Вот о чем думала Ирина, прогуливаясь по маленькой площади кампуса^[36], построенного на деньги какого-то богача в средневековом стиле. Имя богача было выгравировано на бронзовой дощечке рядом с остро готическим входом в храм, а его тщедушная статуя красовалась среди кустов, усыпанных темно-розовыми мелкими цветами.

* * *

Мистер Тренч подошел сзади.

— Ага! Вот и вы! Давно? Я, кажется, не опоздал? Ваш автомобиль, вещи? Замечательно! Вы голодны или потерпите до дома?

Он почти не слушал ее ответов. Был в пиджаке темно-брусничного цвета. Глянцево-лысый, с блеклыми голубыми глазами.

— Как говорят в аэропортах — следуйте за мной.

Они ехали через какие-то совсем подмосковные леса, и, наверное, от этого снова навалилась тоска.

«Ехала бы сейчас на дачу к Аленке в Жуковку. Бестолковая дачная суета, балонный газ, давно нестиранные простыни, окрошка, вопли волейболистов на пляже, сумерки, телевизор, пылкие речи депутатов, разговор о ценах, хлеб подорожал в пятьдесят раз, везде сокращения… Что это было? Ужасная, тоскливая, невыносимая жизнь сейчас отсюда, из серебристого «понтиака» кажется счастьем. В эту жизнь — Джерри, и можно было бы терпеть… Значит, все дело в Этом. В одиночестве. В страхе перед жизнью. От этого страха спасение в одном — стать зомби. Какая разница — как. Можно пить, можно колоться, можно развратничать или стать йогом, заняться астрологией, оккультизмом, выращивать помидоры… Мое поколение попало в щель между двумя эпохами. Вот уж поистине потерянное поколение. А впрочем, каждое поколение считает себя потерянным».

Тренч включил левый поворот, потом правый, потом опять левый и остановил машину возле белого дома, окруженного цветущими деревьями. Цветы были густо-розового цвета, почти такого же, как пиджак.

Завтрак стоял уже наготове в печи СВЧ.

Отрывисто роняя фразы, он показал ей ее комнату наверху, ванную… И вот они уже в стерильной кухне друг напротив друга за каким-то больничного вида глянцево-белым столом.

— Джерри звонил уже несколько раз, волновался. Он немного сумасшедший, да? Я знаю его давно, и он всегда был немного сумасшедшим.

— По-моему, он в норме, — сухо сказала Ирина.

— Нет-нет, не спорьте. Он вполне сумасшедший. Попробуйте — это еда настоящих фермеров, а это йогурт с киви.

«Почему он разговаривает со мной, как с туземкой? Сейчас скажет: а это холодильник. Что ему рассказал обо мне Джерри и кто он?»

— А вы кто по профессии? — неожиданно слишком прямо («директ») спросила Ирина.

— Я ученый, занимаюсь биологией. Впрочем, здесь все ученые. Треугольник Раллей. Раллей — Дюрам — Чеппел-Хилл — центр мировой науки. Так что же мы будем делать? — неожиданно тихо спросил он.

Ирина опешила.

— Я не знаю. Мне нужна работа.

— С работой трудно.

— Я готова на самую простую, например убирать дом.

— Вы? — Он поднял брови. — Нет, можно что-нибудь получше. Скажем, санитаркой. Вы умеете делать уколы?

— Да.

— Это хорошо. Тогда вот вариант: Центр коррекции.

— А что это?

— Специальная лечебница для коррекции отклонений.

— Каких? Психических?

— Не совсем.

— Как не совсем? Или лечебница, или нет?

— Есть промежуточный вариант.

— Принудительное лечение?

— Можно назвать и так. Так вам нужна работа или нет? С работой сейчас туго.

«Туго» — было из какого-то другого лексикона и интонация тоже.

— Хорошо.

— Вас не интересует, сколько платят?

— Но ведь с работой туго. Где это — здесь? В Треугольнике?

— Да. Недалеко.

— Когда можно приступить?

— Завтра.

Она узнала этот дом с полукруглым фронтоном и бельведером. Она видела его во сне. И так же, как во сне, перед домом был огромный ярко-зеленый газон, а позади угадывался старый парк. Вот только никто не бежал по газону, когда узорные ворота открылись сами собой и машина по дороге, обсаженной все тем же розово цветущим кустарником, поехала к дому.

