Кир в насмешливом недоумении обратился к эллинам, бывшим в его свите:

— Что за люди — спартанцы? Или их число очень велико, что они обращаются ко мне с подобным требованием?

Спартанцы — дорийское племя, живущее на Пелопоннесе, У подножия Тайгета. Нет, число их невелико. И земли у них немного. По сравнению с войском царя Кира то же, что облачко по сравнению с грозовой тучей.

Выслушав сообщение эллинов, Кир сказал спартанскому глашатаю, не скрывая презрения:

— Никогда не боялся я таких людей, у которых посреди города есть определенное место, где они собираются и под клятвою обманывают друг друга. Если я доживу, спартанцам будет не до чужих бед — своих хватит!

Лакрин ушел от Кира с нахмуренным лбом. Он был в неприятном недоумении: как же так? Здесь угроза Спарты никого не испугала! И наоборот, он почувствовал, что угроза Кира страшнее, чем их угроза. Кир пригрозил всем эллинам и спартанцам тоже. Ведь и у них в Спарте есть базарные площади и рынки, где идет купля и продажа, а именно об этом и сказал Кир. У персов же нет рынков и базарных площадей, потому что они считают, что там не обходится без лжи и обмана, а ложь и обман для персов — величайший позор!

Кир еще погневался, а после посмеялся над такой самонадеянностью маленького эллинского племени. И забыл о нем.

Другие замыслы, другие заботы, неизмеримо более огромные и трудные, вставали перед Киром. Другие дороги звали его — дороги на Бактрию, на Вавилон… А может быть, и дальше — в Египет.

Ионийские колонии у моря? Да он и не пойдет воевать с ними. Эти города возьмут и без него его полководцы.

Перед тем как двинуться в дальние походы, Кир собрался в родные края, в Экбатаны. Город Сарды был красивый и богатый, с хорошим климатом и чистой водой. Но это был чужой город. Земли, которые он завоевал, были плодородными и цветущими, но это были чужие земли. Хотелось подышать суровой прохладой хребта Эльбурса, взглянуть на неприступный заоблачный Демавенд. Кир был такой же человек, как все. Его так же тянуло на родину, ему так же хотелось слышать вокруг родную речь, пусть варварскую, как считают здесь, по эту сторону Галиса, но родную!

Но это был только голос сердца, с которым Кир умел справляться, когда это было нужно. А главное, как хороший хозяин, он хотел посмотреть, что делается в стране, которую он оставил, надолго уйдя в поход.

Надо было наладить все, что разладилось, навести порядок, утвердить законность. Надо было устроить государственные дела так, чтобы не опасаться ни бунта, ни восстания среди подданных его обширного царства. Он хотел, чтобы власть его держалась не страхом, а довольством и спокойствием подвластных ему народов. Это было необходимо Киру, потому что он снова собирался в поход далекий и нелегкий.

Когда-то Вавилон был союзником Мидии. Теперь, когда Кир воевал с Крезом, вавилонский царь Набонид согласился помочь лидийскому царю и готовился вступить в войну против. Кира.

Но Кир действовал слишком быстро и уже захватил Сарды, пока Набонид собирал войска…

И тогда, когда вавилонский царь Набопаласар воевал на стороне Мидии против Ниневии, он был ненадежным союзником. Теперь же Вавилон стал открытым врагом. Этого сильного врага надо победить и захватить вавилонские земли. Вавилон богат. Дворцы Кира наполнятся сокровищами, и держава его увеличится.

А там недалеко и до Египта…

Охрану Сард Кир поручил персу Табалу. Запасы лидийского золота — золото Креза и Сард — он отдал под охрану лидянина Пактия, выразив этим свое уважение и доверие лидийскому народу.

И когда Кир все это устроил, то отправился в Экбатаны с огромной свитой и боевыми отрядами. Он взял с собой и Креза, которого любил и уважал и с которым теперь никогда не расставался.

ВОССТАНИЕ ПАКТИЯ

Все затихло в Сардах. Сверкающие воды Пактола смыли с улиц города следы минувшей битвы — грязь, кровь, пепел пожарищ. Горожане принялись за свои дела, жители деревень вышли на поля.

Но уже не было в Сардах прежнего веселья и гордого спокойствия. Чужой гарнизон стоял в городе, чужой человек, говорящий на чужом языке, жил во дворце царя Креза и правил страной. Персы не грабили, не обижали лидян, но они были хозяевами, они диктовали свою волю, и это было трудно терпеть.

