Что говорило и о том, что ей недоставало опыта в таких вещах. Да она никогда и не начинала его набирать. Ей было тридцать три года, и она служила капитаном Бетанской Астроэкспедиции, и находилась в столь не располагающей к романтике ситуации, что хуже некуда, когда Эйрел, ха, свалился на нее со всей своей любовью – ее губы дрогнули в улыбке, когда она вспомнила тот исключительно удачный оборот, что подобрал Оливер, и желание нахмуриться растаяло окончательно, – и больше её жизнь никогда не была прежней.

Она подумала о доверии Оливера — настоящем, а не в той истории с «Плас-Дан», которую он использовал в качестве благовидного предлога. Он, как она запоздало поняла, пытался постичь суть технологической неудачи, не имея слов для её описания или даже представления о ней. У него не было никакого способа аккумулировать внутри себя этот опыт. Поможет ли ему, если она предложит дать имя погибшей зиготе? Вызовется помочь ему сжечь посмертное приношение? Не будет ли это слишком навязчивым? Оскорбительным? Или просто непонятным? Нет, нет, она не могла ошибиться, услышав в его голосе это замешательство и боль. Возможно, просто стать для него сочувствующим слушателем было уже достаточно. Единственным другом, с которым он мог поговорить. «Проклятье. Я хотела подарить тебе радость, а не… это».

Офицерская столовая на базе делилась на две части. Внизу был кафетерий для тех, кто спешит, наверху – собственно столовая, уже не столь утилитарная, с широкими окнами, выходящими на космопорт. Еду для обоих залов готовили на одной кухне, только блюда для подачи наверх сервировали более изящно. И она, и Эйрел часто проводили со своими офицерами рабочие встречи за едой в этой столовой, когда приезжали на базу по делам колонии. Обычно они занимали небольшую отдельную комнатку из тех, что располагались по обе стороны главного зала. Но сегодня Оливер просто провел Корделию за столик у окна. Головы поворачивались в их сторону, пока они шли к столику. Персонал, конечно же, немедленно уделил им самое пристальное внимание. К счастью, официант был из старослужащих, уже не испытывавших священного трепета при появлении адмирала и вице-королевы.

За салатом и основным блюдом они обсудили первостепенные, по мнению Корделии, из нескольких тысяч практических вопросов, включая то, на что и как повлияет строительство новой базы. Оливера слегка забавляло то, как горячо и открыто она надеялась, что именно посредством крупных военных инвестиций и привлечения большого количества строителей подстегнет развитие поселения Гридград и сдвинет центр колонизации из Каринбурга с его полупустынной экосистемой (не говоря уже о границе тектонических плит, и, как следствие, спящих вулканах) на более благоприятные, процветающие и геологически стабильные территории.

– Прежде всего, это место никогда не предназначали именно для колонии, – доказывала она. – Его выбрали потому, что пещеры той горы, которая сейчас называется Маунт Тера, отлично подошли под склад. Там прятали запасы флота вторжения от всякого постороннего народа вроде, хм, пролетающих мимо кораблей Бетанской Астроэкспедиции, пока тогдашние барраярские «ястребы» разрабатывали до крайности идиотский план завоевания Эскобара. И пещеры выполнили своё назначение, в точности как от них и ожидалось, надо отдать должное кровавым головорезам Эзара.

Оливер поднял руки ладонями вверх, признавая поражение в споре – он слышал все ее аргументы и раньше.

Краем глаза она заметила движение в сторону их стола, и это был не официант с их десертом. Она прервалась на полуслове и оглянулась. Это оказалась адъютант Оливера, лейтенант Фориннис, и Корделия, испугавшаяся было, что произошло что-то экстренное, успокоилась, когда девушка нерешительно и даже как-то виновато отсалютовала.

– Адмирал Джоул, сэр. Добрый вечер. Ваше превосходительство. – Уважительное движение в сторону Корделии не походило ни на воинский салют, ни на поклон, ни на реверанс, а скорее напоминало книксен. – Прошу прощения, что прерываю вас, – быстрый взгляд на их пустые тарелки выражал надежду, что она явилась не слишком некстати, – но я получила вот… это и не знала, что делать. Я показала его полковнику Мартин, но она тоже не знала, и поэтому сказала, что нужно спросить вас, сэр, поскольку вы, возможно, знаете, о такого рода штуках все. Кто-то сказал мне, что видел, как вы пошли сюда, и… э… вот.

