– Я хотел победить. Победить себя, победить других. Хотел доказать, что я далеко не тот слабый и ни на что не способный человек, каким меня считают другие, – поведал Вольский, но потом подумал и заключил. – Но получилось в точности наоборот: я ничего не доказал… вернее, доказал обратное, ничего не добился, сделал только хуже.

– Победа – это приз, а боль – это цена, которая прилагается к этой победе, – изрек собеседник Ильи. – А тебе больно всю жизнь. Может быть, твоя победа заключается в том, чтобы жить?

– Я сейчас встану и прекращу этот кипиш! – бесцеремонно объявил обессиленный хоккеист, понадеявшись на авось – это рассердило Фантома.

– Прекратишь?! Ха, ты уже десять минут на льду валяешься. Попробуй, смельчак! А вообще: зачем тебе это надо?! Лежал бы спокойно, не рыпался. Умереть при исполнении любимого дела – каждый творец о таком мечтает. Пора уже завязать с этим жестоким миром. Надо жертвовать жизнью ради жизни, и эта жизнь может стать твоей, – не щадил его Фантом.

– Хватит так говорить: ты явно хочешь, чтобы я страдал!

– Да, – выкрикнул Человек и тут же шепотом промолвил, – а вот умирать – это только тебе подвластно.

– Какая разница? Можно считать, что сейчас я пожертвовал собой.

– Нет находки без потери, а облегчения без трудностей. Мы вечно чем-то жертвуем – без этого никак. Мы все в этом мире отчасти страдаем, но некоторые страдают одновременно с любовью, счастьем, удачей, богатством. Все звенья этой цепи – от страдания до счастья – неразрывно связаны. Твоя жизнь, как тебе казалось, состояла из долгих и изнурительных страданий, поэтому у тебя пропало желание жить, но его можно перебороть. Но сначала поблагодари и покайся – тебя проверяют… и проверяют оттуда, – Фантом указал пальцем куда-то вверх. – Ты обязан преодолеть эти испытания. Иначе, выходит, они сделали неверный выбор. А они не должны ошибаться: люди перестанут в них верить… и тогда ничего не останется, – Фантом призадумался, а потом продолжил. – Если испытывают, следовательно, ценят – значит, чего-то ты еще стоишь в этом мире. В мире, в котором большинство людей можно уже не считать людьми по-настоящему.

Слушая Фантома, Илья размышлял: «Спокойно. Без паники. Меня будто вербуют, и я ничего не могу с этим поделать, потому что силы покинули меня. Я хотел стать сильнее, а на деле стал беззащитным и уязвимым. Душа моя плачет, а тело изнывает – я сам довел себя до такого состояния. Я в смятении – от неожиданности и мнимой торжественности момента мне становится страшно, больно и досадно. Кто же это? Чьи лапы пытаются ухватить мою душу? Кто защитит ее? Либо я сам, либо никто! Да, кажется, здесь заблудшие души небо принимает. Обеими руками держусь за себя, за душу свою, за ангела-хранителя, умоляю его не оставлять меня, не покидать мое немощное тело». У него родился закономерный вопрос, произнесенный с толикой сомнения:

– Мне умирать?

– Нет, тебе еще рано умирать. У тебя будет долгая замечательная жизнь, но когда-нибудь умирать и надо. Будь, пожалуйста, живым! – Человек словно играл с Ильей.

После этих слов Вольский не выдержал, напряг мышцы и попытался встать, но их будто свело. Свело и не отпускало. Тело будто огрело током, и он едва незаметно дернулся – ему стало больно, боль вывернула его так сильно, как выворачивают мокрую тряпку. Илья плотно сжал веки и губы. Но все-таки успел яростно произнести:

– Прекрати это!

– Не могу! – ответил Фантом. – Лишь тебе под силу это чудо!

– Боже, как я ненавижу эту жизнь!

– Быстро, однако, ты сдался, – разочарованно покачал головой Человек. – Испугался, как только почувствовал приближение смерти, ее ледяное дыхание. Испугался такой ответственности. А решать только тебе. Я здесь лишь для того, чтобы ты сделал правильный выбор – в зависимости от него ты поймешь, что нужно делать дальше.

– Мне нужно встать – мое место явно не здесь! – заскулил хоккеист.

