– Макар, – представился он.

– Супер. Слушай, а ты в школе учишься или уже студент?

– В школе. Одиннадцатый к-класс, – пояснил он.

– Ого! А что за школа, не третья, случайно?

Он пожал плечами. А шут её знает, какой у неё номер… Мать не говорила, а он не спрашивал.

– Тут недалеко, – он неопределённо махнул рукой, припоминая. – К-красная, кирпичная.

– Ну точно третья – наша! – возликовала Соня. – Значит, будем вместе учиться. Так как насчёт прогулки? Дождь прекратился, пойдём прошвырнёмся по городу вместе… – тут она перевела взгляд на велосипедиста и нахмурилась:

– А ты чего уши греешь, Тяпа? Езжай, куда ехал! Тебя мы с собой не приглашаем!

– Очень надо! – самолюбиво фыркнул тот и, ещё раз бросив вызывающе-красноречивый взгляд на Динку и любопытный – на Макара, укатил прочь.

– Ну так что, спускаешься? – блондинка была невероятно настойчивой, если не сказать – настырной.

Согласие уже практически готово было сорваться с губ Макара, но в этот миг он услышал голос матери.

– Сынок! – позвала она из глубины комнаты. – Пойдём обедать, а потом нам нужно будет съездить в цирк, познакомиться с руководством и коллегами. Я хочу, чтобы ты тоже там присутствовал.

– Иду! – крикнул Макар, обернувшись, а затем снова перевесился через перила балкона. – Извините, д-девчонки, – он картинно прижал руку к сердцу. – Как-нибудь в другой раз. Сейчас не могу, п-правда.

Блондинка заметно расстроилась, а тёмненькая только пренебрежительно фыркнула себе под нос.

3

Несмотря на весь свой скептический настрой, едва оказавшись в цирке, Макар почувствовал, что невольно улыбается. Обстановка была незнакомая, чужая – но запах, узнаваемый из миллиона других, всё равно оказался родным. Ни с чем не сравнимый аромат сосновых опилок, которыми густо посыпали манеж, терпкий и острый запах лошадей и хищников… Макар вдохнул его полной грудью и засмеялся, вспомнив цитату из Бунина: «А вчера мы сидели в огромном и ледяном шатре братьев Труцци, резко и приятно вонявшем всем тем, чем всегда воняет цирк». Как ни кривил он физиономию в присутствии матери, а всё же вынужден был признать, что ужасно соскучился по атмосфере этого весёлого и дружного сумасшедшего дома.

Директор цирка тоже оказался мировым мужиком. Макару понравилось, что он не заигрывал и не сюсюкал с ним, как с каким-то салагой, не пытался понравиться и наоборот – не корчил важного биг босса, глядя на парня сверху вниз, а сразу повёл себя с ним как с равным.

– На какой высоте работаешь? – поинтересовался он у Макара.

– П-пятнадцать метров. На двадцати тоже могу, но п-практики пока маловато.

Директор уважительно кивнул.

– Восемнадцать лет есть?

– Есть… почти, – поправился Макар. – Через т-три месяца исполнится.

– Что ж… это неплохо, неплохо, – задумчиво пробормотал директор себе под нос. – Я слышал про твоего отца, – добавил он после паузы. – Мне очень жаль. Он был классным воздушным гимнастом, одним из лучших в стране. А если учесть, что русский цирк по праву считается лучшим в мире… то твой отец был лучшим из лучших вообще.

Макар сглотнул ком в горле. Ему казалось, что он уже научился жить с мыслью о том, что отца больше нет, а сейчас вдруг снова резануло – будто по живому.

– Пойдём в малый зал, – директор положил руку ему на плечо, – там сейчас как раз тренировка, познакомишься с ребятами.

Макара всегда забавлял разительный контраст между цирковыми артистами на репетициях и во время выступлений. Во втором случае – искусно загримированные и причёсанные, в сверкающих ярких костюмах, рассылающие публике профессиональные отрепетированные улыбки и делающие комплименты…2 А на тренировках все взмыленные, лохматые, с мешками под глазами, в растянутой и застиранной спортивной форме, зачастую перепачканной и пахнущей потом, лошадьми, навозом…

И вот эта изнаночная сторона цирковой жизни была Макару не менее дорога, чем парадная. Он прекрасно знал, что у всех цирковых дам на туалетном столике вместо духов и прочих милых мелочей стоят средства от растяжений, обезболивающие, разнообразные мази и эластичные бинты.

