Войнушка ничего так вышла, напряженная. Палили друг в друга отчаянно. Одни бились за святое дело. Другие – с точностью до наоборот, то есть за дело безбожное.

Схема работы у банды была отлаженная. Берешь свой черный пистолет, благо оружием затоварились знатно. Нацепляешь на свое лицо черную маску – чтобы ненароком не опознали, потому как валить наглухо всех свидетелей братва пока была морально не готова. Заявляешься с неофициальным визитом в стоящую на отшибе сельскую церковь. Ставишь батюшку и сторожа под стволы. И выметаешь Святой Храм подчистую, благо не оскудела пока русская глубинка на всякие дорогие штучки, типа икон и серебряной утвари.

Вот и эту церковь в Киржачском районе Владимирской области решили разбойники взять лихим налетом. А потом скинуть добычу оптом с нетерпением ожидающему результатов вылазки барыге, в переводе на русский – скупщику краденого. Но не свезло банде в ту ночь сильно, даже смертельно.

Выскочили пацаны из машины – лихо так и элегантно, любуясь собой. Ринулись коршунами к церкви… И напоролись на решительный огневой отпор.

На их беду батюшка оказался офицером в отставке, притом то ли спецназовцем, то ли десантником, да еще понюхавшим пороху. Так что был он вовсе не бессловесной жертвенной овцой, а вполне квалифицированной боевой единицей. И палить стал сразу, без присущих профессии тщетных призывов к совести и смирению.

Бандиты в долгу не остались и открыли огонь из пистолетов. Только счет вышел не в их пользу. Вот и валяются в церковном дворе двое раненых налетчиков. А издалека доносятся яростные вопли – это народ из деревни бежит, и тоже не с пустыми руками – кто с ружьем, кто с вилами и топором.

Двое лиходеев запрыгнули в машину, без особых душевных терзаний оставив в церковном дворе своих истекающих кровью подельников. А что поделаешь? Ситуация так сложилась – каждый за себя. В любой бандитской судьбе рано или поздно настает такой момент, когда надо позабыть о дружбе и обязательствах. И двинули они прочь на всех парах, проклиная свою бестолковую бандитскую жизнь.

У меня знакомый, светлая ему память, был тогда начальником Киржачского ОВД. С ностальгией и удовольствием вспоминал, как ввели тогда по району план «Перехват», и как оставшихся в живых бандитов лихо гоняли по Владимирским лесам и перелескам. Не ушли нехристи. Милиция взяла всех. Немного подивились оперативники составу банды – там было трое отпетых рецидивистов и один простой и честный военный железнодорожный комендант. Единство армии и народа, только слегка извращенное.

Это был конец девяностых годов. Тогда как раз шел пик налетов на церкви, и кровавых битв на этой почве было немало. В другой области батюшка, тоже со стволом наперевес, умудрился успешно отбиться от очередной разбойничьей шайки-лейки. Ну а многим потерпевшим отделаться так легко не удалось. Сколько народу перебили, перерезали, перестреляли тогда охотники за иконами.

Статистика сама за себя говорит. С середины восьмидесятых годов до середины девяностых число разбоев на религиозные учреждения выросло в семьдесят раз. Много? Да нормально для страны победившего дикого, сволочного и кровавого капитализма.

Нынешняя молодежь, так яростно ратующая за свободу против несвободы и за снос сложившиеся политической системы, даже представить не может, как оно бывает, когда эту самую систему сносят. И какой темный и унизительный кошмар обрушился в «святые девяностые» на страну.

Как черти из омута полезла всякая нечисть – кто с «пером», кто с топором, а кто со стволом. Великая криминальная революция. И откуда столько мрази вдруг нашлось на Руси – уму непостижимо. Хищная, энергичная сволочь, осененная новой верой – в доллар и рынок, так и лезла, подобно тараканам, изо всех щелей.