– Стой! Ты еще не понял всей ситуации до конца… Ага, вот и появились зрители (в тот момент вокруг Вольского уже скопилась толпа). Посмотри на них, на их глаза – они ведь просто смотрят из любопытства, а не из сострадания, – какие-то полупрозрачные силуэты действительно окружили его на несколько мгновений. – Никто из тех, кто сбежался посмотреть на тебя, даже не стремится хоть чем-то помочь. Вот ты очнешься – все твои мечты о хоккейном будущем растопчут. А твой обидчик, который сейчас прячется за спинами остальных и нервно озирается, избежит наказания, дадут максимум «5+20», а потом он станет богатым… знаменитым, возможно. Но то, что он с тобой сделал сегодня, будет преследовать его всю оставшуюся жизнь.

– Так вот, кто меня так, – вымолвил Илья. – Это был не я.

Вольского продолжали посещать различные мысли: «Почему эти люди смотрят на меня такими пустыми и беспомощными глазами и ничего не делают? Почему продолжается действие, когда герой на грани жизни и смерти? Вытащите меня отсюда! Пожалуйста! Хотя они глухи, ничего не слышат. Сменятся декорации, по-новому засияет свет, музыка не прервется, а жизнь не остановится. Действительно, едва ли она изменится для остальных, если я уйду. А как же мои родные? Они верят, ждут, любят. И все хоккеисты мне тоже как родные!» Подумав об этом, он произнес:

– Но хоккей – это смысл моей жизни. Моя судьба тесно с ним связана, – наивно отметил хоккеист.

Фантом предполагал, в какую сторону будет склоняться Вольский. Интересно наблюдать за самим процессом терзающего парнишку выбора. Правда, даже сам собеседник Ильи толком не определился, какую сторону занять в этом случае – жизнь или смерть?

– Хоккей. Команда. Друзья. Пора бы это оставить! Я понимаю, близкие, а что здесь? Для чего тебе все эти люди? У одного – тщеславие, у другого – деньги, у третьего – девушки и секс, у четвертого – понты. Несерьезно все! Я раскрою тебе страшную тайну: не каждому из твоих друзей в дальнейшем посчастливиться сыграть в хоккей по-настоящему. Меньше половины пробьются в МХЛ, единицы – в КХЛ. А за бугор – про это вообще говорить не хочу.

– А я?

Человек молчал.

– Ответь же!

В ответ молчание. А потом:

– А знаешь ли ты вообще, что такое коллектив? Коллектив – это когда люди подлые пытаются взять то, что поодиночке взять не могут, чтобы под одним флагом и общими целями спрятать свою слабость и трусость, сесть на шею тем, кто сильнее и лучше. Я за одиночку: чтобы жить так, как хочется, чтобы никто не указывал, чтобы позволять себе все, что хочешь, получать от этого кайф и ни с кем не делиться, – Вольского поразила такая интерпретация – он задумался, прищурив глаза, но согласиться не мог – ненароком ему вспомнился и разговор с настоящим Елизаровым на точно такую же тему. – Хочешь жить в предрассудках? Пожалуйста. Тебе решать! Только тебе… Где и как играть, кстати, тоже.

Тут Илью вдруг посетил проблеск истины, который то ли пробудил его, то ли еще глубже опустил в забвение.

– Своей жизнью распоряжаюсь я и только я! – отчеканил он.

Илья постарался изо всех сил подняться, но лишь поморщился – вновь ничего не вышло.

– А ты не торопись – подумай хорошенько. Хочешь ли ты возвращаться в эту жизнь, которая состоит только из мучений, жестокости, тьмы, вероломства и несправедливости – это просто ломанная судьбы. Я знаю, ты много об этом думал. Сейчас наступил такой момент, когда нужно прийти к заключению, завершить мучительные и долгие размышления. Остаться живым и продолжить мучиться. Либо выбрать другой путь, на котором тебя больше никто не побеспокоит… вечно.

Рвение Вольского пропадало: он опускал руки, переставая мысленно карабкаться к свету и падая во тьму, из которой вновь старался выбраться через какое-то время. Приходилось очень трудно, но он держался изо всех сил: подобную моральную нагрузку, особенно когда она причиняет тебе нестерпимую моральную боль, способен выдержать не каждый.