Царские палачи выполнили приказ. Бросили в Геллеспонт железные оковы. Заклеймили его позорным клеймом. И потом хлестали бичами.

– О ты, горькая вода! – приговаривали они, бичуя Геллеспонт. – Так тебя карает наш владыка за оскорбление, которое ты нанесла ему, хотя он тебя ничем не оскорбил. И царь Ксеркс все-таки перейдет через тебя, желаешь ты этого или нет. По заслугам тебе! Ни один человек не станет приносить жертвы такой мутной и соленой реке!

Так наказал царь Ксеркс Геллеспонт. Наказал и строителей, строивших мост, – им отрубили головы.

Начали строить новый мост. Натягивали тугие и очень толстые канаты, укладывали на них доски, на доски насыпали землю… В этих трудах и заботах прошло почти три года. И к тому времени, как с мыса Акте пришла весть, что канал прорыт, новый мост через Геллеспонт тоже был закончен.

Весной 481 года до н. э. армия Ксеркса двинулась к переправе.

Возле города Абидоса, что стоит на берегу Геллеспонта, на Абидосской равнине, царь захотел сделать смотр своим войскам. Жители Абидоса, предупрежденные заранее, поставили на высоком холме для царя белый мраморный трон. Ксеркс был доволен. Ему видна была вся равнина, заполненная его разноплеменным войском. Ему виден был и пролив, где лишь голубая полоска воды у дальнего берега была свободной от его кораблей. Моряки, стараясь показать свою ловкость и отвагу, устроили перед царем морской бой – корабли сражались, не вредя друг другу, с бортов летели стрелы, никого не поражая, весла триер и пентеконтер,^[798] пенили воду…

Ксерксу была видна равнина, заполненная его разноплеменным войском.

Ксеркс был счастлив. Его глубокие глаза задумчиво смотрели из-под черных дремучих ресниц. Еле заметная самодовольная улыбка пряталась в блестящих завитках его густой бороды.

Да, он счастлив. Во всем мире нет никого могущественнее его, царя персов, царя мидян и всех неисчислимых племен, населяющих его царство от Индийского моря до Аравийской пустыни. Нынче же его царство перекинулось и на европейский берег – Фракия, Македония и многие города Эллады, завоеванные Дарием, подчинены ему.

Да, каждому своя судьба. После Дария должен был царствовать старший брат Ксеркса, Артобазан. Но мать Ксеркса, Атосса, вторая жена царя Дария, всемогуща. Она убедила Дария отдать царство Ксерксу, своему любимому сыну. Атоссе помог Демарат, спартанский царь, лишенный в Спарте царской власти и поэтому удалившийся из Лакедемона к персам.

«Ты родился, когда твой отец Дарий был уже царем, – сказал он Ксерксу. – Артобазан же родился, когда Дарий был только военачальником, а царем еще не был. Значит, Артобазан – сын Дария, военачальника. А ты, Ксеркс, – сын царя Дария. Поэтому нелепо и несправедливо, чтобы кто-либо другой, кроме тебя, Ксеркс, владел царским саном!»

«Эллины всегда были хитроумны, – думал Ксеркс, наслаждаясь зрелищем своего пестрого войска, шумящего на равнине, – такие советчики нужны царям».

Внезапно настроение его изменилось. Так бывает: светит солнце, и все вокруг светло и радостно, но нашло облачко – и радость исчезла…

Что-то слишком много оказалось у него советчиков. Если разобраться, то почему он здесь, на этой равнине у Абидоса, а не в Сузах, в своем роскошном дворце, не в Вавилоне, прекрасном и веселом городе, не в Экбатанах, в древней крепости за семью стенами, где горы дышат свежестью, спасая от летнего пекла?.. Зачем он созвал сюда народы со всей своей державы? Чтобы разорить и уничтожить маленькую страну на побережье – Элладу, страну, в которой даже хлеба не родится вдосталь? Какие богатства найдет он там?

Месть за поражение при Марафоне? Пустое. Это даже не война была. Просто его отец царь Дарий хотел наказать мятежников в покоренной стране. Так же вот, как недавно наказал египтян сам Ксеркс: он только что усмирил мятеж в Египте и придушил египтян тяжелой данью, чтобы забыли о восстаниях против персидского царя. Да его отец царь Дарий вовсе и не считал Марафон своим поражением.