– Попроси у меня увлажняющий крем – нет такого, – не раз смеялась мать, – попроси крем от ушибов, травм и повреждения связок – всегда пожалуйста!

Впрочем, сказать, что женщины совсем не следили за собой, было бы лукавством. Артистки держали себя в отличной форме не потому, что это была дань моде, а потому, что от этого зачастую зависела их жизнь. Кроме того, им необходимо было выглядеть красиво на радость зрителям.

Мать Макара, к примеру, была буквально повёрнута на здоровом питании. С вечера она заваривала себе имбирь, заливала семена чиа кефиром, добавляла туда тыквенные семечки и фрукты. По утрам регулярно употребляла масла авокадо, миндальных и грецких орехов: это было полезно для кожи и волос. Ещё она перемалывала семена льна и пила спирулину. Выпечки мать избегала – никаких пирожных и прочих десертов, зато на тренировки всегда брала с собой гематоген для придания сил, а перекусывала яблочком или горьким шоколадом с чёрным кофе. Что ни говори, а выглядела она в свои тридцать семь и впрямь шикарно – никто никогда не давал ей её реального возраста, но Макар знал, как болезненно она переживает по поводу уходящей молодости. И дело было не только в красоте – увы, век воздушных гимнасток сам по себе недолог… Ещё два-три года, ну пусть даже пять лет – и прощайте, полёты под куполом цирка! Мать безумно боялась этого и изо дня в день бросала вызов природе, отчаянно пытаясь её обмануть.

Когда Макар с директором явились на тренировку, мать была уже там – вместе с этим долбаным Мишей, разумеется. Сейчас на фоне запыхавшихся, растрёпанных и потных артисток она смотрелась совершенно инородно – точно жар-птица среди скромных сереньких воробушков. Мать и вела себя соответствующе, словно королева, купающаяся в лучах обожания подданных. Собственно, для местных она и была таковой – знаменитая воздушная гимнастка из Москвы, настоящая звезда, почтившая своим присутствием их маленький и скромный провинциальный цирк! Макар с лёгкой усмешкой отметил, как благоговейно заглядывают ей в рот молоденькие гимнастки, кто-то даже попросил о совместном фото и притащил бумажку для автографа.

Увидев Макара, мать обрадованно помахала ему рукой:

– А, вот ты где! Иди сюда. Знакомьтесь, – весело представила она его, – это мой сын Макар. Тоже воздушный гимнаст – между прочим, весьма и весьма способный, и это я говорю сейчас не как его мама, а как беспристрастная коллега. Прошу любить и жаловать!

– Любить – это мы завсегда готовы, – хихикнул кто-то из девушек. – Какой хорошенький, а!

Щёки Макара чуть порозовели. Вообще-то он привык к раскованности и свободе в выражении мыслей у цирковых девчонок, но здесь, как ни крути, он был новеньким и потому немного смущался от всеобщего пристального внимания.

– Ты на чём работаешь, Макар? – тут же поинтересовался у него кто-то.

– Соло – на ремнях, канате и на п-полотнах… Немного на доппель-трапе3, но сейчас у меня нет п-партнёрши, – добросовестно отчитался он.

– Ну, за партнёршей дело не станет! – многозначительно улыбаясь, переглянулись девушки, и мать шутливо погрозила им пальцем:

– Но-но-но! Не дам развращать моего мальчика!

– Ой, Зоя Витальевна, ну неужели же это и правда – ваш сын?! – восхитился кто-то. – Никогда бы не подумала… Вы выглядите как сестра и брат.

– Угу, – поддакнул Макар в ответ на эту неприкрытую лесть. – Старший.

В этот момент кто-то подёргал его за штаны. Опустив взгляд, он увидел малышку лет трёх – вероятно, дочь кого-то из артистов.

– Как тебя зовут? – нахмурив бровки, уточнила она.

– Макар, – он опустился перед ней на корточки, чтобы быть на равных.