Но если я уходил от места активного контакта, это не означало, что в другом месте проход будет абсолютно свободен. Отнюдь. Как я и ожидал, через несколько сот метров показались наземные укрепления наших войск, передвигающаяся техника, нитки окопов. К этому времени я уже повязал масксеть наподобие плаща, соединив ее еще шнурком на груди. В панаму напихал травы, так что бы она размывала силуэт головы и шеи. Передвигаться пришлось уже медленнее и на полусогнутых ногах, а когда показались орматские солдаты, я перешел в лежачее положение. Без документов даже своим попадаться не нужно.
Мне нужен был коридор среди наших войск. Лежа на животе, я изредка медленно поднимал голову, что бы получше рассмотреть все возможности прохода. Но возможностей в этом месте было мало. Через окопы переть напролом точно нет никакого смысла, так как если я даже нырну и вынырну из окопной ямы незамеченным, то ползти через открытое пространство на врага будет чистым самоубийством без отсутствия специальной экипировки. Её можно соорудить на месте, прикинувшись кучкой травы и веток, а затем медленно, очень медленно двигаться вперед. Но этот вариант я решил приберечь на крайний случай. Уж больно муторно вязать такую снарягу.
Не найдя ничего подходящего, я решил двигаться еще левее вдоль укреплений. За спиной снова слышались взрывы и стрельба примерно с того же места, что и раньше. Бои ведь идут не по всей линии фронта, а обычно в нескольких ключевых точках с целью получения тактического преимущества. А остальной фронт напряженно вглядывается друг в друга на позициях сдерживания. Ну иногда могут широкой лентой пропесочить из артиллерии что с одной, что с другой стороны. Или сначала с одной, а потом с другой. А затем снова стычки идут по отрезкам.
Наш южный фронт, насколько я знал, был сейчас в состоянии позиционной войны с легким перевесом с нашей стороны. За последние два года нам удалось отбросить врага от Сарданска, но в то же время потерять центральную часть фронта, где противник ломился к столице. Вот там было жарко, там мы несли потери. И мне стоило благодарить высшие силы, что я работал здесь. И я не считал это трусостью или малодушием, просто патриотизм и отвага, по моему мнению, не должны перевешивать разумное чувство самосохранения.
Ползти было привычно. Ползти было приятно. Мне всегда казалось, что если я максимально касаюсь телом земли, то она меня обнимает и защищает. А вот если стоишь на ногах, то открыт, виден и беззащитен. Полз я долго, периодически останавливаясь и осматривая позиции наших. Всё ближе ко мне проезжала техника, появились артиллерийские орудия, склады, палатки, и всё больше было расстояние до окопов. Видимо тут как раз была глубокоэшелонированная оборона, за одной линией окопов стояла другая, за опорными пунктами начинались следующие. А там, откуда я приполз, была более узкая линия нашей обороны, что и давало противнику повод на вялые попытки прорыва.
И тут я заметил то, что заставило немного участиться сердцебиение. На открывшейся мне поляне, куда я подполз в уже начинающихся сумерках, стояли на приколе «крылья». Вообще-то по сути это легкий малогабаритный дельтаплан, но из-за черного цвета их прозвали «крылом ворона» или просто «крылом». Таким умел пользоваться любой пехотинец, десантник ну и переносчик, конечно. Я даже в одном из заданий как-то его использовал.
Охранял поляну всего лишь один часовой, да и тот вел себя весьма расслабленно. С наступлением темноты если тут не будет яркого освещения, а такого на прифронтовых позициях просто не бывает, я с легкостью могу украсть одно «крыло». Трудность была в другом: как воспользоваться катапультой. Дельтапланы без проблем можно было запустить только в горной или холмистой местности. А армии некогда приспосабливать местность под себя, армии нужна мобильность и скорость развертывания. Поэтому «крыло» со своим пилотом выстреливалось из катапультирующей установки с абсолютно ровной местности. Катапульта стояла на той же полянке, я даже знаю как её взвести, но вот отправить себя в полет, находясь на ложементе, я никак не смогу. Нужен кто-то, кто нажмет на спуск. Идея перебросить себя ночью сразу через позиции как наши, так и вражеские, была шикарная, но вот осуществление ее казалось невозможным.
