Подошел фебель.

— Мы вместе, — сказал Ипай Владимир.

— Приняты карантинные меры, поэтому никаких исключений, — сказал фебель.

— И для супругов тоже? — спросил Ипай Владимир.

— Вы женаты?

— Собираемся пожениться.

— Ладно, оставайтесь, — проворчал фебель.

Все-таки живая душа, — подумал Ипай Владимир.

— Я не пойду за тебя, — сказала Кубито-тян.

— Я не всерьез, а чтобы посидеть вместе, — сказал Ипай Владимир, опустив взгляд на ее длинные белые ноги.

— Просто предупреждаю. — Она закинула ногу на ногу.

— Со своей Мури я познакомился как раз в трамвае, — начал Ипай Владимир. — Мы сидели вместе и разговаривали, не помню о чем, а потом пошли в парк. А теперь это стало невозможным. Я должен быть либо Мури, либо Кумбу, чтобы идти с ней вместе. Или быть ребенком при Мури-матери, если уж все варианты перечислять. А иначе подходят, требуют соблюдать дистанцию, еще и бумерангом огреют. Я пробовал перекинуться в Кумбу, позаимствовал кой-какой прикид у родителя, но вычислили почти сразу. Естественно, штраф влепили.

— И сколько за такое дают? Мне любопытно.

— Какая разница? Я и не помню.

— Василий-сан говорит, будет время, когда платить придется реально. И старые отсрочки тоже отменят, скажут — плати.

— Это будет полный писец, — сказал Ипай Владимир.

— Но бояться не надо.

— Я не боюсь.

— Ибо не будет ничего такого, что не должно было быть, — сказала Кубито-тян. — Ты веришь?

— Не думал в эту сторону, но, наверное, верю, — сказал Ипай Владимир. — Хочешь кофе?

Он прошел к бару в конце вагона и взял два эспрессо с лимонным соком.

Проходя обратно, посмотрел в окно. Места были незнакомые. Остановку свою он, конечно, проехал.

37. Не надо меня провожать

— А откуда берет Василий-сан свои треугольные таблетки? — осторожно спросил Ипай Владимир.

— Не знаю.

— Я подумал, что там, может быть, есть и восстанавливающие.

— Не знаю, — повторила Кубито-тян. — А то приходи. Мы собираемся по субботам. В «Коридорах» на первом этаже.

— Как-нибудь, — сказал Ипай Владимир.

— Посмотри, — Кубито-тян потянула Владимира за рукав. — В том доме я жила, когда была маленькая. Тот четырехэтажный, с мансардой.

— Красивый дом. Ты там жила не в мансарде?

— На третьем этаже. Там балкон, но его уже не видно. И в школу ездила на этом самом трамвае. А сейчас будет дом с горгульями… Или это не горгульи?

Ипай Владимир посмотрел на невысокий, но длинный дом с соответствующими украшениями по краям крыши и в других местах.

— Горгульи, наверное. Жуткие рожи. Прикольно, конечно, но жить не кайфово в таком доме.

Трамвай сошел с рельсов и свернул в сторону.

Домов вдоль дороги стало меньше, деревьев больше.

— Мне выходить, — сказала Кубито-тян на очередной остановке.

Ипай Владимир тоже вышел.

— Не надо меня провожать, — сказала Кубито-тян.

38. В форме майора-фрилансера

Трамвай замигал лампочками, закрыл двери и тронулся.

Ипай Владимир отвернулся от него и пошел в сторону по узкой извилистой улочке.

Здесь был район частной застройки. Хозяева любили балконы, башенки и резные флюгеры. Во дворах сажали яблони и кипарисы.

Владимир дошел до конца улицы и уперся в тупик.

Дороги не было. Узкая тропинка вела вглубь неокультуренного зеленого массива.

Владимир достал гаджет, открыл карту, сориентировался.

Тропинка, вроде, была не такая уж узкая. Пересекала зеленое пятно и выходила с другой стороны. Владимир захотел укрупнить масштаб, но получил стандартное: «Вы не имеете прав для выполнения этой операции».

