Поняв намёк на неприхотливость художественных глоток и желудков, рассмеялась.
Частично убрав с тумбы натюрморт — навернув драпировки поверх бутыли — расставил узкие маленькие стаканчики и нарезал закуску на большую плоскую тарелку: лимон (хорошо не тот, что с постановки), мясной рулет, тонкие кружочки копченой колбаски, ржаной хлеб; порезал на дольки яблоко и уложил по краю тарелки листики мяты.
«Эстет его так!»
Разлил по рюмкам сиреневатую жидкость.
— И так, объясняю, — торжественно объявил он, — Берешь лимон, макаешь в сахар, быстро пьешь «Флёр», закусываешь лимоном, заедаешь листиком мяты.
— Угу, — озадачилась Иэнель, — А сначала лимон с сахаром можно? — ей ужасно было от одной мысли, что придется лить в рот такую гадость без подготовки.
Урмэд пожал плечами.
— Попробуй, может тебе понравится?
После третьего раза, всё-таки поняла, что метод Урмэда работает лучше. Быстро выпил, ничего не почувствовал, заел кисло-сладким… Во рту приятно, в животе тепло, в голове пусто. А что, ничего так пойло!
— Ты ешь, ешь, — накладывая мясо на хлеб, подсовывал ей дайн, — а то прямо тут под стул съедешь.
— Не съеду, — стараясь говорить нормальным голосом, возразила принцесса, — Еще не так с девчонками отрывались.
— Ну-ка, ну-ка, а с этого места поподробней, — ухмыльнулся Урмэд, — Всегда хотел посмотреть, как напиваются барышни. Вам пары бокалов хватило или всё-таки по три?
— Прошу не оскорблять! — захихикала Иэнель — Когда я училась в маг-академии на первом курсе, мы с подругами сбежали на чердак в северную башню и на троих распили бутылку чалопуки…
— Ого! — уважительно крякнул Урмэд, — И как?
— Ну-у-у, — смущенно опустила глаза Иэнель — Сначала вызывали инкуба, но этот зараза нас проигнорировал, (позже оказалось, что инкуба нельзя вызвать на территории школы, ровно, как и суккуба), потом вызвали духов воздуха, немножечко недоглядели и…
— Так это вы ту башню разнесли!? — расхохотался Урмэд.
— Ты в курсе? — скромно поникла Иэнель.
— А как же, мы с ребятами тогда очень удивились, когда поползли слухи, что это три девицы провернули. Хотели знакомиться с вами идти, да тут экзамены грянули.
— А ты тогда учился?
— Да заканчивал.
— Ну, башню отстроили потом на отцовские деньги и ремонт заодно — как отступное.
«Само очарование» — про себя подумал Урмэд, наблюдая за смущением Иэнель.
— Эх, вашу бы энергию, да в благое русло!
— Ну, это же не мы ее разнесли, а духи, — передернула плечиком Иэнель, — Эх, если бы я тогда могла вызвать этих духов, — сокрушилась она,
— Кстати, почему бы города дайнов не уничтожить подобным образом?
— Это запрещено конвенцией магов 7783 года и описано в трактате «О ведении войн магов с не-магами». Ты в школе плохо училась?
— Ах, да помню! — махнула рукой. — Наливай!
Разлили по последней. Разговор как-то зачах.
— Расскажи что-нибудь веселое, — попросила она Урмэда.
— Ну, я только пару анекдотов могу вспомнить, — почесал он озабочено затылок, — И то, не самых приличных.
— Мне всё равно, ты бы слышал, что у отца на пирах бывает, вот где ушки вянут.
— Ладно… что бы тебе такого, полегче. Вот первый.
«Жена говорит мужу утром:
— Представляешь дорогой мне сегодня приснилось, что ты подарил мне шикарное бриллиантовое колье! Что бы это значило?
Муж, целуя ее, отвечает:
— Узнаешь вечером.
Вечером жена заставила слуг накрыть стол, пожарить мяса, самолично сходила в подвал и нацедила самого лучшего вина, зажгла в комнате магические свечи, а слуг выгнала подальше. Прибывает муж, дарит ей коробку. Жена с замиранием сердца открывает, а там… книга «Толкователь снов»…
Иэнель искренне отсмеялась, а потом задумалась.
— И почему многим женщинам от мужчин нужны исключительно дорогие подарки? Неужели мы все такие меркантильные? — возмутилась Иэнель, но как-то быстро сникла, вспомнив сегодняшние свои размышления.