Пактий ревниво хранил доверенное ему золото, золото Креза, золото Лидии. Он никого не допускал к сокровищнице, даже Табала.

Но для кого он, лидянин, берег это лидийское золото? Для Кира, для завоевателя, отнявшего независимость Лидии?

Нет, у Пактия созревали другие замыслы. Неужели он, держа в своих руках сокровища самой богатой страны, не сможет вернуть этой стране свободу? Кира нет, Кир далеко. Его конь уходит все дальше и дальше по мидийским дорогам, все дальше и дальше от Лидии. Пока персы-гонцы доскачут до Кира, лидяне успеют сбросить персидского сатрапа и опять станут свободными. Хватит ли у Кира силы снова покорить Лидию, которую он и в первый раз не так-то легко взял?

«А если у него, у Кира, хватит сил, — возражал Пактий самому себе, — что станется тогда с Лидией? Тогда ее больше не будет на земле».

Противоречивые мысли и чувства мучили Пактия. Разум говорил, что надо покориться, что бороться с Киром Лидии не под силу. Но чувство не соглашалось с разумом. Пактий уже не мог расстаться со своей дерзкой мечтой. Будет ли у него более удобный момент? Сегодня ключи от сокровищниц Креза у Пактия в руках, а завтра их могут отнять у него, и тогда уже никаких надежд на освобождение, никаких!

Может быть, кроме забот о свободе родины, голову ему кружил опасный мираж власти? Ведь если он, подняв восстание против Кира, победит, кому же, как не ему, Пактию, достанется высшая власть?

И Пактий решился. Взволнованный, он ходил среди лидян, не давая им успокоиться. Он верил, что настал день, когда им удастся выгнать персов и снова стать свободными. Этой верой он окрылил и других. Лидяне еще не привыкли к зависимости, и речи Пактия были как горящий факел, брошенный в солому.

Табал не успел понять, что происходит, а Пактий, захватив все золото из сокровищниц Креза, собрал лидян, могущих держать оружие в руках, и отправился к морю.

Здесь, в приморских колониях, Пактий нанял большое войско: золота у него хватало. Он призывал и жителей побережья помочь ему в битве с персами. Многие откликнулись на его призыв.

Пришли из Приены, пришли из Магнесии, пришли лучники и копейщики с зеленой равнины Меандра.

Со всем этим войском Пактий вернулся в Сарды. Снова отдохнувшую было от побоищ и крови страну заполонили солдаты, снова военные обозы прошли по полям, выбивая дотла посевы.

Табал заперся в крепости. Пактий, окружив Сарды войсками, начал осаду.

Персидские гонцы нагнали Кира уже на мидийской земле. Царь выслушал их, и глаза его засверкали от негодования.

Он обернулся к Крезу.

— Чем все это кончится, Крез? — сказал он с гневным укором. — Мне кажется, лидяне не хотят успокоиться? Думаю я, будет лучше обратить их в рабство. До сих пор я поступал с ними милосердно. Я лишил их тебя, но самим лидянам возвратил город. И после этого они восстают против меня!

Крез испугался. Он знал, что Кир не любил казнить пленных врагов. Но Кир не терпел, когда обманывали его доверие. Крез испугался за Лидию.

— Ты говоришь правду, царь, — сказал он. — Но не гневайся, не уничтожай древнего города, ведь Сарды ни в чем не виноваты. Виноват перед тобою был я и терплю за это достаточно. А в том, что случилось теперь, виноват Пактий, которому ты доверил золото. Он и должен быть наказан, а самим лидянам даруй прощение. Но чтобы они не бунтовали против тебя, сделай такое распоряжение: запрети лидянам носить оружие, прикажи надеть длинные хитоны и высокие башмаки; вели им также обучать своих детей игре на кифаре и арфе, а также пусть они учатся торговле. И ты, царь, скоро увидишь их мирными людьми, и больше не нужно будет опасаться, что они восстанут против тебя.

Крезу тяжело было давать этот совет, но, разоружая свою Лидию, он знал, что этим спасет ее. Сердце его дрожало при мысли, что лидян, в цепях и колодках, рабами погонят в чужие земли. Он снова с горячим волнением принялся убеждать Кира не губить лидян и послушаться его совета.