Владимир пошел по тропинке. Справа и слева были деревья. Это был более лес, чем парк.

Минут через двадцать тропинка повернула направо, хотя вроде не должна была. Еще через какое-то время разделилась на две. Владимир остановился на развилке. Карта отказывалась работать. Куда сворачивать — было без разницы, и он свернул налево.

Начинало уже смеркаться. Надо было чаще смотреть на часы, подумал Владимир. Но и лес был уже не такой густой. В просвете между деревьями промелькнул силуэт кипариса. Еще поворот, и Владимир вышел на дорожку вдоль длинного глухого забора на кирпичных столбиках. И тут же попятился обратно. На дорожке лежал человек лицом вниз. Другой, в форме майора-фрилансера, сидел рядом на корточках и, заголив ему спину, что-то делал. Жир с почки, догадался Ипай Владимир. Он отступил по тропинке и стал пробираться без дороги, кустами.

Выбрался к свету как раз у дома с горгульями, около трамвайной остановки. За высоким забором был виден только верх крыши, но входные ворота сторожили они самые: оскаленные пасти, рога, крылья за ушами.

К остановке подошел трамвай.

39. Я Господь Бог Саваоф 

— Я Господь Бог Саваоф, — сказал Кубито Василий-сан.

Он сидел в центре зала в кресле с подлокотниками и высокой спинкой.

Остальные сидели на стульях вдоль стенок. Все одеты в белые балахоны типа простыни с дыркой для головы посередине и перепоясаны веревками.

Мури Леонтий был Иоанн Креститель, Мури Игнатий — Илия Пророк. А Ипай Владимир — апостол Петр.

Бог Саваоф сказал:

— Будешь апостол Петр.

И он стал.

Фратер Кирилл тоже был здесь и тоже кем-то был.

Да и все другие были апостолы и святые. Бог Саваоф сказал.

А кем были женщины — неизвестно, но кем-то были. Кубито-тян среди них — неизвестно кто.

Принесли блюдо с кусочками хлеба, и все причащались. А Ипай Владимиру Бог дал синюю треугольную таблетку из своих рук: «Ешь, голубь». — Ипай Владимир съел. Надо есть, если Господь Бог угощает.

Таблетка легко проскользнула по пищеводу. Ипай Владимир запил ее глотком воды из желто-коричневой чашки с тонкими зелеными полосками. Мог бы и не запивать.

«А интересно, — подумал Ипай Владимир, — есть ли своя треугольная таблетка для женщин». Он подумал так, потому что еще оставался отчасти Ипай Владимиром, а когда целиком стал апостолом Петром, стал думать другое.

«Хорошо нам здесь быть, — думал апостол Петр. — Благодать и мир под крылом Божиим — это здесь. И любовь, любовь… сколько любви. Потому будем петь, будем плясать во славу Господа».

Люди запели, апостол Петр пел вместе со всеми. Листки со словами были заранее розданы.

У меня есть плеточка,

У меня есть плеточка.

Плетка шелковая она да ременчатая.

Она плеточка эта о трех концах.

Да о трех концах, четырех хвостах.

Ее первый конец — милость Божия,

А второй конец — правда Божия,

Ну а третий конец — то любовь, любовь.

А я с плеточкой похожу, похожу.

А я плеточкой похлещу, похлещу.

Ай, помилуй, Господь, меня грешного.

Ай, помилуй, Господь. Ай, помилуй, Господь.

40. Весело-радостно, тихо-красиво 

Встали в круг и кружились. И он кружился.

— Бог! Дух! Саваоф! Бог! Дух! Саваоф! — так вскрикивали.

И он вскрикивал.

Весело-красиво кружились.

— Бог царь! Бог дух!

Радостно-красиво скакали.

— Дай духа! Дай духа!

Быстро-красиво вертелись, и он вертелся.

Быстро-быстро вертелся на пятке. И надо ж, не падал.

— Опору в духе имей, — ему сказали. И держался за воздух, за воз-дух — дух — дух. Поднимался, парил над землей.