Нисколько не утрирую. Из каждого репродуктора, из каждого утюга журналисты, политики, экономисты и прочие морально неустойчивые организмы, то есть нравственные авторитеты, вещали: «Руби бабло! Ты для этого и пришел на эту землю, чтобы тупо рубить бабло. Грабь, бухай, отдыхай. И главное – руби бабло. Не опоздай. Бабла на всех не хватит. И не зевай, вокруг такие же жаждущие бабла крутятся вентилятором, так куси их! Куси всех! И греби, греби, греби под себя все! Основа процветания – конкуренция, и только она. Поэтому человек человеку волк и корм».

Мерило успеха одно – доллар. Ну не деревянный же рубль, который обесценивается на десять процентов в день. А мировая валюта – доллар, бакс, зелененький, ненаглядный. Пропуск в светлые райские кущи благословенного Запада с его до боли желанными стандартами потребления.

В начале девяностых курс доллара (или марки с лирой – неважно) был несуразно, просто безумно, завышен. За сто долларов в России можно было полгода прожить. Мы были такой типичной Папуасией в стадии тотального разграбления со стороны «цивилизованного мира». Это когда за бусы покупают целые острова.

И с молодецким энтузиазмом и идиотизмом нашими выродками разграблялось все, что можно обменять на валюту. Кто покруче да пошустрее, тащили на алтарь нового Идола Наживы заводы, пароходы, золотой запас. А другие, кто помельче, пожиже, ну что они могли такого конвертируемого в твердую валюту найти? Ничего? Неправда ваша. В свободном обществе самые широкие возможности есть у каждого гражданина. Можно сестру, или на крайний случай невесту, продать в валютный бордель, а потом вообще карьеру сделать и уважаемым сутенером стать. Можно около пункта обмена валютой с топором стоять и провожать владельцев вожделенных баксов до темного переулка. А можно найти то, чего у нас завались и за что иностранец завсегда готов щедро поделиться валютой. Что же это такое? Антиквариат. Он во всем мире в цене. Его всегда можно перевести, будто по волшебству, в вожделенный бакс. Его всегда с руками оторвет немец, америкос и прочий «гамбургер».

А какой антиквариат самый доступный? Икона. За ними далеко ходить не надо. Их полно. В любой деревне у старушки красный угол с иконами. В любом селе есть церковь со святыми ликами. Заходи и бери. И риска особого нет – только пни посильнее старушку, чтобы не верещала, да врежь по башке прикладом старику-сторожу, который почему-то за свою церковь грудью встает. В общем, все просто. Садишься в машину, берешь бейсбольную биту и обрез, идешь добывать икону.

Добычу сбрасываешь барыге, которых взросло немеряно на народном горе. Или с поклоном несешь гордому немцу, который отслюнявливает тебе двести марок, ободряюще трепя по щеке:

– Гуд, Иван. Карашо!

Главное не забыть кровь стереть с иконы. За рубежом народ чувствительный, такие моменты его психологически травмируют.

– Давай, Иван, неси еще! – после этих слов заезжего германца двести марок устраиваются в кармане бандюка. Нормально.

Только нельзя зевать. Необходимо опередить конкурентов. Потому как их толпы колесят по нашим проселочным дорогам.

Вообще на страну обрушилось какое-то нашествие варваров – безжалостных, бесстыдных и беспощадных. Редко какая банда не баловалась иконами. Сейчас уже подмели сильно и сельские храмы, и в деревенских домах старинных икон почти не осталось. А в начале девяностых их было предостаточно. И в покосившейся деревенской избушке вполне можно было найти икону шестнадцатого века. Не говоря уж о храмах, где порой и сами батюшки не ведали, какую ценность представляют в денежном выражении святые лики в иконостасе.

Размах разграбления был такой, что ныне утрачены целые иконописные школы, потеряны для страны и народа уникальные коллекции. Сколько стоят так и не вернувшиеся в Россию иконы из Изборской церкви в Псковской области? Десять, двадцать миллионов евро? Но не в евро дело. Дело в том, что утрачен целый пласт культуры для нашей страны, и заменить его нечем…

Солнце заходит. В деревне появляется банда. С двух сторон в клещи берут населенный пункт, чтобы не убежал никто и не подал сигнала. И бандиты методично прочесывают дом за домом, в которых в основном живут не способные к сопротивлению старики.