Макрон с усилием отвел глаза.

– За что ты так? – тихо спросил он, устремив глаза в темноту. Сердце бешено колотилось, будто стремилось наружу.

Неожиданно Клавдилла обвила его мощную шею тонкими руками, и он вздрогнул, настолько тихо она приблизилась. Макрон заставил себя повернуть голову, и его взгляд окунулся в бездонную тьму ее зрачков. Внезапный всплеск страсти нахлынул, заставил горько застонать.

– Почему ты мучаешь меня? Знаешь же, что люблю до безумия только тебя одну, – прошептал Невий, касаясь губами ее нежной кожи.

Дивный аромат, исходящий от девушки, кружил ему голову. Он обхватил ее своими огромными руками и нежно прижал к груди, закованной в тяжелый панцирь.

– Я слишком поздно поняла, что Калигула не стоит тебя, но моя гордость не давала мне сознаться в этом даже себе самой. Ты настоящий мужчина, с сильными руками и грубой кожей, тот, кто мне нужен, тот, кого я смогу любить. – Голос Юнии задрожал, и Макрон почувствовал влагу ее слез на своей щеке. – Я сделала много ошибок, слишком много, чтобы быть достойной этого чувства.

– Ты сказала мне тогда: «Возвращайся», и я вернулся. Вернулся, чтобы увезти тебя на край света, чтобы никто больше не вставал на нашем пути – ни Энния, ни твой муж, – тихо произнес Невий, и сердце его замерло.

– Нет, я ухожу, Макрон. – В ее голосе неожиданно зазвучали резкие нотки, и она попыталась вырваться. – Я не должна была приходить к тебе. Это еще одна моя ошибка. Ослабь свои объятия.

– Но почему, божественная? Я обидел тебя?

– Те преступления, что совершила я, стеной стоят меж нами. Ты ведь знаешь обо всем, и… Неужели продолжаешь любить?

– Клянусь Юпитером, люблю. Только Калигула с его порочным нравом мог заставить тебя пойти на такое. И только он должен ответить за все. Но не ты, жизнь моя.

В сгустившемся мраке Макрон не мог разглядеть, как заблестели глаза Клавдиллы, но она все же опустила длинные ресницы, чтобы ненависть не выплеснулась наружу, подобно смертельному яду. Калигулу окружают негодяи, способные предать при удобном случае. А он всегда считал, что у него есть верные друзья, способные помочь выжить в борьбе за власть, когда старый Тиберий сойдет в царство теней.

– Он ответит, – с трудом проговорила она. – Но прежде… – И умолкла, не в силах продолжить.

Голова Макрона закружилась от аромата ее волос. Он и не расслышал ее последних слов, опьяненный страстью. Уже не владея собой, он приподнял ее и бережно уложил на ложе. Сломанные мощными пальцами, покатились по полу фибулы его кожаного панциря, он с легкостью отшвырнул его в сторону, сорвал красную тунику с птеригами, и Клавдилла замерла в восхищении, увидев мощь его мужской плоти. Макрон навалился, нетерпеливо прижав к себе ее хрупкое тело, и Юния, ощутив эту силу в своем лоне, сладострастно изогнулась и впилась розовыми ноготками в поросль седых волос на его необъятной груди.

После торопливых, неумелых ласк Калигулы и утонченных забав с Фабием она с наслаждением отдавалась грубым рукам Макрона, гладившим ее грудь с таким неистовством, будто рукоять меча перед боем.

Три мужчины в ее жизни, но такие разные в искусстве любви.

Разметав после бурных объятий лунное золото волос на его широкой груди, Юния смотрела в темноту пред собой и счастливо улыбалась, прислушиваясь к громкому дыханию лежащего рядом мужчины. Она любила его в эту ночь, искренне и страстно, осознавая, что вспыхнувшее чувство уже начало понемногу умирать в ее душе. Так она любила и Фабия Персика в тот день, когда он придумал, чтобы мастер изваял ее статую из золота.

Гасли, потрескивая, чадящие фитильки в бронзовых светильниках, спускающихся с невидимого потолка, и, когда потух робкий последний огонек, померкла и любовь в черных глазах Юнии.

Она осталась на ночь, бессонница уже не томила, усталому разуму требовался покой, глубокий сон овладел ею, стоило обвить рукой шею лежащего рядом мужчины и склонить голову ему на грудь.

