Сашка внимательно смотрел на подъезжающую мишень, а мне куда интереснее было смотреть на него. Неправильные черты лица, глубоко посаженные глаза, переносицу явно ломали, может, и не один раз, косой шрам от брови до уха. Но все это его совершенно не портило, только придавало больше мужественности и брутальности.

Сашка Борзой не зря получил свою кличку. Ни за что не уступит своего и запросто полезет на рожон, если ему что-то не понравится. Бесстрашный, наглый и упертый. И плевать ему на статус и авторитет. Как его Клим терпит?

– Нормально, – коротко оценил мою стрельбу Саша и, перепрыгнув через стол, снял использованный картон.

– Все в десятку – это отлично! Учи новые слова, Санечек!

– Ни к чему, – соизволил ответить мой сэнсэй, что с ним бывает не всегда.

Я специально встала прямо перед столом, чтобы у него не было возможности перепрыгнуть обратно, не подвинув меня при этом. Он давно мне нравится. С тех самых пор, когда мой папаша заявился в детдом в поисках сына Валеры. А ему подсунули меня. Саша тогда тоже с ним приезжал и казался мне невероятно крутым и красивым парнем. Мой трюк не сработал, Сашка просто вышел в другой части тира в дверь, крикнув мне:

– Тебя Клим ждет, Кид, поторопись.

Кид. Я для него всего лишь ребенок. Они меня все так называют. Сначала ржали, что я киндер-сюрприз для Клима. Вместо сына оказалась дочь. А потом сократили кличку до «Кид». Вся папины соратники и подельники или как еще их обозвать? Коллеги воровского цеха? Называют меня киндером. А некоторые просто ребенком.

До кабинета папы по хитросплетениям ресторана с подпольным казино я добралась за пару минут, но вот его самого еще не было. И я уселась в широкое кресло, решив дочитать роман.

И зачем я потратила целую неделю на эту книгу? Такое красивое название – «Приют грез», и такое дикое разочарование в процессе чтения. Элизабет, конечно, еще ничего, но этот Эрнст слюнявый тюфяк! Поклонники Ремарка закидают меня… чем, интересно? Укоризненными покачиваниями головы и осуждающими взглядами? Как моя подруга Катя, которая читает Ремарка запоем. Но все же я увлеклась и не заметила, что папа уже в кабинете и что-то мне внушает.

– Кид! Ты опять меня не слушаешь!

Высокий, жилистый и уже изрядно высохший мужчина с невыносимо тяжелым взглядом и раздувающимися от злости ноздрями отвлек меня от размышлений, сморщив свой и без того не гладкий лоб.

– Я Лера. Слушаю, папочка! Внимательно и уважительно.

– Я же просил меня так не называть! Мать твоя и тут меня опрокинула! Обещала сына родить. А родила тебя и отъехала, не дождавшись меня!

– Так мог бы и не искать меня, сам же приперся в детдом.

– Я вообще-то сына Валеру искал, а мне тебя подсунули. Только не соскочить теперь, три теста ДНК на тебя извел.

– Я помню, как ты орал, что всем твоим подельникам отсидевшим пацанов выдали, а тебе девку, хоть ты и раньше очередь занимал. Требовал справедливости и обещал пожаловаться куда следует.

– Поностальгируй мне тут еще. Завтра едешь с Борзым на дело. Обнаглели черные, надо прижать.

– Не хочу я никого прижимать! Я вообще не расистка!

Конечно, я знала, что война между группировкой моего папаши и нагло ворвавшимся в его отсутствие кланом из соседней, богатой на урожай опиатов страны идет не на жизнь, а на смерть. Национальность и цвет кожи совсем не при чем. Тут споры и интересы другие.

– Разве я спросил, чего ты хочешь? Может, мне все-таки отправить тебя на мамкино место? И братве радость, и ты мне перестанешь нервы дергать? Двигай к Борзому, пока я добрый, – угрожающе растягивая слова, Клим выпроводил меня из своего мрачного кабинета.

Так получилось, что моим папашей оказался лидер ОПГ и «Законник» Иван Клементьев, среди своих собратьев попросту Клим. С моей мамой у них был служебный роман, если это можно так назвать. Мама была представительницей древней профессии, а папа, собственно, и являлся хозяином этих домов любви по фиксированным расценкам. И в какой-то момент забрал ее к себе с точки в личное и безраздельное пользование. Через пару лет она забеременела мной, а папа присел на шестнадцать лет на зону. Мама умерла при загадочных обстоятельствах, а так как ни родственников, ни мужа у нее не было, меня отправили на воспитание государству, еще в грудничковом возрасте.

