То есть вы не думайте, что нас плохо кормят. Кормят нас хорошо: три раза в день в столовой, в школу дают с собой бутерброды и фрукты, а по вечерам мы либо сами что-нибудь готовим, либо Фридочка нас подкармливает. В холодильнике в Клубе всегда есть молоко, консервы с тунцом и со сладкой кукурузой, шоколадное масло и белый хлеб как минимум. Иногда мы выносим овощи и яйца из кухни. Я научилась жарить глазунью, омлет и варить макароны. Вы можете мной гордиться.
Раз в две недели в супермаркете мы закупаемся шоколадками, кока-колой и чипсами. Я могу съесть две пачки в день. И две плитки шоколада.
Еда в столовой тоже не ужасная, только она мне немного надоела. В Израиле совсем не умеют готовить жареную картошку. Они ее пересушивают и режут слишком мелко. Чеснок не кладут. Гречневую кашу днем с огнем не сыщешь, не говоря уже о манной. Суп с перловкой или с горохом пересолен. Зато овощи и фрукты всегда свежие.
Мы иногда дежурим в столовой на кухне – помогаем готовить салаты, убирать столы и мыть посуду. Это часть наших деревенских общественных обязанностей. Там заправляет шеф-повар араб, а все его молодые помощники тоже арабы. Такое впечатление, что евреи не любят тяжело работать.
Аннабелла пообщалась с работниками кухни (она не стесняется использовать те слова, что выучила на иврите) и выяснила, что они дружественные мусульмане из иерусалимского района Бейт-Цафафа и желают евреям мира, добра и процветания. Они научили нас говорить “Аллауакбар”, что на арабском значит “Аллах велик”, и “куль кальббиджи йомо”– “каждой собаке – собачья смерть”. Они рассказали нам про свою мечту: поцеловать Черный камень в Мекке. Работают они у евреев на кухне, чтобы накопить денег на хадж, то есть паломничество в Мекку. Так что никакой войны тут нет, это все враки.
Поскольку Аннабелла проявила к их персонам интерес, покуда мы с Аленой драили кастрюли, арабы разрешили ей просидеть все дежурство и практически ничего не делать, только сортировать вилки, ложки и ножи по лоткам. Так вот, насчет Судного дня. Я попросила прощения у Тенгиза за то опоздание в пятницу, в письменном виде, но вместо того, чтобы меня простить, он сказал, что я должна научиться с ним разговаривать устно. Еще я попросила прощения у Аннабеллы за то, что однажды помешала ей и ее парню делать уроки, ворвавшись без стука в комнату, когда они меня не ожидали. За этот проступок мы с Аленой судили Аннабеллу, потому что у нас в правилах комнаты прописано, что нам нельзя никого чужого к себе приглашать. Аннабелла получила наказание – мыть за нас пол в комнате в течение месяца. Но лучше бы мы ее не наказывали, поскольку то были самые грязные недели в моей жизни. В итоге Алена сдалась и все перемыла сама, освободив Аннабеллу от двух оставшихся недель мытья пола.
Аннабелла потребовала собрать комнатный совет, чтобы пересмотреть наши правила. Она хотела стереть шестую заповедь, то есть получить разрешение звать к себе гостей. Мы долго думали, спорили и в конце концов голосовали. Я была в меньшинстве, так что пришлось вычеркнуть этот пункт. Теперь у нас гостит практически вся группа, от Арта до Натана.
Моя кровать стоит в стороне, так что я могу от всех абстрагироваться. Алена разрешила мне пользоваться ее наушниками, а Аннабелла – плеером и кассетами. У нее шикарная музыкальная коллекция. Так что когда у нас гости, я отворачиваюсь носом к стене и слушаю музыку. Благодаря Аннабелле я познакомилась с Щербаковым, Б Г и Высоцким. Они настоящие поэты. Почему у нас дома никогда не слушали этих бардов? Не может быть, что Кирилл от них не в восторге. Неужели я жила в вакууме?
Гостей в основном зовет Аннабелла, и это московская компания Арта, которого я ненавижу, но иногда у нее бывает и гениальный Юра Шульц из Казани, лучший ученик в нашем классе. Его предки тоже из Ленинграда, просто, как и бабушка, оказались в эвакуации, а потом там застряли.
