— Эти тучи очень темные. О них в прогнозе что-нибудь говорилось?

— Ничего не должно быть, я проверял. – Он приподнялся и посмотрел в том же направлении. – Думаю, это просто небольшая внезапная гроза.

— Может, она уйдет на юг.

— Э-э…

Не сговариваясь, они сменили курс, направившись мимо полуострова прямо к хозяйству Пенни. В этот раз лавировать пришлось куда больше, поскольку ветер стал неблагоприятным. До берега оставалось еще приличное расстояние, когда ветер поднял на озере волны с пенистыми гребнями, небо потемнело, и холодный дождь полил как из ведра. Оливер привел старую лодку к пристани под одним кливером, выровняв ее идеально и без излишних столкновений. Уже начавшие беспокоиться Пенни и Рыков поймали причальный штроп и швартовы и рывком выдернули охнувшую Корделию на скользкие доски.

— Позже просушим их на солнце! – прокричал Пенни сквозь порывы ветра, помогая Оливеру спустить паруса. – Этот шторм долго не продлится. Но простите, что не рассчитал время.

— Ага!

Когда лодка встала в безопасном месте, они выбрались по уложенным ступенями плоским камням на берег, сперва — в сомнительное укрытие под деревьями, кроны которых трепало ветром, а потом более благоразумно перебрались на крыльцо старой хижины номер один, именно в тот момент, когда ливень снова ударил стеной.

Корделия дрожала, и Оливер посмотрел на нее с тревогой.

— Замерзли, Корделия? Не стоит стоять тут во всем мокром.

– Лучше подняться в дом, – посоветовал Пенни. Ливень снова хлестнул, капли срикошетили от крыльца и забрызгали им лица. Он поморщился. – Ну, а то в хижине есть очаг, может, там даже быстрее согреетесь.

— Было бы здорово, – сказала Корделия, прикинув, в какое замешательство приведет появление насквозь промокших гостей матушку Пенни; как уже имела возможность убедиться Корделия, та никогда не разделяла с супругом его широких взглядов на социальную иерархию.

Оливер повел бровями и вытер воду с лица.

— Хорошая мысль, – сказал он и немедленно взялся за дело. Он впустил Корделию внутрь, развел в хижине огонь в очаге из дикого камня и отправил все равно уже промокшего Рыкова за сумкой-холодильником с припасами для пикника.

Даже после всех этих долгих лет Корделия по-бетански вздрогнула от того, что дерево можно жечь, чтобы согреться, но рыжие язычки пламени весело заплясали в сырой темноте, и она пристроилась с краю, протянув к жару озябшие руки.

Эта хижина Пенни походила на все маленькие домики, виденные Корделией в Дендарийских горах в округе Эйрела, хотя здесь единственная комната была даже меньше обычного, если такое вообще возможно. В выстроившейся на берегу архитектурной последовательности от примитивной халупы до деревенского домишки и к по-сельски комфортабельному дому эта хижина выглядела самым что ни есть первопредком. Дощатая дверь запиралась на веревочную петлю, окна были сделаны из старых бутылок. Но крыша, покрытая толстым слоем старого пластика и металла, надежно защищала от дождя. Из мебели здесь присутствовала только узкая кровать, стол с рукомойником и парочка расшатанных стульев. На стене висела смотанная веревка, которую Пенни использовал, вероятно, для просушки одежды. Оливер размотал её и протянул рядом с очагом, зацепив за крюк на противоположной стене, а затем повесил на нее свою мокрую рубашку.

— А вы? – спросил он, взглянув на Корделию.

Корделия подумала, сойдет ли ее спортивный бюстгальтер за топ в походных условиях, и осталась одетой не более Оливера. Или раздетой. Сняв скрипучие мокрые парусиновые туфли, она поставила их сушиться у очага, а промокшие насквозь носки повесила на веревку. Оливер одобрительно кивнул и последовал ее примеру.

В дверь постучали. Это вернулся Рыков с сумкой для пикника и сухими полотенцами в пластиковом пакете. Он передал им все это, но остаться отказался. Гроза явно прервала его обед в доме. Корделия отправила его обратно допивать пиво в приятной компании и, если повезет, то добыть у матушки Пенни еще сухих полотенец.

Они пододвинули поближе к огню стулья и стол и достали из сумки сэндвичи, фрукты и пару термосов, позволявшим им выбирать между горячим чаем и кофе. Оливер вытянул у огня мокрые бледные ноги и удовлетворенно вздохнул:

— Неплохо. – Потом взглянул на нее, криво улыбнувшись, и прибавил: – Хотя не так, как я представлял.

