Чем-то понравилась ему эта женщина. Сейфула не смел на нее взглянуть, но чувствовал всем существом, что в это мгновение она на него смотрит – в черных глазах ее любопытство. Ну и что, что судимый – он теперь отсидевший и, откинувшись, стал таким же свободным человеком, как все вокруг, как она…

Рай на земле не легко дается – он знает – не каждый даже может рассчитывать. Но стремиться к нему хочет любой – кто через Бога, кто через голову свою, кто через руки… а кто через сердце, насмерть влюбившись.

Сейфула Кашапов, верзила, двадцати пяти лет от роду, четыре из них отсидевший на зоне за драку с тяжкими телесными… не считал себя обиженным природой – по крайней мере, от рождения все у него было: и рост, и сила… Вот ума набирался на нарах – никаких университетов теперь не надо: как ладить жизнь он уже знает. Он не считает себя лишним в обществе – он немножечко покумекает и заставит это общество на себя работать. Нет, эти четыре года он не зря прожил, задыхаясь в цементном аду – верную дорогу по жизни выбрал, много думавши… И наставника сыскал – дай Бог каждому! Сейчас он ехал к нему на электросекции «Челябинск – Миасс».

Есть идеи, есть такие занятные идеи, что… Чувство меры Сейфуле не хватает – это верно. И нужен совет умной головушки, коим был для Кашапова Гавриил Потапов – «Гаврик», как его звали на зоне; «нормальный пацан» пятидесяти шести лет от роду. Он, когда справку об освобождении получил, сразу подумал – сначала к Гаврику за советом, а уж потом все остальное.

И вот Челябинск, вокзал, электричка, народ и эта женщина, сидящая напротив…

Сидела она отрешённо на жёсткой изогнутой скамье, между что-то бубнящей бабкой и грустноглазым армянином в кепке; сидела, перелистывала журнал, тихо улыбалась чему-то – ни вокзальный шум её не трогал, ни запах пота, исходивший от армяшки, ни неловкость бабки, пихающей её узлами. Сколько ей – сорок? Ну, явно за тридцать. Хорошо сложена, личиком милая, простенько, но со вкусом одета – пальтишко светло-серое, с пояском, под шарфиком газовым водолазочка, белый воротничок виден; сапожки маленькие, ботильоны на «молнии». Должно быть, учительница.

Ворочаясь на жестких нарах, четыре долгих года Сейфула именно о такой мечтал. А сейчас повстречал и оробел – поглядывает искоса на нее, как за бабами в бане в щелку, а заговорить боится. Боится, что попрет из него культура зековская, которую он сначала усиленно вбирал себя, как губка грязную воду, а потом стыдиться стал, когда Гаврик ему сказал – дурак ты, шпана шпановская, да шпаной и помрешь. С нар надо в люди выходить – так он ему сказал.

Нет, не исковеркала зона в душе Сейфулы человека – только ума придала башке. Он это знает и просто робеет перед понравившейся женщиной влюбленным мальчишкой. Так бывает. Так было с ним в юности…

И вот сейчас она снова рядом, через два сидения, и снова молчит, чёрными глазами отрешённо влипла в мутноватое, пыльное стекло – то ли столбы считает, то ли галок на проводах рассматривает; и будто сама бесплотным духом скользит за вагоном, не касаясь земли… Куда она едет? Где выйдет? Куда понесёт этот чемодан – кто встречать её будет – муж, дети, мать? Сейфула уже увидел, что на руке у неё всего лишь колечко и перстенёк; но этот безымянный палец с тонкой золотой жилкой на нём ничего не говорит: знал он, что многие женщины носят кольцо ещё очень долго после того, как брак рухнул. По привычке. Это вот его блатные татуировки на руках да запястьях не снять, как кольцо – тут не привычка, а уже крест по жизни и судьба.

Объявили по электричке остановку – какой-то разъезд с чудным, малопонятным названием. Черноглазая женщина поднялась и направилась к выходу – и стало заметно, что чемодан тяжелый, чуть клонит в право её ладную, невысокую фигурку.