Они вошли в роскошный полукруглый зал с паркетным сияющим полом, с высокими окнами. За окнами виднелись огромные деревья, за ними — каменная высокая стена.

«Мужчина, Который Никогда Не Врет, предал меня, загнал в ловушку», — равнодушно подумала Ирина.

Потом пришел кто-то, похожий на Тренча, с такими же водянистыми блеклыми глазами.

«Вот теперь ты в шкуре пациента. Тебя привезли и оставляют».

Сели в слишком мягкие кресла. Ирина вынула сигареты.

— Простите, у нас не курят. В своей комнате — пожалуйста. Но больше — нигде. Кстати, у нас замечательная программа по отвыканию. Мы вам поможем.

«Те же интонации. Те же знакомые формулировочки. «Мы вам поможем».

Ирина обратила внимание, что Тренч не представил ей хозяина или ее хозяину.

Помолчали.

— Мне пора, — Тренч резко поднялся. — Спешу. Мои лучшие пожелания.

Он направился к двери.

— Ключи, — громко сказала Ирина.

— Что? — Он, как в оперетте, остановился, чуть качнувшись вперед.

— Ключи от моей машины. Вы забыли… они у вас.

— Но у вас истек срок аренды. Машину надо вернуть.

— Разве?

— Да-да. Я еще вчера обратил внимание.

— На что?

— Машину надо вернуть. — И, не дав ей ответить: — Не беспокойтесь, я это сделаю сегодня сам.

Массивная дверь бесшумно закрылась за ним.

Хозяин смотрел на нее водянистыми глазами и мотал. Ирина тоже.

— В порядке исключения вы можете курить.

— Спасибо.

— Кофе?

— Спасибо. Да.

Он встал, вынул из секретера красного дерева пепельницу, налил из серебряного термоса-кувшина кофе.

— У вас будут три пациентки. Женщины. Им предписаны витамины, слабые седативные, глюкоза.

— Они голодают?

— Нет. Если вы имеете в виду голодовку.

— Как называется эта лечебница?

— Центр коррекции.

— Коррекции чего?

— На этаже, где живет персонал, вы познакомитесь с миссис Тренч, она введет вас в курс ваших обязанностей.

— Миссис Тренч? Жена мистера Тренча?

— По воскресеньям у нас экскурсии в город. На автобусе. Надеюсь, что вам у нас понравится.

Все.

Ее апартаменты состояли из двух абсолютно белых комнат с абсолютно белой мебелью. Даже сервиз на круглом столе был абсолютно белым. А вот миссис Тренч была черной, с живыми умными глазами и очень красивым большим ртом. Она весело показала, где незаметные стенные шкафы, и даже спустила воду в унитазе в доказательство того, что они не в декорации, а в оснащенном всеми достижениями цивилизации реальном интерьере. Сообщила, что в столовой — меню, завтрак могут приносить в комнату. Как угодно. Она, например, любит утром быть одна, пока не выпьет кофе.

«А как же мистер Тренч?» — хотела спросить Ирина, но сдержалась, сказала только:

— Я тоже.

У пациенток были точно такие же комнаты-номера, точно с такой же мебелью. Правда, на этажерках стояли книги и лежала косметика. И еще: у дверей первой проходной комнаты сидели с отсутствующим видом то ли охранники, то ли санитары.

У черной пациентки по имени Джо-Энн сидел черный, у двух белых — белые. Все три женщины были красивы, но выглядели утомленными и вялыми.

Миссис Тренч представила Ирину как миссис Каррисон, женщины глянули равнодушно. На столе у одной из них лежала толстая книга. «Капитализм, социализм и демократия», — прочитала Ирина на суперобложке.

Потом она в одиночестве поела в глянцевом кафе, потом они с миссис Тренч раскладывали лекарства надень, потом она уснула и проспала до утра, как в яму провалилась, потом началась странная жизнь.

Если бы ее спросили, какое число, какой день недели, она не ответила бы. В номере был телефон, но звонить не хотелось, даже если бы и было кому.

В гардеробе висели пять халатов нежных цветов, через два дня на третий кто-то их заменял на свежие. Миссис Тренч спросила в первый день номер обуви, и появились две пары мягких лайковых туфелек.

Все.

Девять раз вдень она видела черные выпуклые ягодицы Джо-Энн, чуть плоские, слабо загорелые Симоны и желтые — Кейт.