– Нашей задачей на сегодня было «убраться подальше от Каринбурга», – сказала Корделия. – Остальное — лишь приправа к этому.

Оливер задумчиво протянул ей еще один сэндвич, и она его взяла. Он заметил:

– Хорошо, что аппетит к вам вернулся. Мне кажется, вы слишком похудели. После всего.

– М-м… да. – Корделия прожевала сэндвич.

Оливер побарабанил пальцами по столу и адресовал ей слабую улыбку. Стало неожиданно тихо. Он снова вздохнул, но вздох прозвучал скорее нерешительным, чем удовлетворенным. Корделия отхлебнула ещё чая, смакуя его терпкий вкус, и внимательно посмотрела на Оливера. Он всегда представлял собой зрелище, приятное для глаз. Но сейчас, казалось, он был на взводе, открывая рот, словно намереваясь что-то сказать, но так и не мог решиться. Корделия попыталась представить, что же такое Оливер не может сказать ей после всех этих лет, но и так ничего и не придумала. Она с любопытством спросила:

– О чем думаешь, Оливер?

Он сделал неопределенный жест рукой.

– Ну, если честно… о вас.

Она удивленно подняла брови.

– Что же я такое сделала?

– Ничего.

– Э-э… А должна была?

Она начала было перебирать в уме, что и для кого должна была сделать, но он отрицательно покачал головой.

– Вовсе нет.

Корделия озадаченно уставилась на него. Он неловко заерзал на деревянном стуле. Она отхлебнула еще чая. Он отхлебнул еще чая.

Он поднялся, подбросил в огонь еще одно полено, сел и начал снова:

– Вы же никого не нашли. В смысле, в личном плане. Для себя. В последнее время, я имею в виду. Я понимаю, что не раньше, тут и объяснения не нужны.

«Я не… что?» Ей потребовалось некоторое время, чтобы понять. Он имел в виду… любовника, партнера, сожителя, супруга? В общем, определенно что-то такое.

– О, боже мой, нет. Даже не думала об этом. Просто… даже не озадачивалась этим. Да и где найти на это время?

– Пожалуй, что так, – он кивнул, признавая справедливость ее слов.

Она удивленно моргнула.

– А что, ты?..

– Что? Нет! – он замялся. – Иными словами… нет. Не искал.

Корделия наморщила лоб.

– А хотел бы?

– Я думал, что нет. Сначала, понимаете? – она кивнула, и он продолжил: – Но в последнее время… я стал задумываться. Появились новые мысли. Ну, вы поняли.

Она не понимала, но очень хотела понять. Это ведь был Оливер, и из всех людей, что не приходились ей родней, его счастьем она, несомненно, дорожила больше всего. Она быстро прикинула в уме, но так и не смогла представить, кем именно из молодых офицеров или дипломатов, или еще кого-нибудь из достойных людей в Каринбурге мог бы заинтересоваться приунывший Оливер. В последнее время. Не то, чтобы в последнее время она много замечала.

– Это хорошо. Похоже, что ты исцеляешься. – «По-настоящему».

Он наклонил голову. Похоже, эта мысль была для него новой и не слишком приятной.

– Э… возможно. – Его взгляд стал умоляющим.

«Прости, паренек, что-то у меня сегодня телепатия барахлит». Стоп. А может, он боится, что она станет думать о нем хуже из-за его желания идти вперед?

— А ты нашел кого-то, кто кажется тебе подходящим? Оливер, я думаю, для тебя это будет просто замечательно. Но тебе совершенно незачем спрашивать мое разрешение! — она выпрямилась на стуле, размышляя. — И конечно же, Эйрел – говорю тебе это ясно и четко, если у тебя появились какие-то глупые сомнения на этот счет, – Эйрел хотел бы, чтобы ты нашел свое счастье. Он всегда тебе этого желал.

Среди многочисленных тайных сомнений, которые Великий Человек Барраяра доверял на протяжении многих лет только ей и никому больше – поскольку после определенного момента в истории никто не желал, чтобы он сошел с чертова пьедестала, на который они его возвели, и оказался, к их испугу, обычным человеком, способным на сомнение, – так вот, среди них был страх, что их постоянные близкие отношения каким-то образом мешают Оливеру в личном или профессиональном плане. Что Эйрел увел его с пути, ведущего к лучшей и более приличной участи. Ну, хорошо, лучшей. Потому что по барраярским меркам почти любая участь для него была более приличной. И по многим другим тоже, печально подумала она. Бетанцы по большей части не придавали значения полу, но существенная разница в возрасте и социальном положении смутила бы даже их. Ее и саму поначалу это беспокоило.