Он нашел меня сразу как вышел, вот только до последнего надеялся, что в документах напутали и у него сын. И очень злился, что ему в принципе нельзя иметь ни семьи, ни детей, а тут еще и такая подстава. Вместо наследника бестолковая девка с кисточками и красками не державшая в руках пистолета. Но забрать меня оттуда не захотел на самом деле по очень весомым причинам в его мире. Но встречаться мы стали очень часто, и за два года я пропиталась этой атмосферой и свыклась с мыслью, что нормальным человеком мне уже не стать.

Гоняют меня туда-сюда. Как шнурок болтаюсь от одного Бармалея к другому, что за жизнь такая?

– Эту завтра брать? – протянул мне Борзой мою снайперскую винтовку для проверки. – С тебя только лишить их зрения.

– В глаз стрелять самому несимпатичному?

– Нет, геликам по фарами, – терпеливо, как будто не заметив моего презрительно-насмешливого тона, объяснил Борзой.

– Сашка, а ты меня боишься, что ли? – поинтересовалась я, надеясь, что он оправдает свою кликуху и оборзеет.

Сашка, лениво склонив голову и посмотрев на меня как на дитя неразумное, так же спокойно ответил:

– Такой задачи не было.

– Ты не Борзый, ты нудный.

– Завтра заедем, примочки твои тоже возьму. И уходи через второй зал, у Клима гость.

– Саш, а пригласи меня на свидание, – в очередной раз предприняла я попытку сблизиться с этим парнем.

– Меня с такой рожей в кафе-мороженое не пустят, вали домой, Кид, – снова отшил меня непробиваемый Борзой.

Как же, ребенок. Как на дело брать, то никого это не смущает, а как на свидание пригласить, то сразу Кид! Все они тут так ко мне относятся. С тех пор, как Клим стал забирать меня из детдома, присылая Сашку, под видом художника, который решил взять в подмастерье талантливого ребенка. Вот только обучал он меня совсем другому. Драться, стрелять и метать ножи. Кого же хочет сделать из меня папочка? Киллера или телохранителя?

– Хороший у тебя глазомер. Наверное, твое хобби малевать картинки помогло, – говорил мне Сашка, когда впервые ему пришла идея научить меня снайперскому искусству.

Естественно, никто в детдоме не знал, что Клим – мой отец, кроме директрисы. И мне очень доходчиво объяснили, что будет с теми, кто узнает это от меня. Поэтому я не говорила никому, даже подруге, и делала вид, что езжу учиться писать картины в мастерскую художника. Но один плюс был. Сразу после того, как объявился Клим, ни меня, ни моих друзей больше не трогали воспитки и старшаки.

Я хотела после детдома жить самостоятельно и не связываться с отцом и его бандой, но практически сразу мы с Катей остались без квартир. И я сильно подозреваю, что поспособствовал этому Клим, зная, что я хочу от него независимости.

Наверняка он думал, что я прибегу к нему. Но я упорно скиталась с Катей по углам. Во-первых, надеясь, что он от меня отстанет, во-вторых, Катю я не брошу и в логово отца не поведу. Боюсь, он ее не пожалеет, как меня, и найдет ей применение в своем грязном и разностороннем бизнесе.

Но пока я на крючке. Я до икоты боялась, что он заставит меня стрелять в людей. Иначе зачем меня обучать всему этому? Но пока до этого не дошло. Я, конечно, понимаю, что, прикрывая его соратников на встречах, участвую в чем-то противозаконном. Они же там не в нарды играют и, возможно, оставляют за собой трупы. Я старалась об этом не думать. Или думать, что они убили очень плохих людей. Продающих наркотики детям. По сути, тоже убивая их еще несмышленышами.

Представляя, что я этим спасла много жизней, было легче переживать то, что я встала на скользкую дорожку. Катя все время говорила, что у нас получится вырваться и научиться жить как нормальные люди. Вот только она и не догадывалась, что я уже никогда не стану нормальной и мне не вырваться. Но для нее я действительно этого хочу.