– Знаешь ли ты, – угрожающим тоном начал он, нависая над ребенком, – какое наказание тебя ожидает?

«Вот оно, плебейское происхождение» – философски подумал Арамил. Усиленные сознанием собственной власти и безнаказанности, старые обиды Аргуса вылились в ненависть ко всем лицам благородной крови.

Девочка храбро встретила полный злости взгляд краснолицего жреца.

– Прошу слова, – сказала она.

– Что? – поперхнулся наставник Аргус.

В светлых глаз ребенка мелькнула отчаянная решимость:

– Я нахожусь в своем праве.

– Что?.. – Аргус всхрапнул, как загнанный конь.

Девочка молчала, ожидая ответа. Арамил куснул губу, чтобы не расхохотаться. «Ей ведь не больше десяти лет!» – прикинул он. Восхитительное самообладание!

– Что ж, говори, – выдавил наконец Еримил, мудро сочетая в голосе строгость и благосклонность.

– Наставники Храмовой школы! – тонким, выдающим волнение голосом начала наследница Валлардов. – Мои помыслы чисты перед вами. Я не собиралась входить в Святилище…

– Что же тебя заставило? – с издевкой спросил Аргус, вновь нависая над девочкой.

– Это был бледный человек, – с неожиданной твердостью ответила та. – Тот, кого видела во снах.

В зале воцарилась тишина. Наставники недоверчиво переглянулись. Наконец Арамил осторожно опустился на скамейку рядом с ребенком.

– Позволь осмотреть твои руки, – попросил он.

Ее ладони были красными, словно от ожогов. И как она терпит?.. Но обожженная на вид кожа оказалась ледяной наощупь. Вглядевшись, Арамил заметил на кончиках пальцев багровые порезы, складывающиеся в таинственный узор.

– Это не царапины… Это метки. Взгляните! – позвал он остальных.

Аргуса покосился на отметины и отвернулся. Наставник Еримил, напротив долго рассматривал узоры; лицо его вытянулось и, кажется, постарело еще сильнее.

– Ее мать ведь из народа вандов, не так ли? – спросил он у Арамила.

Тот кивнул и добавил с улыбкой:

– Кажется, стихийная магия вернулась в мир.

От этой улыбки Сайарадил вздрогнула, как от пощечины. Ей было страшно, когда на нее кричали, но улыбающиеся жрецы оказались страшнее. Великое небо! А ведь еще этим утром мир казался таким беззаботным и прекрасным!

***

Едва первые лучи солнца осветили верхушки смотровых башен, славный город Эндрос стал просыпаться ото сна, но не так, как обычно – хмуро и вяло, а бойко и радостно. Первыми ожили окраинные кварталы: простолюдины засновали по узким улочкам, возбужденно переговариваясь между собой. Торговцы с радостными улыбками на лицах отпирали лавки; особенно веселились виноделы, предчувствовавшие отличную выручку. На площадях кипела работа: плотники возводили помосты, цветочницы украшали их букетами, дети стайками сновали под ногами, мешая взрослым. Даже стражники на крепостной стене, утомленные ночным дежурством, не клевали носом, а выглядели довольными, предвкушая скорую смену. Царившее повсюду оживление объяснялось просто: Эндрос готовился встречать Смену сезонов. Весна уступала свои права лету, наступала свадебная пора. Смену сезонов отмечали два дня – последний день весны и первый день лета, за что народ любил этот праздник вдвойне.

Ночью накануне Сайарадил долго не могла уснуть. Она сидела на кровати, обхватив коленки руками и думала, что, может, где-то совсем рядом не спят другие девочки; так же, как она, ныряют под покрывало, когда в комнату заглядывает кормилица – с таким же трепетом ждут своего первого выхода в свет, по традиции приуроченного к началу лета…

Что за глупая традиция! Почему девочке должно исполниться десять лет, прежде чем она впервые предстанет перед обществом? Обидней всего, что на мальчиков это правило не распространялось. К ним на дом не приходили учителя, о нет! – мальчики поступали в Академию, где изучали удивительные науки! Когда дом посещали гости, мальчиков не отправляли под надзором двух рабынь в дальнюю комнату, где можно было занять себя стихосложением или игрой на арфе. Мальчики могли гулять в парке, скакать на лошади, стрелять из лука и даже выходить в море на корабле!

Если вас десять лет скрывали от посторонних глаз, если даже от учителей вам приходилось прятаться под кисейной накидкой, только тогда вы сможете по достоинству оценить первый выход в свет! Правда, кое-что все же смущало Сайарадил: она случайно услышала разговор кормилицы с учителем о том, что ей вскоре подыщут мужа. Впрочем, Сайарадил было известно, что молодые особы из благородных семей могут выходить замуж только с четырнадцати лет, а значит, у нее еще полным полно времени!