Она резко протянула руку с плотным конвертом из цветной бумаги, стиль которого Корделия узнала сразу же, хотя совершенно не рассчитывала увидеть здесь. Оливер также его узнал, и его брови поползли вверх, когда он взял конверт, чтобы рассмотреть поближе.

– Так, так, так, что у нас тут, лейтенант?

– Думаю, это приглашение на прием в цетагандийском консульстве. Хотя формулировки несколько… туманны. Предположительно от лорда гем Сорена. – Она произнесла эту фразу с мрачным подозрением.

– Что ж, так оно и есть. Адресовано лично вам, ошибки быть не может. Написано от руки, что вполне подобает молодому преуспевающему гему. Кто-то его этому научил. Это если он не запаниковал и не заплатил за написание письма опытному каллиграфу, что будет считаться ужасно вульгарным, если его в этом уличат. Бумага изготовлена вручную, приятна на ощупь, хотя, вне всякого сомнения, куплена.

Он вытащил из конверта карточку, осторожно поднес её к носу и принюхался.

Корделия откинулась на спинку стула, происходящее явно начало ее забавлять.

– Что ещё можешь определить?

– Корица, роза и гардения, я полагаю. Не предельно слабый запах, но, возможно, он сделал поправку на адресата, что обозначает некоторые усилия соблюсти дипломатическую вежливость. А может быть, даже прямолинейность, боже упаси. Посмотрим, что скажете вы, Корделия.

Он передал ей карточку вместе с конвертом.

– А разве парень может заливать свои письма духами? – встревожилась Фориннис. – Или у них в консульстве все так приглашения рассылают?

– Вы когда-нибудь слышали о языке цветов, лейтенант? – уточнила Корделия.

Девушка нахмурила густые прямые брови.

– А это не обычай времен периода Изоляции? У каждого цветка свое значение, ну, там, красные розы означают любовь, белые лилии — скорбь и прочие хрено… эээ… вещи в таком роде?

– Совершенно верно, – ответил Оливер. – Но культура цетагандийских гемов, разумеется, когда они у себя дома, одними цветами не ограничивается. В ход идут разные объекты, их художественный выбор и сочетания, в том числе и цветы и – само собой – ароматы, их вы сами назвали. Все они несут зашифрованные послания.

– Я полагаю, мне стоит показать это послание службе безопасности базы?

– Зашифрованные социальные послания, как правило, – прояснил Оливер. – Посредством плазменных пушек гемы выражаются куда более прямолинейно. Уверен, это ранит их чувство прекрасного.

– А-а. Прекрасного, – повторила за ним Фориннис, в чьем голосе сомнение расшифровывать не требовалось.

Оливер продолжил:

– Итак, элементы, которые вам необходимо учесть для расшифровки послания, включают в себя выбор бумаги, чернил, конкретный стиль каллиграфии, подбор слов – дополнительные очки присуждаются за скрытые поэтические аллюзии – и способ доставки; кстати, каким образом оно к вам попало?

– Думаю, кто-то отдал его у ворот, а затем его доставили с общей почтой базы.

– Понятно.

Девушка вытянула шею, разглядывая письмо, которое всё ещё было в руках у Корделии.

– И что же говорит это послание? То есть, содержит.

– Ну, начнем с того, что оно написано по всей надлежащей форме, что означает уважение, проявляемое в целом, в личном или профессиональном плане, – начал Оливер.

– Или же следование предписаниям из учебника по этикету, – добавила Корделия. – Что, надо отметить, не говорит ничего плохого об этом мальчике.

Она отдала Оливеру послание, которое он повертел перед собой ещё раз.

– Сама по себе бумага достаточно нейтральна, – продолжил он. – Цвета конверта и карточки достаточно приятно сочетаются, так что скрытой агрессии нет. Стиль каллиграфии формальный, не фамильярный, но и не официальный. Однако же, ароматы… хм.