Палач повешен, закон и власть попраны, все ограничения отменены, и Панч затягивает победную песнь. Но, как и в прошлый раз, является еще более жуткий призрак. Сам заклятый Враг. И тогда Панч с потрясающей ловкостью огревает Сатану своей палкой; после чего эта отвратительная пародия на Спасителя заключает Смерть и Ад в Плен. И смеется в лицо Богу и человеку; но все-таки последним смеется Сатана.

Многие пытались уничтожить Сатану, от Панча до профессора Гексли. Едва ли они в этом преуспели.

Я нарочно повествую обо всем в легком ключе, чтобы подчеркнуть неописуемый ужас, который внушает этот сюжет. Отчего же он забавляет нас?

Это отвратительное, уродливое создание убивает нескольких человек ударом палки по голове. Забавно ли видеть, как люди умирают от удара палки по голове? И если да — почему? Жуткая трагедия Панча состоит в том, что он непреодолимо комичен. И почему же он комичен? Что вообще значит комическое? Думаю, объяснением может послужить вот что.

Будучи изгнаны из рая, куда нам уже не вернуться, мы смягчаем ужас и безобразие жизни нашей способностью смеяться. В минуты, когда темно и тихо, timor nocturnus, страх ночи, как он назван в Псалтири, который при свете дня казался нам попросту нелепым, превращается в удушливый кошмар. Мы не смогли бы жить, если бы живо воспринимали уродство мира. Поэтому, как слезами изливается наше разочарование в том, чего мы не достигли, и никогда не достигнем в этом мире, того, что наверху, так смех приносит нам утешение от страха того, что внизу. Природе, чистой и благостной, незнаком смех; как сказано где-то о Христе, «многие видели Его плачущим, но никто — смеющимся».

Чем развращенней становится эпоха, тем острее ее чувство юмора. Я использую слово «юмор» за неимением более подходящего слова. Юмор подобен трупным мухам, рождающимся от гниения и питающимся разложением.

Тем не менее, стоит быть благодарными за то, что у нас есть это чувство, которое превращает уродливое в гротескное, а жестокое — в смешное.

Может показаться, что я рассматриваю кукольный театр чересчур серьезно. Отнюдь. Драма Панча прекрасно иллюстрирует мысль, которую я хочу передать. Действительно, сущность ее еще страшнее первых трех сюжетов, упомянутых мной в самом начале, благодаря своей теме, служащей развлечением для детей; и тема эта — триумф абсолютного зла!

МАЗУРКА МЕРТВЕЦОВ

Трагибуффонада в шести частях

Dramatis personae^[34]:

В прологе:

Князь Фердинанд фон Молденберг; графиня Штерн; Люсиль, ее дочь; мадам Изольда де ла Вальер; Антуан, паж.

В драме:

Карл Флотт и Максимус-Фидель, немецкие студенты; граф и графиня Аксельманштейн; Ирэн и Шарлотта, их дочери; а также три молодых человека.

Между Прологом и Сценой первой должно пройти сто лет.

ПРОЛОГ

Описание сцены: Роскошный салон, обставленный в стиле рококо восемнадцатого века. КНЯЗЬ ФЕРДИНАНД ФОН МОЛДЕНБЕРГ играет на клавикордах. Он моложав, женственен, с тонкими чертами лица, его длинные белые руки унизаны перстнями. Он одет по моде своего времени, однако чересчур пышно, утопает в изобилии белоснежных кружевных оборок. На нем длинный пудреный парик, он нарумянен, глаза его подведены.

КНЯЗЬ ФЕРДИНАНД (играет очень печальную мазурку, говорит под музыку): Что ж, полагаю, идея не то чтобы очень оригинальна. Она уже приходила в голову Сарданапалу и тому же Нерону. Но как мы можем быть оригинальны сейчас: в нынешний век, когда все идеи затасканы, мы носим парики вместо волос, а на щеки наносим румяна. Все — сплошная подделка. Наши чувства, наша поэзия, живопись, музыка, — все. А то, что я сейчас играю, — тоже подделка? Не думаю: хотя было бы подходяще иметь притворную песню смерти. Определенно мне нравится эта мазурка. Я сыграю ее им; наверняка она вызовет у них восхищение. О! Подумать только — последний вопль встречают притворным восхищением! Им, однако, суждена та же дорога. Замысел, конечно, жесток. Однако я пощадил Антуана, у которого будет на что провести остаток жизни: которого я по-настоящему люблю и временами склонен думать, что он любит меня. Забавно будет наблюдать, как изящные ноги мадам де ла Вальер охватит огонь из преисподней, а (со смехом) графиня Штерн будет даже чересчур забавна. (Задумчиво). К счастью, ныне в такие вещи мы уже не верим: мы просто задохнемся, примем легкую смерть, задолго до того, как пламя коснется нас. Вот так в своем бедном маленьком княжестве я смогу реализовать то, что Сарданапал в его великой империи сделал задолго до меня. Сейчас уже поздно отступать. (Снова играет мазурку, медленно и мучительно; затем зовет): Антуан!