Что бы не мерзнуть и не впадать в отчаяние я начал ползком нарезать круги вокруг поляны с «крыльями». Ну нарезать, это громко сказано, так как делал я это со скоростью улитки. На третьем круге план созрел. Не идеальный, даже абсурдный и несколько преступный по отношению к своей армии, к своей стране. Но чрезвычайные ситуации требуют нестандартных поступков. А заброс меня в Азарию я считал ситуацией весьма чрезвычайной как по сути происходящего, так и по цели задания.
Темнота не заставила себя долго ждать. А ночь в лесу это как концентрированный сгусток тьмы, что только на руку тем, кто хочет остаться незамеченным. Зажглись дежурные красные фонари приглушенного освещения. Я заметил в отдалении несколько курсирующих патрулей, которых выдавали зеленые подсветы от приборов ночного видения. А вот моего часового, охраняющего полянку, таким прибором не снабдили.
Я полез в аптечку и на ощупь нашел нужные мне таблетки. Их специально делают кубиками, что бы ночью можно было нащупать. Через три минуты после приема можно уже было достаточно хорошо различать предметы вокруг себя, а через еще пять черно-белая картинка окружающего мира маячила перед глазами. Взглянув на часового, я увидел то, что меня весьма порадовало, хотя должно было расстроить с точки зрения веры в армию: часовой дремал, прислонившись спиной к дереву. Скорее всего, охранял он поляну в наказание, так как иначе его бы экипировали ПНВ или хотя бы сменили на вечерней проверке постов. Ну и ведет он себя соответственно, ладно хоть под дерево не улегся, а героически борется со сном как и подобает солдату орматской армии, стоя во весь рост. Правда утром его ждут неприятности.
Переместившись на четвереньки, я подкрался к часовому.
– Прости, брат. – шепнул я тихо и кольнул его иглой, которую заранее выудил из аптечки.
Вообще, моя аптечка это верх медицинского искусства. Или фармакологического, если уж быть точным. И я уже несколько раз убеждался, что даже оружие не столь эффективно, как правильно подобранные медикаменты в нужный момент. Вот и сейчас солдат упал на подкосившихся ногах даже не проснувшись. В последний момент я успел поймать тело, смягчив падение не столько из гуманности, сколько из соображений скрытности.
Дальше предстояло самое сложное, так как в одном моменте операции я был слегка не уверен. Да честно говоря, я вообще не был уверен, что с катапультой получится, но другого способа угона «крыла» я не придумал. Подобрав выпавший автомат, я отстегнул рожок и выщелкнул десять патронов себе под ноги. Снял штык-нож с пояса бойца, вынул из ножен, соединил их вместе и получившимися кусачками вынул пули из гильз, ссыпая порох в подставленный шприц из аптечки. Плотно утрамбовав порох в корпусе, я придавил его поршнем, обрезал выступающий шток поршня кусачками и расклинил щепкой. Так себе фиксация, но мне главное, что бы порох не высыпался, а потом поршень все равно выбьет направленным взрывом. На сопло шприца я накрутил защитный колпачок иголки, предварительно её выбросив и затолкав в колпачок жгутик из ватки, пересыпанной тем же порохом. Уж не знаю, хватит ли времени горения такого фитиля, но других средств под рукой не было. Соломинку бы от коктейля сейчас сюда – её длины точно бы хватило, а еще лучше и сам коктейль. Но выбирать не приходилось.
Собрав штык-нож и сунув его в рюкзак, я еще раз извинился перед часовым за то, что его завтра ждет гауптвахта за потерю оружия. Но мне нужнее. Потом я подобрался к заветным «крыльям». Все они были одинаковы на вид, так что выбирать не было смысла, и я побыстрее переместился к катапульте, по ходу прихватив ближайшее к ней «крыло». Установив его на ложемент, я подошел со стороны взводящего воротка. И как можно медленней повернул его на один оборот. Да будет отмечен наградами тот солдат, который обслуживал и смазывал эту боевую единицу армии Орматии: катапульта не издала не единого звука! Только еле слышные щелчки механизма спуска, откатывающегося назад по станине. Даже рессоры лука не скрипнули, хотя точно такие же рессоры стояли на армейских грузовиках и ужасно скрипели и гремели во время движения. Стандартизированные запчасти применялись в разных изделиях и могли служить заменой друг другу в случае выхода из строя какой-либо единицы. Проще говоря, если бы враг разбил катапульту для дельтапланов, то ее бы разобрали на запчасти для грузовиков, и наоборот.