Алена иногда приглашает своих кавээнщиков, и они травят пошлые анекдоты. Соня и Берта из Молдавии тоже подружились с Аленой и часто у нас тусуются. Они впятером с Леонидасом и Фуксом играют в карты на желание. Идиотская игра, если меня спросить. Проигрывающие то подкладывают анонимные любовные послания, адресованные Фридочке, под двери кабинета мадрихов, то раскрашивают друг другу морды помадой, то целуются. Иногда даже девочки с девочками. От чего парии в полном восторге и ржут до колик.
Однажды Соне выпало заставить меня играть вместе с ними, и мне пришлось согласиться, чтобы не обламывать Соню, которая вполне милая девочка, хоть и курит в курилке с местными как паровоз. Я моментально продула, потому что в картах мне по жизни не везет, и они задали мне постучаться к Натану Давидовичу и позвать его к нам. Я наотрез отказывалась, но они заявили, что я балаболка, нечестный человек, и еще всякие гадости. Так что пришлось мне стучаться. Алена и Берта стояли в коридоре и надзирали, чтобы я ответила за базар и не драпанула.
Я сразу сообщила Натану, что пришла не по доброй воле, а потому что проиграла в дурака на желание. Но Натан сказал, что ему по барабану, почему я пришла, он только наденет тапочки, и мигом. Он таки надел тапочки на свои вонючие носки, но перепутал левый и правый, споткнулся, поскользнулся на полу в коридоре, который недавно мыли Вита и Юля, а они так моют пол, что воду не сгребают как следует, и все потом в подтеках и лужах. Мне не было смешно, но Алена, Берта и сам Натан громко ржали.
Натан Давидович с превеликой радостью присоединился к дебильной игре, что понизило его в моих глазах еще больше и вызвало еще более глубокое разочарование в нем. Он тоже с ходу продул, и ему задали целоваться с Аленой в течение тридцати секунд. Я думала, что он откажется, но ничуть не бывало. Он с превеликой радостью полез к ней целоваться. А потом, когда в дураках оказалась Алена, сам Натан Давидович задал ей целоваться с ним. Тридцать секунд прошли, но они все целовались. Мне стало противно, и я покинула помещение и пошла гулять по Деревне.
Я в самом деле не понимаю – неужели у моих сверстников нет ничего святого? Неужели им не хочется романтики? Возвышенных чувств? Как можно целоваться на глазах у толпы? И тем более – Алене!
Недавно она рассказала мне по секрету, что никогда прежде не целовалась. Так что с Натаном Давидовичем был ее первый раз. На желание в игре! Вот на это потратить свой первый раз? Навсегда оставить в голове воспоминание, что твой первый поцелуй случился в таких обстоятельствах? По-моему, это ужасно.
Я бродила по парку, усиленно пытаясь заблудиться среди ухоженных аллей, дорожек и кустов, но ничего не получилось, потому что я уже знаю их как свои пять пальцев. А поскольку заблудиться мне не удалось, я пошла в гору наверх, к самой высокой, панорамной точке Деревни. Там полукругом стоят три деревянных скамейки на кованых железных ножках. С этого места виден весь Старый город как на ладони. Видно ущелье Гей Бен-Ином, которое, по рассказам Натана, и является Геенной Огненной; видны крепостные стены, серые купола церквей Дормицион и Святого Петра в Галликанту и, главное, Золотой Купол. Когда закат, этот купол как будто бы пылает огнем, а белые стены становятся розовыми, как свадебный торт. Вообще, в Иерусалиме очень выразительные закаты, хоть и короткие.
В тот вечер тоже был закат, и я собралась полюбоваться им в тишине и одиночестве, но оказалось, что одна из скамеек занята, а потом выяснилось, что на ней сидит Тенгиз, скрестив ноги по-турецки, в излюбленной позе всех израильтян, и курит. Я собралась незаметно смыться, но он меня заметил, поспешно потушил сигарету и подозвал.
Он спросил, почему я шляюсь по Деревне. Как будто это запрещено. Я сказала, что не слышала о правиле, запрещающем нам шляться до темноты, а темнота еще не наступила. Тенгиз не стал со мной спорить, а спросил, почему я плачу. Что было очень странно, поскольку я вовсе не плакала, о чем ему и сообщила. Но он сказал, что невозможно отрицать тот факт, что у меня текут слезы по лицу, и это можно называть не плачем, а любым другим словом, которое мне нравится. Я ответила, что в горах недостаточно кислорода и это вызывает зевоту, а когда я зеваю, у меня всегда текут слезы по лицу, что вам всем прекрасно известно.