(Входит АНТУАН)

Итак, командор, ты знаешь, что нужно делать. Однако я еще раз повторю инструкции. Когда ты услышишь, как я играю эту мазурку (играет), ты возьмешь факел и подожжешь дом. Перед этим под каким-нибудь предлогом выведи вон слуг. Скажи им, к примеру, что я хочу побыть один или что даю им выходной: (вручает деньги) это им на развлечения. Что касается тебя самого, то я отдаю тебе (передает деньги) все деньги, что у меня есть. Разумеется, ты должен будешь сразу покинуть страну. Но думаю, что этого тебе хватит на всю жизнь.

АНТУАН: Ах, монсиньор! Почему вы просите меня совершить такую ужасную вещь! Ведь вы знаете, я предан вам и сделаю все, что бы вы ни приказали. Умоляю вас в последний раз — не возлагайте на меня этой обязанности.

КНЯЗЬ ФЕРДИНАНД: Ну-ну, дитя, ведь ты ничего не теряешь от этой маленькой операции: напротив, даже приобретаешь. Как я уже говорил, ты обеспечен на всю жизнь.

АНТУАН (разрывая банкноты и бросая золото на пол). Неужели вы думаете, что мне нужны деньги? Это вы думаете? Я вам не мадам де ла Вальер.

КНЯЗЬ ФЕРДИНАНД (раздельно): Что ж, дорогой, произвести хорошее впечатление под конец, конечно, неплохо: (приковывая его взглядом) однако ты сделаешь, как я сказал.

(Молчание. АНТУАН стоит не шевелясь, глядя на КНЯЗЯ).

АНТУАН (выговаривает тихим голосом): Да… я сделаю, как вы сказали.

КНЯЗЬ ФЕРДИНАНД: Антуан, подойди! Попрощайся хотя бы: почему ты смотришь так страшно? (Торопливо — рядом слышны голоса). Бери все, все, что я имею, но попрощайся со мной! (Голоса раздаются ближе: КНЯЗЬ ФЕРДИНАНД страстно целует его — и затем холодно): Иди и проведи дам сюда.

(Входят ГРАФИНЯ ШТЕРН и ЛЮСИЛЬ)

ГРАФИНЯ ШТЕРН (входя, в сторону): Думаю, на этот раз я точно обошла мадам де ла Вальер. Она считает себя привлекательной; но не такой, как моя дочь, и князя наверняка потянет на новенькое — он ведь никогда ее не видел. Так что, как ни крути, это то же самое. Что Люсиль, что я, — не играет роли. В любом случае, я снова одержу верх.

(АНТУАН выходит, бросив долгий взгляд на КНЯЗЯ, который не смотрит на него).

Кажется, князь, вы еще не знакомы с моей дочерью; надеюсь, с моей стороны не будет чересчур смело представить ее вам?

ЛЮСИЛЬ (краснея): Мама сказала, что я могла бы, и я подумала, что… (смешивается).

КНЯЗЬ ФЕРДИНАНД: Напротив, мадемуазель, я счастлив нашему знакомству. Вы выглядите почти так же молодо, как ваша мать, — и почти так же красивы.

ГРАФИНЯ ШТЕРН: Право, князь, вы чересчур саркастичны!

КНЯЗЬ ФЕРДИНАНД (страдальчески восклицает): Я никогда не позволяю себе быть саркастичным! (В сторону). Бедное дитя, неужто и ей суждено стать жертвой всесожжения?

(Входит АНТУАН).

АНТУАН (резко): Мадам Изольда де ла Вальер.

КНЯЗЬ ФЕРДИНАНД: Моя дорогая Изольда, как к лицу вам это белое бархатное платье! С этим золотым поясом и восхитительным бирюзовым ожерельем на шее.

МАДАМ ДЕ ЛА ВАЛЬЕР: Я так рада, что вам понравилось мое платье, сир: и я думаю, что мне удалось раздобыть для этой бирюзы, вашего подарка, очень милую оправу.