Будь со мной Нора, она бы сейчас просто отхлестала меня по дурной башке.
— Пытаться разобраться в выражении буркал головоногого моллюска? Виктор, ты в своём уме сейчас, или нет!? — я почти наяву слышал этот её, насмешливый издевательский голос. Жаль только, он существовал лишь в воображении.
Между тем, черный осьминог осторожно потрогал меня щупальцем. Я ойкнул от такой наглости, а потом вспомнил, что, собственно, ойкать-то мне, и нечем. Оставалось только терпеть это издевательство. Тем более, пока было неясно, собирается эта тварь на меня нападать, или нет? И если нет, может быть, не стоило накалять?
Осьминог, между тем, обнаглел вконец. Взявшись за меня сразу несколькими хватательными отростками, он раскрутил меня вокруг своей оси, осматривая со всех сторон. Ублюдок. Я попытался ткнуть его щупальцем в глаз, но он только лениво отмахнулся, продолжая меня вертеть, словно какую-то диковину.
Наконец, он оторвал меня от морского дна и куда-то потащил, вовсю отталкиваясь щупальцами от воды.
— Ты охренел?! — едва не возопил я, принявшись яростно заплывать в противоположную сторону.
Такое поведение осьминогу сильно не понравилось. Он резко остановился, и повернул меня глазами к себе.
— Ну? — хотел я мысленно сказать, когда осьминог отчебучил нечто и вовсе, заставившее меня замереть от изумления.
Вытянув одно из щупалец в сторону, моллюск широко размахнулся, и залепил им по мне, словно пощечиной. Выражение многочисленных, светящихся белым глаз показалось мне осуждающим. Видимо, его полностью устроило, что я на некоторое время застыл в удивлении, так что он потащил меня дальше.
— Блин, вот урод! — подумал я.
И что мне теперь с ним делать? Впрочем, сначала мне следовало решить вопрос более фундаментальный. Что делать, в целом? То есть, на этой планете? Если тут есть только бесконечное море-океан, то хоть режьте меня живьем — тут я жить не собираюсь!
Заплыв в логово осьминога не продлился долго. Уже вскоре меня буквально, впихнули в некую трещину между скал, и придали ускорение толчком щупалец под зад. Как воздушный шарик, я начал медленно опускаться на дно ущелья. Кромешную тьму внутри, разгонял лишь тусклый голубой огонек у меня перед глазами. Осьминога я больше не видел, но каким-то чутьем подозревал, что он скрывается где-то у меня за спиной.
И в тот момент, когда я коснулся дна, моё окружение оказалось в круге тусклого голубого света…
Множество фосфоресцирующих белых икринок заполняло стены и дно ущелья, сколько хватало глаз. По их поверхности сновали слепые, белые личинки мокриц без панциря. Их усики напряженно шевелились до тех самых пор, пока вся орда внезапно не повернулась в мою сторону.
Без какого-либо звука или сигнала, полчище мокриц ринулось в мою сторону, как почуявшая свежее мясо свора голодных крыс.
— А-а-а! — едва не завопил я, отталкиваясь щупальцем от дна.
Почти сразу же, мне в бок вцепились мелкими жвалами сразу несколько мокриц, принявшись лихорадочно пережевывать меня живьем. Если ещё минуту назад, я ещё раздумывал, хочу ли я ещё жить — на такой-то мерзкой планете, то теперь был окончательно уверен в ответе.
— Да, мать вашу! Пустите, твари! — мысленно заорал я, мгновенно отбрасывая мысли о суициде. Покончить с собой, можно и куда менее мерзким образом.
Мои щупальца яростно замелькали, стремительно жаля любого подвернувшегося противника — все четыре! Со дна ущелья уже поднималась живая лестница: мокрицы смело забирались друг на друга, карабкаясь наверх. Первые атаковавшие меня мокрицы уже подохли от яда, но из-за застрявших в моём теле челюстей, так и остались на мне висеть. Проклятье!
Пользуясь этой недоработкой, личинки стремительно забирались по телам своих товарок наверх, уже вскоре облепив меня сплошным ковром. Я впервые в жизни, ощутил страх смерти в настолько густой смеси с брезгливостью и отвращением. Это сочетание в былые времена, вывернуло бы меня наизнанку, в лучшем случае. Сейчас, оно напрочь отрубило у меня сторонние мысли, превратив в машину для убийства.
Это ведь то, что находится в природе любого настоящего метаморфа, если подумать. Я целиком положился на инстинкты, и обернулся живым комком гнева.