Тогда почему же он, Ксеркс, сидит сейчас на этом белом мраморном троне на холме возле города Абидоса? Как это все произошло?

К нему в Сузы пришли послы из Фессалии от Алевадов. Алевады – самые богатые и знатные семейства из всех знатных фессалийских семейств. Они ненавидят Афины, где власть – в руках демократии. Поэтому Алевады и прислали сказать о том, что готовы помогать персидскому царю в его походе на Элладу.

Потом явился сын Писистрата, Гиппий, а с ним и его родственники. Писистрат когда-то властвовал тираном в Афинах тридцать шесть лет. Гиппий воевал против Эллады под Марафоном, неистово стремясь захватить победу, а вместе с ней и Афины и власть… Все эти люди, связанные родством с Писистратом, готовы были немедленно идти за Ксерксом на Элладу!

Потом – Мардоний, его, Ксеркса, двоюродный брат. Этому человеку нет покоя. Ксеркс знает, чего добивается Мардоний и к чему ведут все его пылкие речи. Он непрестанно призывал Ксеркса отомстить афинянам за все зло, которое они причинили персам, он соблазнял Ксеркса красотой их страны, обилием их садов и выгодным местоположением… Нужно ли все это Ксерксу? Нет. Это нужно Мардонию. Это нужно Мардонию, потому что он хочет сделать Элладу своей сатрапией.

А еще – этот прорицатель Ономакрит, которого привезли к нему послы Алевадов. Каждый раз, как являлся перед царем, Ономакрит пророчил ему поход и победу.

«И что же? Все сделалось так, как хотели эти люди! По их решению я здесь. По их решению эти полчища моих войск, может быть, завтра лягут в бою или погибнут в морской пучине…»

– Артабан, – обратился Ксеркс к своему дяде Артабану, который стоял рядом, – скажи мне, если бы тот призрак не явился тебе, остался бы ты при своем прежнем мнении и отсоветовал бы идти войной на Элладу?

– В свое время я не советовал твоему родителю, моему брату Дарию, идти походом на скифов, – ответил Артабан, не глядя на царя, – а он меня не послушал, и ему пришлось вернуться назад, потеряв много храбрых воинов из своего войска. Так же и тебе я не советовал идти против людей, которые доблестнее скифов и, как говорят, одинаково храбро сражаются и на суше и на море. Но и тебе и мне явилось во сне видение, которое потребовало, чтобы мы выступили в поход. Пусть же, о царь, то, что обещало это видение, сбудется лишь так, как мы оба этого желаем. Что до меня, то я все время полон страха, тем более что я вижу – у тебя есть два страшных врага.

Ксеркс резко обернулся к нему, его черная борода дрогнула, блеснув тугими завитками.

– Странный человек! – гневно сказал он. – О каких страшных врагах ты говоришь? Разве ты считаешь, что эллинское войско сильнее моего? Или наши корабли хуже их кораблей? Или и то и другое? Если, по-твоему, наша военная сила недостаточна, надо как можно скорее набирать еще одно войско!

Артабан покачал головой:

– О царь! Если ты наберешь еще больше людей, то оба врага, о которых я тебе говорю, станут еще страшнее, а враги эти – море и чужая земля. Ведь нигде на море у тебя нет столь большой гавани, которая во время бури могла бы укрыть твои корабли! А чужая земля будет заманивать тебя все дальше, вперед. И чем дальше ты будешь продвигаться, тем враждебней она будет к тебе, и наконец в войсках у тебя начнется голод.

Ксеркс сердито блеснул агатовыми глазами.

– Если бы цари, мои предшественники, были того же мнения, то ты никогда не увидел бы нашего могущества, Артабан. Ибо великие дела обычно сопряжены с великими опасностями. Но, во-первых, мы сами идем в поход с большими запасами провианта. А во-вторых, в какую бы страну мы ни пришли, мы возьмем там весь хлеб, который у них есть. Мы идем войной на земледельцев, а не на кочевников. Откуда же голод?

Они еще долго спорили. И спор кончился тем, что Ксеркс приказал Артабану немедленно покинуть войско, вернуться в Сузы и охранять там его царский дом и его царскую власть.