С Европою вместе, от русских агрессоров,
Они нам помогут деньгами, эРЗэО-сами.
Другой внук их – Сашка, пошёл в ВэДэВэ.
Уже лейтенант, у него дочки две.
Распалась семья. В палисаднике розы
Завяли. И вишни побили морозы.
*
Пришёл чёрный день – стало бабушке плохо,
Не сдюжило сердце. И хоть неохота
Им в Киев поехать (в Донецк-то нельзя,
Не пустят «защитники»), завёл дед «коня» -
Свой ретро-мобиль, и жену посадил…
Но только недолго он в нём прокатил,
Лишь милю проехал – его задержали,
Машину же запросто конфисковали.
Обоих изгнали на лютый мороз,
Спасибо, что кто-то домой их подвёз.
Два дня продержалася мать на таблетках,
На третий – ушла, прошептав «мои детки…»
Остался старик без жены, без подруги…
Её схоронить помогли ему други –
Шахтёры, с кем вместе трудились, дружили,
Состарились так же и рядом с ним жили.
Когда наступает ужаснейший час,
Лишь помощь людская спасает всех нас.
Пустым и холодным стал милый их дом,
Остались старик в нём и кошка при нём.
*
Пришли в их посёлок бойцы из «Торнадо»,
Кого-то убили, кого грабят рядом.
Пришли и к нему те торнадовцы – воры,
Решили забрать два ковра. Даже шторы
В гостиной у деда с окошек сорвали
И всё, что получше, из дома забрали:
Себе пригодится, в дому подо Львовом.
Старик не роптвл: ко всему был готовым.
И надо же было такому случиться,
Уже через день его внук объявился.
Зашёл через дверь, поздоровался с дедом.
(В окно глянул дед, не идёт ли кто следом).
Внук голым окошкам, стенам удивился:
«Куда делось всё?» «Супостат появился,
Что тащит у всех безо всякого спроса» –
Ответил старик на все эти вопросы –
«Торнадовцы, те что совместно с тобой
Воюют, воруют, людей на убой Уводят с собой, подвергают их пыткам…
А сдачи получат – бегут сильно прытко».
«Я вижу ты, дед, разболтался уж слишком.
Похоже, руснёй стал, как русский братишка».
« А ты кем Сашко, неужели «бандерой»?
Уродом, которым не жаль матерей,
Детей их, старух, стариков любой нации?
Ты кто – украинец простой или нацик?
Вот я – украинец, отец украинцем был…
Неужто, Сашко, ты совсем позабыл
Как вместе с тобою когда-то мы были
На Саур – могиле, цветы положили.
Тебе говорили и мама и я,
Что там похоронен твой прадед – Илья.
Страну защитил он от немцев-фашистов,
Кому и служили бандеровцы истово.
А с бабушкой нашею, как же нам быть?
Она же «кацапка». Не стоит любить?
Мы прожили долгую жизнь с ней прекрасно,
Она всем светила, как солнышко ясное.
И к смерти её руку ведь приложили
Твои сослуживцы. Они ведь убили!»
«Скажи мне спасибо, что я тебя слушаю.
Другой бы отправил бы в ад твою душу».
«Мне нечего делать в аду, ибо я
Ни совесть, ни честь не продал. А тебя
Я внуком своим не считаю, ты – враг.
Вас всех проклянёт наших прадедов прах.
Не будет вам счастья ни здесь, ни потом.
Кто в жизни палач, тот подохнет скотом».
Сказал это дед, задыхаясь от боли
В груди. Повторил: «Нет, не внук ты мне боле!».
Стояли напротив друг друга врагами:
Один любил дочку, другой любил маму.
Вдруг кто-то позвал: «Эй, Сашко, где ты есть?
А ну, покажи, поживился ли здесь?».
Внук вышел: «Да нет уже здесь ничего.
Лишь дед одинокий да кошка его».
Раздался вдруг взрыв, снёс ворота, забор…
Сашко бросил к вишням. Второго – за борт,
За бровку дороги, которой пришёл…
Вот так свою смерть каждый там и нашёл.
На кухне очнулся старик, поднялся…
Стеклом была хата засыпана вся.
В крови и порезах лицо, да и рук
Не чует и ног, и в пыли всё вокруг.
Шатаясь, старик, оставляя свой след,
Во двор вышел. Враз потемнел белый свет:
Под вишнею внук его мёртвый лежал,
Во лбу, как звезда, лишь осколок торчал.
А через дорогу его друг лежал,
Разорванный миной он навзничь упал.
Старик долго с внуком у вишенок был,
Потом взял лопату, могилу отрыл.
Как мог внуку голову, руки омыл,
Укрыл одеялами, в яме зарыл.
Сосед помогал ему в скорбном том деле,
И с ним помянули, чтоб душа отлетела.
К тому ж, кто от них недалёко лежал,
Старик подошёл и сурово сказал:
«От мины своей ты дождался конца.
Не буду тебя хоронить, подлеца.
Пусть люди другие тебя подберут,
А коль не схотят – пусть собаки сожрут».
Никто не схотел и два дня это тело
Валялось. Потом уж куда-то и делось.
В сарае дед взял молоток, гвозди, плёнку
И ей затянул в хате окна, чтоб только
Не дуло в них ветром, зима ведь ещё.
Потом уж к соседям своим спать пошёл.
*
Конец февраля на Донбасс всем принёс
Надежду на скорый побег (от угроз
эРэФ) – ВэСэУ и «бандеровцев»
С земли ДэНээР, эЛэНэР-овцев.
Везли через пригород их «санитарки»
Всех тех, кто пока уцелел в битве жаркой,
Тянули разбитые танки… Люди ждали
Своих, даже тех, кто «Аллаха…» кричали.
Война надвигалась, как чёрная туча…
Ушли те, кто думал, что всех они круче.
И стали бомбить за собою дома,
Все те, что сдала Украина сама.
Май грянул, и вишни, как каждой весной,
Покрылись душистою белой волной.
Трава зеленела под вишнями,
Лишь холмик казался под ними излишними.
И вскоре уж наши пришли. Дед услышал,
Как кто-то зовёт его, из погреба вышел
На свет и увидел: внучок его, Сашка.
Стоит в своей форме, в берете, в тельняшке.
Недолгою, впрочем, их встреча была,
Ведь дальше колонна десанта ушла.
Успел внук спросить: «Ну а где же Сашко?
Не видел его ты? Он делает что?»
Старик равнодушно ему говорит:
«Да вон он, под вашею вишней лежит».
Потом рассказал, как всё было, что видел,
Как он хоронил, как Сашко ненавидел
Их всех: и Донбасс, и Москву, и родню,
И как похвалялся, что резал русню.
Потом уж сварганили быстро обед.
Потом помянули Сашко. Потом дед
От Сашки паёк принимал и припасы.
Потом внук уехал с майором запаса.
На следущий день тот майор и привёз
Убитого Сашку. У деда уж слёз
Не было… Под вишнями яму копал.
Потом сколотил гроб и Сашку поклал
В него. Хоронил его с тем же соседом.
Сашка помянули. А после обеда