Моё шарообразное тело резко ощетинилось множеством острых игл, буквально выстреливших из-под кожи. Они нанизали на себя брюшки наиболее неосторожных мокриц, впрыскивая в них летальную дозу яда. Однако едва ли это серьезно приблизило меня к победе. Дело в том, что я уже был покрыт сплошным ковром из личинок, бегавших по спинам своих сородичей, принявших основной удар. Под их весом, я стремительно опускался на дно, и вскоре был совсем погребен под шевелящейся массой. Они сбегались со всего ущелья, спрыгивали со стен и тут же, вылуплялись из ближайших икринок.
В какой-то момент я обнаружил, что расстался последовательно, с всеми своими щупальцами. Мерзкие мокрицы, буквально, перегрызли их пополам! Если и был наиболее подходящий момент для паники, то именно тогда он и наступил.
— Чертовы твари! — мысленно заорал я, вновь ощетинившись иглами со всех сторон, как морской ёж.
Новоизобретенное оружие показало себя более эффективным, если использовать именно так — резко вжимать иголки в тело, и вновь ими выстреливать во все стороны, как бешеная швейная машинка. Мне даже удавалось отцепить от себя тельца некоторых мокриц, буквально отрывая их челюсти от собственного тела.
Озлившись на непрекращающийся ливень противников, я инстинктивно сотворил новый тип ядовитой атаки, и окутался золотистым облаком. О, какая это была эйфория — увидеть сплошной ковер личинок, подыхающих ещё до того, как они успевали до меня добраться. Даже приятнее, чем обдать наглого таракана струей из дихлофоса.
Застрявшие в моем теле челюсти мокриц всё ещё саднили, и в совокупности это продолжало выводить меня из себя. Уж не знаю, в какой момент я до этого додумался, но я покрылся целым шевелящимся ковром из мельчайших щупалец, покрытых со всех сторон присосками. Коснувшись чужой плоти, они растворяли её и в считанные секунды превращали в питательную кашицу.
Ими то, я и принялся уничтожать ещё остающиеся на мне следы противника, в виде застрявших в теле челюстей. Теперь мы с врагом поменялись местами.
Слышите, мокрицы? Ваше место в пищевой цепочке — значительно ниже!
— Вот вам, мерзкие твари! — уже не скрывая собственного торжества, я заставил собственное тело взмыть на самый верх ущелья, яростно загребая вновь отращенными щупальцами. Если на дне ещё и остались живые мокрицы, добраться до меня они теперь уже, не могли. Победа!
Естественно, именно этот момент выбрал черный осьминог, чтобы атаковать меня со спины. Проклятье, ну что мне стоило отрастить ещё пару глаз, с тылу!?
В яростной, практически самоубийственной атаке, осьминог обхватил меня всеми своими отростками со спины, и со всей силы насадил на показавшийся в его рту острый шип.
— Мразь! — только и успел я мысленно выругаться, когда шип вошел в меня, практически на всю длину. Что ещё хуже, я чувствовал, что укол был непрост: по моему телу стремительно распространялись враждебные клетки, вызывая резкое онемение по всему телу.
— Яд! — тут же опомнился я, во внезапной вспышке озарения распознавая его природу.
Считай, тот же самый яд, что едва не отправил на тот свет Шуру — нервнопаралитический агент, блокирующий прохождение импульса по натриевому каналу клеточной мембраны. Ещё на Земле, Нора успела разработать против него противоядие (дающее ещё и, иммунитет), но в этом теле его, почему-то, не содержалось.
Ругаясь на чём свет стоит, я срочно синтезировал противоядие, пока осьминог буквально, живьем переваривал оказавшиеся у него во рту ткани. Несколько моих щупалец удачно ткнули его острыми, ядовитыми иглами. Я было, возликовал, но быстро осознал, что у мерзавца оказался к моему яду иммунитет. Такое встречалось, но очень нечасто. Зато, уж когда случалось, всегда жутко бесило.
Рассвирепев, я заставил собственное тело резко развернуться в сторону головоногого моллюска. Некогда шарообразное, моё тело теперь буквально обволакивало противника, как толстая пленка. Спустя несколько секунд, я полностью поглотил его внутри себя, как какая-нибудь амеба — неудачливую жертву. Вся внутренняя поверхность моего тела стала чем-то хищным. Коснувшись её, плоть врага начинало разъедать, как от действия сильной кислоты. Даже раковина моллюска не осталась невредимой, внезапно треснув по вдоль.