Как жаль! Сейфула посмотрел ей вслед. В жизни всегда так бывает – люди встречаются, чтобы расстаться. Он тоже поднялся и вышел в противоположный тамбур вагона. Закурил. Электричка остановилась, двери открылись…

Что наша жизнь? Игра!

Сейфула решительно выбросил окурок и вслед за ним шагнул на платформу.

Электросекция, пшикнув сомкнувшимися створами дверей, умчалась. Они только двое на платформе – он и она. От станции отходит разбитая асфальтовая лента, петляет меж частной застройкой и ныряет в лес. Интересно, далеко ли до села? Сейфула решительно зашагал к незнакомке.

– Простите, далеко ли отсюда до села?

– До дачного кооператива «Путеец» – поправила она. – А вам туда?

– Ага. Давайте я вам помогу, – Кашапов подхватил чемодан, казавшийся внушительным, но на деле не шибко тяжелый.

Попутчица все еще робела. Но в принципе, какой толк? – в лесу или на платформе, она все равно во власти этого бугая. Кричать раньше времени бесполезно – да и некому. Некого звать на помощь.

Влипли вы, Анна Михайловна, с иронией подумала о себе черноглазая женщина, действительно оказавшаяся учительницей и приехавшая на свою дачу покопаться на участке, прибраться в домике – как-никак, весна! И еще подумала, но уже с сарказмом, глядя в широченную спину незнакомца, спускавшегося по тропинке с ее чемоданом на проселочную дорогу – главное правило насилуемой женщины: если звать помощь бесполезно, то лучше расслабиться и получить удовольствие. И еще в том же духе – самое прикольное в ситуации, что он, изнасилуя, еще и придушит. Как говорится, полный отпад…

Ну что ж, судьбе навстречу! – теперь уже просто оптимистично сказала она самой себе. – Да и что толку бояться? Будем надеяться, все обойдется…

Шли по проселку, свернув с асфальта на лесную тропку – впрочем, лес скоро расступился, показав перелески и речную долину… Анна Михайловна старательно обходила широко раскинувшиеся лужи; сбросить бы сейчас ботики и почавкать голыми ногами по тёплой грязи, как в детстве! Но и она не девочка, и грязь – отнюдь не тёплая, середина апреля, до жары далеко.

Женщина сказала своему упорно молчавшему кавалеру:

– Поглядите направо.

Сейфула взглянул.

– Глядите внимательнее. Видите вон ту скамейку под березами?

Кашапов ответил, что видит.

– Нравится вам местоположение ее? Я здесь частенько хожу и думаю – кто и для чего здесь поставил лавочку эту?

Сейфула пробормотал, что место прекрасное – он бы и сам там отдохнул.

– Вы устали? – с тревогой спросила она и подумала – начинается.

На Кашапова действительно накатило – четыре года без женщины это каторга его телу. Думал, откинется, первым делом на вокзал к проституткам помчится. Но увидел женщин и отпустило – они разные и так много совсем некрасивых… можно и подождать денек-другой: четыре года терпел… Раньше дело!

А теперь – лес, безлюдье и женщина, которая понравилась с первого взгляда. Сколько еще можно томиться? Вот она, рядом – руку только протяни. Он взглянул на нее – такая ухоженная, такая ладная вся. А потом – это уже картина после секса представилась ему: с разбитым лицом, в изорванном платье, в волосах паутина, на спине прошлогодние листья…

И так этого тоже захотелось, что хоть бросай чемодан и прочь беги от соблазна.

Сердце его стучало ужасно, когда говорила она о скамье. С вожделением подумал – можно и на лавке…

Великим усилием воли он отогнал все грешные мысли и даже стал поддерживать разговор.

Дачный кооператив «Путеец» – владение ведомственные. МПС не такое богатое, как Миноборонпром, но тоже своих не обижает: льготы, ссуды, зарплата немаленькая. Иные железнодорожники, особенно бригадиры путейских бригад – люди богатые, по местным меркам, всюду разъезжают на собственных автомобилях. И на дачи, конечно. Вот они – и тут, и там – кто у калитки своей оставил авто, кто за калитку загнал иномарки…