Все, о чем сейчас могла думать Сайарадил – городские площади, башни Сената и Академии наук, фонтаны, парки и пристани, которые она наконец-то сможет увидеть. И взрослая прическа – не с лентами, а с жемчужными нитями, как у мамы! Промечтав всю ночь напролет, девочка уснула лишь под утро. Ей снился высокий сводчатый зал, толпа важных мужчин и ярких, слово экзотические цветы, женщин, среди которых краше всех была, конечно, ее мама…

Но что это? Из хоровода разноцветных людей вдруг вышел мужчина; белые, точно седые, волосы, острый нос, светлые глаза под белесыми ресницами, синюшная кожа, серый неопрятный балахон… Он был похож скорее на бледную тень, а не на живое существо.

Сайарадил отшатнулась. Она всем сердцем ненавидела этого человека – и он, кажется, понимал это. Цветы, толпа и даже мама – все исчезло; пространство вокруг заполнил белый вязкий туман. Мигнув напоследок, мужчина слился с белой пеленой. Где он?.. Да где угодно! Туманная неизвестность пугала, и Сайарадил осторожно двинулась вперед, выставив перед собой руки. Через пару шагов ее ладони наткнулись на что-то шершавое и твердое – камень высотой ей по макушку, сначала ледяной, а через мгновение – раскаленный! Девочка закричала то ли от ужаса, то ли от боли – и проснулась, сев на кровати. Отшвырнув ногами одеяло, она метнулась к кувшину для питья и с плеском засунула туда руки.

Прохладная вода подействовала, как успокоительная микстура. Какое-то время Сайарадил стояла без движения, всматриваясь в сумрак комнаты. Это была привычная темнота, скрывающая только сундуки с одеждой и занавески, трепещущие от сквозняка. Страх отступил, и девочка поняла, что продрогла. Она вытащила руки из воды – на них не было ни царапины – и краешком туники насухо вытерла расплескавшуюся воду.

– Великие предки! – раздался в дверях удивленный возглас – в комнату вошла кормилица. – Милочка! Опять проснулась до зари? Тебе надо спать больше, а то станешь такой же морщинистой, как я…

Лучше уж морщины, чем этот проклятый сон, повторяющийся каждую ночь.

Привычно причитая, кормилица хлопнула в ладоши, и в комнату скользнули девушки-рабыни: они должны были помочь молодой госпоже одеться и уложить волосы.

***

Каждый народ чествовал наступающее лето, следуя традициям предков. Жители южных пустынь собирались у источников, приносили в жертву овцу и молили Вечное солнце умерить пыл, послав больше дождей, а прочих божков помельче – скажем, бога песчаной бури или священного верблюда – просили о вещах, понятных лишь пустынным жителям: о чистых колодцах, урожае фиников и змеях, изживших свой яд. Жители северных лесов, приветствуя лето, разжигали костры, приносили в жертву оленя и молили Великое небо послать больше тепла, а божеств лесной чащи или священных бобров просили о вещах, естественных для северян: об урожае морошки, верной тропе на болотах и доброй добыче на охоте.

Но то все были простые люди, живущие по законам привередливой природы и во всем зависящие от ее милости. Иначе Смену сезонов праздновали жители городов. Чем крупнее был город, тем разгульней проводилось веселье, а поскольку на всех Обозримых землях не было города больше и богаче Эндроса, то и праздник здесь проходил с размахом. Купцы, рисуясь друг перед другом, выкатывали на улицы бочки с хмельным вином, и виночерпии наливали каждому взрослому мужчине, сколько тот захочет. На городских площадях жарились бараньи туши и пеклись пшеничные лепешки, а сушенные фрукты – финики, курагу и изюм – насыпали прямо в руки всем желающим. Юные простолюдинки вплетали в стриженные волосы цветы и до мозолей на ногах танцевали под ритмичные звуки барабанов. Для них этот праздник был особо значим, ведь за ним следовало лето – время покончить с беспечной девичьей жизнью! На празднике девушки присматривались к молодым людям, мечтая заполучить кого поприличней – сына мельника или кузнеца, который унаследует отцовское дело… А может – кто знает? – купеческого сына! Конечно, такое случалось редко, потому что купцы были склонны подыскивать сыновьям невест среди обедневшей знати. Впрочем, простолюдинки не отчаивались: надев лучшие наряды, они отправлялись на запруженные площади в надежде встретить своего суженного.