Восхитительным оказалось пробуждение. Клавдилла проснулась на ложе, усыпанном лепестками роз. Макрон, уже одетый, сидел рядом и нежно перебирал огромными ручищами ее дивные локоны, любуясь красотой нагого тела девушки. Юния счастливо улыбнулась, в черных глазах вспыхнули радостные огоньки.

– Нас уже ждет завтрак, – тихо шепнул Невий, наклонившись к ней своим огромным телом. – Скажи мне только одно. Ты ведь не будешь торопиться с отъездом в дом Клавдия?

Она мотнула головой. И он прочел в ее глазах желание остаться, и, как ему показалось, навсегда.

– Ты не сердишься на меня? – спросила Юния и хитро прищурилась.

Макрон склонил набок седую голову, будто задумавшись:

– Знаешь, но ты все-таки была весьма соблазнительна в образе беззубой негритянки. Мы можем повторить…

Ее смех зазвенел рассыпавшимися бусинками, тонкой ладошкой она, потянувшись, закрыла ему рот:

– Прекрати издеваться. Ты же чуть не убил меня. И как, по-твоему, я могла уйти незамеченной из дома Клавдия?

– Но все-таки пришла, когда я уже утратил последнюю надежду, бесконечно моля богов об этом счастье.

Он посмотрел на Юнию, но неожиданно взор его потух и наполнился тяжелой печалью. Клавдилла прочла в его глазах невысказанные сомнения и вопросы.

– Я чувствую твое беспокойство, мой Невий, – сказала она, – ты догадался обо всем. Да, это я подожгла Авентин в ночь нашей свадьбы с Гаем, да, это я подделала документы, чтобы доказать императору, что его внук – незаконнорожденный выродок Сеяна. И Фабий убит из-за того, что я подставила его.

Макрон вздохнул, он продолжал молчать и гладить роскошное золото волос подруги. Противоположные чувства раздирали его: любовь и страх перед ее черной, лживой душой. Что, если притворство и то, что случилось между ними?

– Ты была любовницей Фабия, я видел в его спальне золотую статую, – жестко произнес он и пристально посмотрел на Юнию.

Клавдилла в изумлении приоткрыла рот.

– Так, значит, это тебе Тиберий приказал расправиться с Персиком? – запинаясь на каждом слове, спросила она.

– Да, я убил твоего возлюбленного, который по неведомой причине перестал быть тебе угоден. Или ты с самого начала планировала этот заговор с ним, чтоб потом избавиться и от свидетеля, и от надоевшего любовника?

– А тебе жаль этого пустого кутилу? Он причинил мне немало неприятностей, вел себя как влюбленный дурак, не внимая голосу разума и моим увещеваниям. – Юния гневно поджала губы и устремила на Макрона колючий, неприязненный взгляд. – Значит, именно тебе я должна быть благодарна за эту услугу?

Префект не ответил, лишь внимательно посмотрел на нее, чувствуя, что страх, неприязнь и застарелая ненависть к Юнии растворяются в его душе. Да и что значат для него эти гнусные преступления в сравнении с тем, что он обладал совершенным телом недоступной Клавдиллы, вкусил прелесть ее любви. Юния наблюдала, как меняется его лицо, чувствовала, что надо укрепить в нем слепую веру в то, что чувства ее искренни, и не вспугнуть начало новой любви, уже без примеси ненависти.

– Мы не были с ним любовниками, мой Невий, – робко шепнула она и, изящно изогнувшись, скользнула к нему на колени. – Я всегда мечтала, чтоб меня завоевывали так, как ты. Твоя сила и необузданная вседозволенность привлекли меня, когда я впервые увидела тебя в лупанаре Лары Варус. Я заметила, как ты смотрел на меня на Аппиевой дороге, когда Калигула объявил о нашей помолвке. Потом ты пытался похитить меня во время пожара на улице, спас из рук обезумевшей толпы и забрал у вигилов. Я ведь тогда хотела броситься в Тибр от отчаяния. Меня позабавила и твоя сумасшедшая выходка в доме моего отца. Пытаться изнасиловать в собственной спальне! Я чувствовала, что любовь твоя не просто прихоть, но до свадьбы не могла поддаться соблазну полюбить тебя так, как ты этого заслуживаешь, мой милый.

Макрон тряхнул седой головой, отгоняя наваждение. Юния поняла, что он еще не убежден до конца в ее искренности.

– Но я помню твои глаза, когда ты сидела на коленях Приапа перед приходом жениха, – произнес он с усилием сквозь плотно сжатые губы, чтоб не застонать от безысходности.