— Наверное не все, — серьезно предположил Урмэд, — а только каждая…
В него полетело хлебным мякишем. Дайн захихикал и кинул в Иэнель «жопкой» колбасы.
— Следующий! Я требую продолжения банкета! — воскликнула Иэнель потрясая рюмкой.
Урмэд скептически приподнял бровь, но внял уговорам.
— Светлый айн Эйнар женился на богатой дочери герцога. Через три месяца отправился в военный поход со своим другом. Друг его спрашивает:
«Слушай, ответь мне откровенно. Зачем ты на свою жену надел пояс верности? Между нами говоря, она же такая страховидла. Ну кто на нее позарится?»
«Так в том-то и дело! Вернемся с войны, и я ей скажу — дорогая, а ключик-то я потерял!»
— Жалко девку, — расстроено шмыгнула носом Иэнель, посасывая лимон и становясь на сторону несчастной.
— Ладно, теперь не про супружеские отношения, так и быть:
Изможденные походом дайны сидели за круглым столом. В замке нависла тревожная тишина. И тут, чтобы разрядить обстановку, в центр комнаты выскочил маленький королевский шут и весело пошутил… Все долго смеялись, а труп закопали за замком.
Вот тут Иэнель действительно смеялась. Со слезами, битьем ладошкой по столу и проговариванием последней фразы — дочь своего отца…
— Ой, не могу…пошутил! За замко-о-ом…!
Бутылка «Сиреневого Флера» давно закончилась.
За окном грохотало, ветер гнул деревья, а дождь стлался по траве мокрыми волнами. Буря разыгралась не на шутку, тем уютней и спокойней было в мастерской. Дрожа и почти не давая света, в стеклянном ультрамариновом бокале из постановки, горела одна маленькая не магическая свечка; звонко трещал сверчок где-то под порогом, наверное, в старом шкафу; вспышки молнии озаряли комнату загадочным сиреневатым светом.
Иэнель подошла к окну с восхищением и трепетом наблюдая как беснуется стихия.
— Урмэд, — совершенно трезвым голосом спросила она, — Как думаешь, могли бы мы встретиться в той твоей жизни?
Она почувствовала, как он подошел сзади, стал близко, но не коснулся.
— Возможно, — очень тихо сказал он.
Почувствовала его дыхание, что чуть колыхало волосы, грусть в голосе.
Урмэд не знал, говорить ли ей о том, о чем сам догадался только сегодня, но подумав — не стал. А вдруг, он не вернется, вдруг через три дня престанет быть? Ему не хотелось, чтобы она страдала от его слов, сокрушалась о том, чего никогда бы не было. Пусть уж лучше вовсе не знает.
За окном в темноте лил дождь. Молнии били в океан, озаряя небо и ее лицо розоватым сиянием: прямой, чуть вздернутый нос, чувственные губы с острой ложбинкой и изгибом, словно плечи лука лесной девы. Брови вразлет и удивительного, фиалкового цвета глаза. Ему мучительно хотелось коснуться ее, и он искал малейший предлог.
— Ты сама расчесывалась?
— Да, а что? — удивилась она, чуть повернув голову.
— У тебя колтун сзади не распутан, — ласково усмехнулся он.
— Я мазь оставила в комнате, утром продеру, — но подумав, жалобно добавила — А у тебя тут нет?
Урмэд улыбнулся, и снял с полки баночку.
Бережные прикосновения кружили голову (или все-таки «Флёр»?). Чувствовала, как пряди скользили сквозь его пальцы пуская по спине стаи жарких мурашек. Иэнель прикрыла глаза и, неосознанно, тихо застонала. Дыхания стало не хватать, она повернулась к нему лицом, чтобы увидеть его глаза — те самые, которые наводили на нее ужас.
Он кончиками пальцев провел по абрису скул, коснулся щеки, влажных от алкоголя губ, отвел непослушную прядку волос за ухо.
Они завороженно смотрели друг на друга, не смея дотронуться, сделать первый шаг навстречу друг другу и своему влечению.
— Ну же, Урмэд, пожалуйста, не заставляй меня просить, женщина не должна просить… — почти всхлипнула она. Видела, как тяжело ему решиться, почти физически ощущала его страх сделать что-то не так. Её перестали пугать его шрамы, неправильность черт и странные глаза. Сейчас, при свете молний он казался ей древним, грозным, почти богом… Неужели это всё «Флер»? — думала она с ужасом, с трепетом касаясь его губ…