взрослый мужик, а мотаешься, как дерьмо в проруби. Это куда ж ты все деньги деваешь, что на курево не остаётся? И зарплата есть, и пенсия военная, а ты, как беспризорник малолетний. Я в твои годы уже…
Нравоучения сменщика могли продолжаться бесконечно, но в стеклянную дверь вошла пожилая женщина и окинула рабочее место охранников строгим взглядом. Палыч засуетился, молча забрал сумку с пустыми банками из-под обеда и поспешил на выход, заискивающе подхватив жену под локоток и шепча какие-то оправдания.
Сашка выдохнул и достал журнал с кроссвордами, попутно размышляя о словах пожилого сменщика, который был прав, взирая на его жизнь со своей колокольни. Но это была лишь одна сторона медали.
– Сафронов? Ты что ли?
Он поднял голову и встретился с удивлённым взглядом. Приветливо улыбнулся и встал, оказавшись слегка выше крепкого коренастого мужчины в классическом костюме.
– Колька? Точно! А я смотрю – физиономия знакомая кожзам на диване прессует. Думал, что показалось. Ты что здесь делаешь, Шелудяков?
Тот продемонстрировал сотовую трубку, небрежно кинул её на стойку регистрации, вместе с пластиковой папкой и хмыкнул, манерно стряхнув ладонью несуществующую соринку с плеча:
– Да так, по делам заехал. А ты, смотрю, всё служишь?
Сашка пожал плечами, сделав вид, что не заметил пренебрежения в вопросе:
– Работаю я здесь. А ты как?
– Да нормально. Рублю бабло потихоньку. Мне, в отличии от вас, пенсионеров, некогда штаны на стуле протирать.
Встреча была не настолько радостная, чтобы кидаться в объятия, но укол задел и отразился металлом в серых глазах. Колька это заметил и сменил тон на более дружелюбный:
– Да ладно, Сафронов, не злись. Я сам с этого начинал. Давно погоны на бейджик сменил?
– Третий год. А ты? Помнится, карьеру военную построить хотел. Не срослось?
Шелудяков вздохнул и недовольно поморщился, – А у кого оно срослось? Как Союз развалился, сам знаешь, что началось. Какая там карьера, когда жрать нечего было. Ты в другую дивизию перевёлся, а я совсем из армии свалил. Вот с тех пор и бизнесменю. Восьмой год уже. А ты на отселение приехал? Семья, дети?
Это были те вопросы, которые Сашка обсуждать не хотел, поэтому оглядел пустой холл и кивнул в сторону выхода:
– Может покурим?
Колька выудил из кармана пиджака пачку «Мальборо» и торжественно шмякнул о пластиковую папку:
– Идём. Угощаю!
Снисхождение, промелькнувшее в глазах бывшего сослуживца, добило самолюбие, и Сашка взял со стола начатую пачку «Примы», заботливо оставленную Палычем.
– Да нет уж. У меня свои. Поздно привычки менять.
Прохладный мартовский ветер забрался под куртку свободной спецовки, и мужчина поёжился, сплюнув в урну первую затяжку, вместе с табаком, прилипшим к языку, размышляя о том, что сигареты без фильтра лучше, чем ничего, но гораздо хуже тех, что вернулись в карман Шелудякова.
Пора было уже что-то предпринимать, чтобы вылезти из беспросветной дыры, но, как показали последние месяцы, падать вниз Сашка умел лучше, чем карабкаться на верх.
Колька шумно выпустил клубы дыма и выдернул Сашку из задумчивости, будто прочитав мысли:
– И долго ты тут работаешь?
– Третий месяц. До этого…
Он не успел продолжить, потому что слова прервал недовольный женский голос, прозвучавший за спиной:
– Господин охранник! А Вам никто не говорил, что рабочее место можно покидать, только в случае крайней необходимости? Вернитесь на свой пост немедленно!
Колька кивнул в сторону входа и растянул губы в притворной улыбке:
– Софья Сергеевна, здравствуйте!
Но его старания не были замечены, потому что претензии летели строго в адрес Сашки, который даже головы не повернул, чтобы отреагировать на приказной тон. Лишь сигарета полетела в урну, а руки сплелись на груди, в ожидании исчезновения очередной истерички, которая возомнила себя «акулой» бизнеса и считала возможным относиться ко всем вокруг, как к прислуге.
Но «истеричка» и не подумала возвращаться в холл, а предстала перед охранником и посмотрела сердито снизу – вверх, удерживая перед собой коробку из-под принтера. Молодая женщина пфыкнула, сдула с лица назойливые каштановые кудряшки и повторила: